– Это еще пустяки, если сравнить с мерами предосторожности на четвертом и пятом этажах, – заметила Рейчел.

– А что там?

– Компьютеры и дубликаты всех данных исследований. Там на каждом дюйме какие-нибудь детекторы – инфракрасные, звуковые и такие, которые улавливают движение.

– Мы туда пойдем?

– К счастью, нам туда не нужно. И нам не придется, слава Богу, ехать в округ Риверсайд.

– А там что?

– Там сами лаборатории. Все расположено под землей, и не только для биологической изоляции, но и для лучшей защиты от промышленного шпионажа.

Бен знал, что Генеплан является лидером в быстро развивающейся области, в которой во всем мире существует бешеная конкуренция. Яростная гонка, чтобы оказаться на рынке первыми с новым товаром, помноженная на природную азартность людей, занятых в этой отрасли, – все это заставляло их охранять свои секреты и результаты исследований с тщательностью, граничащей с паранойей. Тем не менее здешняя изощренная система охранной сигнализации потрясла его. Это уже были не меры предосторожности, а способ существования людей в постоянной осаде.

Доктор Эрик Либен являлся специалистом по рекомбинантным ДНК, одним из наиболее талантливых ученых быстро развивающейся науки сцепления генов. И Генеплан представлял собой одну из компаний на передовой линии чрезвычайно доходного биобизнеса, который возник на базе этой науки в конце семидесятых годов. Эрику Либену и Генеплану принадлежали чрезвычайно ценные патенты на целый ряд микроорганизмов и новых линий растений, созданных при помощи методов генной инженерии, включая микроб, который мог производить высокоэффективную вакцину против гепатита, в настоящее время находящуюся на рассмотрении в фармацевтическом департаменте (однако не было сомнений, что она наверняка будет одобрена и поступит в продажу меньше чем через год); еще один искусственно созданный микроб, вырабатывающий супервакцину против всех типов вируса герпеса; новый сорт пшеницы, которая дает прекрасный урожай, даже если ее поливают соленой водой, что позволяет фермерам выращивать ее на засушливых землях, расположенных не слишком далеко от океана, и воду для полива качать оттуда; новое семейство слегка видоизмененных апельсинов и лимонов, имеющих генетическую защиту от плодовых вредителей и разных болезней, что делает ненужным обработку цитрусовых плантаций пестицидами. И каждый из этих патентов, а это далеко не все, что было на счету компании Эрика, стоил десятки, а то и сотни миллионов долларов. Так что, подумав, Бен рассудил, что, пожалуй, было правильным потратить небольшое состояние для охраны исследовательских данных, приведших к созданию каждого из этих золотоносных приисков.

Рейчел подошла к средней из трех дверей, отключила сигнализацию и ключом открыла замок.

Когда Бен последовал за ней и закрыл за собой дверь, он обнаружил, что она необыкновенно тяжелая и, не будь она установлена на тщательно сбалансированных шарнирах, ее бы не сдвинуть с места.

Рейчел провела его через несколько темных и пустынных коридоров к двери, ведущей в личный кабинет Эрика. Здесь ей потребовалось набрать еще один код, чтобы войти.

Попав наконец в святая святых, она быстро пересекла кабинет, застеленный старинным китайским ковром в розовых и бежевых тонах, и подошла к письменному столу Эрика. Как и все в приемной, это также было ультрамодерновое сооружение, только еще более дорогое и поражающее воображение, из редкого, в золотых прожилках мрамора и полированного малахита.

При свете яркого, но узкого луча фонарика можно было разглядеть только центральную часть большой комнаты, так что Бен вынес туманные и случайные впечатления о ее интерьере. Он показался ему еще более модернистским, чем во всех других обителях Эрика, даже слегка футуристским.

Проходя мимо стола, Рейчел положила на него свою сумочку и пистолет и прошла к задней стене. Бен подошел и встал рядом. Она осветила фонарем квадратную картину, четыре на четыре фута: широкие полосы блеклого желтого и удручающего серого цвета, разделенные тонкими темно-красными полосками.

– Еще один Ротко? – спросил Бен.

– Ага. И кроме того, что это предмет искусства, картина выполняет еще одну функцию.

