Он поклонился леди Палмер и согласился, что да, в самом деле, им очень повезло, что вечер бала оказался таким ясным, несмотря на утренний дождь. Его мать улыбнулась, кивнула и отпустила несколько любезных замечаний. Лоррейн тепло улыбнулась и поздравила леди Палмер с тем, что обещало стать грандиозным успехом сегодняшнего вечера.

Эдвард чопорно наклонил голову, здороваясь с Трешемом. Тот повторил его жест и любезно заговорил с обеими дамами. Как ни поразительно, но ни мать Эдварда, ни Лоррейн вроде бы не таили никакой неприязни к человеку, во время гонки с которым погиб Морис. Вероятно, они правы. Не Трешем, так был бы кто-нибудь другой. И, строго говоря, несчастный случай произошел не из‑за Трешема. Тот обогнал Мориса перед крутым поворотом дороги, благополучно одолел поворот и обошел препятствие (большую телегу с сеном), с которым столкнулся экипаж Мориса на самом слепом отрезке поворота.

Трешем повернулся направо, а Эдвард и обе его дамы — налево. Видимость больше никто не заслонял.

— Позвольте представить вам мою сестру, леди Анджелину Дадли, — произнес Трешем.

О Боже милостивый!

Взгляд Эдварда упал на нее, а ее взгляд — на Эдварда еще до того, как брат леди Анджелины закончил свое короткое представление.

Сегодня вечером она выглядела безупречно респектабельно, одетая в белое платье простого скромного покроя, тем не менее, облегавшее ее высокую изящную фигуру самым удачным образом. Она стояла в безупречной позе и вежливо улыбалась. Щеки у нее ярко порозовели, в темных глазах сверкали искры.

Она выглядела красивее, чем раньше, хотя ни в ее чертах, ни в цвете лица не было ничего утонченного.

Эдвард пришел в смятение.

Он поклонился ей, а она присела перед ними в реверансе, хотя смотрела только на него, причем очень пристально.

— Леди Анджелина, — пробормотал он.

«Не вздумай ничего сказать», — безмолвно заклинал ее Эдвард.

Возможно, ей и не требовалась его просьба, хотя она совершенно определенно собиралась заговорить с ним и в «Розе и короне», и сегодня утром в Гайд-парке.

— Лорд Хейворд.

Ну, конечно же, думал между тем Эдвард. Он проехал мимо Трешема спустя десять минут после того, как покинул гостиницу, и Трешем ехал из Лондона, в то время как все остальные стремились в Лондон. Трешем просто встречал сестру в «Розе и короне». Все доказательства буквально смеялись ему в лицо, в том числе и поразительное сходство брата и сестры, а он не уловил связи.

А теперь он обречен на танец с ней — с леди, не умеющей себя вести. С Дадли!

Теперь она улыбалась его матери и о чем-то беседовала с ней. Позади них уже собралась очередь. Пора переходить в бальный зал.

— С нетерпением жду нашего первого танца, леди Анджелина, — произнес Эдвард.

Улыбка у нее просто ослепительная. И зубы безупречные.

— О, — отозвалась она, — я его тоже с нетерпением жду, лорд Хейворд.

— Какая жалость, — сказала его мать, когда они вошли в бальный зал, — что она пошла в отцовскую родню, а не в материнскую.

— Может, и нет, — откликнулась Лоррейн. — Благодаря такой внешности ее вряд ли будут сравнивать с покойной герцогиней Трешем, а это большое преимущество, несмотря на то что герцогиня была редкостной красавицей. Кроме того, она весьма привлекательна, как по-твоему, Эдвард?

— Я думаю, она самое прекрасное создание из всех, кого мне когда-либо довелось увидеть, — ответил он и тут же почувствовал себя ужасно глупо.

Он подразумевал совсем не то, что прозвучало, и совершенно не восхищался этой девушкой. Наоборот! Это было всего лишь объективное наблюдение, а получилось, что он выставил себя влюбленным дурачком.

Обе дамы с интересом на него посмотрели.

— Безусловно, она производит впечатление, — заметила мать. — И весьма очаровательна. В ней чувствуется живость, редко присущая девушкам, непривычным к светскому обществу. И она, что совершенно очевидно, рада знакомству с тобой, Эдвард. Просто глаз не могла от тебя отвести. Но сегодня вечером ты выглядишь весьма изысканно, правда, Лоррейн?