Она просунула пальцы под полированную стальную рамку, что-то нащупывая в нижней ее части. Раздался щелчок, и картина отошла от стены, на которой была прочно закреплена. За ней обнаружился большой сейф, на круглой дверце которого сверкали наборный диск и ручка.

– Примитивно, – заметил Бен.

– Не скажи. Это тебе не просто стенной сейф. Стенки из стали толщиной в четыре дюйма, передняя панель и дверца – шесть дюймов. И сейф не просто вставлен в стену, он приварен к стальным балкам самого здания. Требуется целых две кодовые комбинации, одна по часовой стрелке, другая – против. Несгораемый, да и, по сути дела, взрывостойкий.

– И что он там хранит – смысл жизни?

– Какие-то деньги, наверное, как и в домашнем сейфе. – Рейчел передала Бену фонарик. Потом повернулась и начала набирать первый код. – Важные бумаги.

Он направил луч фонарика на дверцу сейфа.

– Ладно, а нам-то что нужно? Наличные?

– Нет. Папка. Возможно, записные книжки.

– И что там?

– Основные данные по важному исследовательскому проекту. Краткие сведения по последним результатам, включая копии текущих отчетов Моргана Льюиса Эрику. Льюис возглавляет этот проект. И если нам повезет, мы найдем здесь также личный дневник Эрика. Там все его практические и философские соображения по поводу проекта.

Бен удивился, получив ответ на свой вопрос. Может быть, она собралась наконец рассказать ему все свои секреты?

– А что за проект? – спросил он. – Какой особой теме он посвящен?

Рейчел не ответила, только вытерла потные пальцы о блузку, прежде чем начать набирать первую цифру второго кода.

– Так что за проект? – настаивал он.

– Мне надо сосредоточиться, Бенни, – сказала она. – Если я ошибусь хоть в одной цифре, мне придется начать все сначала, включая первый код.

Похоже, больше ему пока ничего не узнать, придется довольствоваться тем, что она вообще упомянула про папку. Но Бену надоело бездельничать, а единственное, что он мог делать, это поднажать на нее, и поэтому он спросил:

– По-видимому, существуют сотни папок по поводу десятков исследовательских проектов, так что, если здесь он хранит только одну, она должна касаться чего-то самого важного, что делается в Генеплане.

Прищурившись и от усердия закусив кончик языка зубами, Рейчел сосредоточила все внимание на диске.

– Чего-то здорово большого, – продолжал Бен.

Она промолчала.

– А возможно, это делается для правительства, для военных, – не отступал он. – Тогда это что-то крайне секретное.

Рейчел набрала последнюю цифру, повернула ручку и открыла маленькую стальную дверцу.

– Черт! – воскликнула она.

Сейф был пуст.

– Они побывали здесь раньше нас.

– Кто? – потребовал ответа Бен.

– Они, верно, подозревали, что я в курсе.

– Кто подозревал?

– Иначе они не стали бы так спешить избавиться от папки, – добавила она.

– Кто? – повторил свой вопрос Бен.

– Сюрприз, – раздался мужской голос за их спинами.

Рейчел ахнула, а Бен стремительно повернулся, чтобы разглядеть владельца голоса. В свете фонарика он увидел высокого лысого мужчину в светло-бежевом спортивном костюме и зеленой в белую полоску рубашке. На голове не было ни единого волоса, так что, скорее всего, он ее брил. Квадратное лицо, крупный рот, нос с горбинкой. Скулы славянина и серые глаза с оттенком грязного льда. Он стоял по другую сторону письменного стола. Бену он напомнил покойного кинорежиссера Отто Преминджера. Утонченный, несмотря на спортивный костюм. Вне сомнения, умный. Потенциально опасный. Он забрал пистолет, который Рейчел оставила на столе вместе с сумочкой, когда они пришли в кабинет.

Хуже того, мужчина держал в руке боевой «магнум-19», Бен был хорошо знаком с этим револьвером и глубоко уважал его. Тщательно сработанный, со стволом в четыре дюйма, он заряжался патронами «магнум-357», весил тридцать пять унций[5] и был таким мощным и точным, что с ним можно было охотиться на оленей. Заряженный пулями со срезанной головкой или с оболочкой, пробивающей броню, он являлся одним из самых смертоносных револьверов в мире, пожалуй, даже самым смертоносным.