— Эдвард всегда выглядит изысканно, — ласково улыбнулась ему Лоррейн.

Эдвард мысленно вздохнул. Один час. Через час бал начнется и первый танец останется позади. Тогда он сможет расслабиться.

Но почему какой-то час кажется ему вечностью?

Оркестранты на возвышении уже настраивали инструменты, собираясь вот-вот начать. Следующие полчаса, думала Анджелина, станут решающими, самыми восхитительными в ее жизни. Собственно, это будет началом ее настоящей жизни. Блаженным началом.

Когда Трешем повернулся к очередным гостям, а две дамы чуть отодвинулись в сторону, и Анджелина смогла рассмотреть джентльмена, который шел с ними…

Ну, просто нет слов!

А когда она вспомнила, что сказал минутой раньше мажордом, и сообразила, что это и есть граф Хейворд, с которым она будет открывать бал…

У Анджелины чуть не случился сердечный приступ.

— Графиня Хейворд? — спросила она у Трешема за мгновение до того, как он собрался приветствовать очередного гостя, и голос ее чуть не сорвался на писк. — Я буду открывать мой дебютный бал с женатым мужчиной?

То, что он может быть женат, вообще не приходило ей в голову.

— Графиня — это его невестка, — объяснил Трешем. — Она была замужем за его братом, покойным Хейвордом и чертовски хорошим парнем.

Ну конечно. Она это знала! Розали устроила так, что открывать бал будет в том числе и вдовствующая графиня Хейворд.

Тут ее осенило еще раз.

Старый засохший пенек?

Но Трешем уже с кем-то здоровался и как раз собирался представить ее. Ой, мамочки, нужно запомнить столько новых лиц, да еще приложить к ним столько имен! Она уже даже пытаться перестала.

Его зовут граф Хейворд.

Он холост.

И она твердо намерена этим танцем начать новую жизнь.

И жить долго и счастливо.

Хотя никогда не верила в подобную чушь.

А сейчас вдруг поверила.

И следующие полчаса будут принадлежать только ей. Нет, им обоим.

Он стремительно направился к ней сразу, как только она вошла в бальный зал — Трешем справа, кузина Розали слева, и лицо его выражало твердое намерение, словно это была очень серьезная минута. Словно это что-то для него значило.

Возможно, так оно и было.

Анджелина едва успела одернуть себя и не прижала руки к груди. Несмотря на то что все ее внимание сосредоточилось на графе Хейворде, она не могла не заметить, что буквально все в бальном зале смотрят на нее. Конечно, все смотрят. И ее самоуверенность тут ни при чем. Это ее бал, и она будет его открывать первым танцем. Кроме того, в этом году она самая желанная юная леди Лондона. Сестра герцога Трешема.

Граф Хейворд остановился перед ней, склонил голову, глядя на Розали и Трешема, а потом перевел взгляд на нее. Взгляд прекрасных голубых глаз.

— Полагаю, это мой танец, леди Анджелина, — произнес он.

И протянул ей руку.

Анджелине казалось, что сейчас она может пробежать пять миль против сильного ветра. Она улыбнулась и решила не открывать веер. Меньше всего ей сейчас требовался лишний ветер.

— Да, — ответила она. — Благодарю, милорд.

Положила руку на тыльную сторону его ладони (твердой и теплой) и шагнула в пустое пространство бального зала, встав рядом с Хейвордом.

Их самое первое прикосновение!

Анджелине казалось, что в ее животе внезапно поселился целый рой порхающих бабочек. Или она просто нервничает? Или возбуждена? Или все вместе?

Хейворд подвел ее почти вплотную к оркестровому возвышению и немного отошел в сторону.

Это стало сигналом для остальных пар, они подходили и занимали свои места, образовав длинную шеренгу, готовую к первому танцу, — дамы с одной стороны, джентльмены с другой.

Анджелина посмотрела на стоявшего напротив лорда Хейворда. Он ответил ей решительным взглядом.

Он одет аккуратно и модно, но без всяких излишеств — ни высоких острых углов воротника рубашки, грозящих выколоть ему глаза, ни скрипящего корсета, никаких торчащих кармашков для часов и вываливающихся из них цепочек, ни жилета с замысловатой вышивкой, ни стрижки с дурацким названием вроде «Брут». И никакой улыбки.