— Кто-о?
— Ну, когда с собакой долгое время плохо обращались, били, например, — так она потом никого не подпускает. Или подпускает только на определенное расстояние. Ни с кем не вступает в контакт. А окажется загнанной в угол — бросится на любого, даже на того, кто ее кормил года два. И это в ней трудно изменить.
Мэг непроизвольно скосила глаза на собак, мирно спящих на коврике у камина. Дэниел перехватил взгляд и, казалось, прочитал ее мысли.
— Молли всегда любили. Вот она и переступила через свой страх, доверилась мне.
Мэг согласно кивнула.
— А у меня… был отец. Ты представить себе не можешь, как я ему благодарен. И судьбе благодарен за такого отца.
— Знаю, — еле слышно подтвердила она. — Я тоже его любила. — Она отпила кофе, потому что во рту у нее пересохло. — Ты знаешь, Дэниел, он мне стал так симпатичен с первой минуты, как я его увидела.
— Он очень хорошо к тебе относился.
— Правда? — Она, конечно, и сама знала, но как приятно услышать это из уст Дэниела.
— Отец знаешь что говорил? Ты, как фейерверк. Так тебя и называл — мисс Фейерверк.
Мэг улыбнулась — этого она не знала.
— И у матери тоже поднималось настроение, когда ты приходила.
— Она казалась мне такой одинокой…
— Слышал я, как однажды ночью они разговаривали с отцом: она говорила — твоей матери повезло, что у нее такая дочь.
Эти слова вызвали у Мэг целый поток мучительных воспоминаний, но вслух она ничего не сказала, не желая, чтобы разговор пошел в этом направлении.
— Ты очень помогла нам всем, Мэг. Всей нашей семье.
Она поставила чашку с кофе, села ему на колено, обвила руками его шею, положила голову ему на плечо.
— А мне… мне всегда хотелось переехать к вам: печь вам пироги, мыть полы, убираться в доме, в общем, помогать. — Она помолчала немного. — Дэниел, я понимала, что твоей матери плохо. Но если бы она могла изменить себя — так бы и сделала. Не была бы тогда такой несчастливой. Она и хотела… и боялась. Не знала как…
Дэниел так крепко обнял ее, что ей трудно стало дышать. То, что она хотела ему сейчас сказать, совсем уж не укладывалось в голове, но она решила все-таки освободиться от этого.
— Моя мать — она могла, но не хотела. Она не желала, чтобы я была рядом с ней. Я много об этом думала. Мне кажется, я появилась на свет по ошибке. Или, возможно, она считала, что риск моего появления на свет стоит отнести на счет моего отца.
— А что с ним случилось, Мэг?
— Он ушел от нас, когда я была совсем маленькой. Не хотел больше нас видеть. Он ждал мальчика.
— Он тебе так и сказал?
— Да, когда мы с ним однажды поссорились. Я была трудным ребенком, Дэниел.
— Думаю, и мать говорила тебе что-нибудь подобное.
— И не раз. — Она удобнее устроилась у него на коленях. — Я долго не могла понять, почему она такая, — на протяжении стольких лет. Пока твой отец не объяснил мне.
— Да, Мэг. Он любил людей такими, какие они есть. Он умел понимать, прощать недостатки.
— Замечательный он был человек. Вся моя книга, в сущности, о нем. О… обо всех вас. Вы даже не представляете, какое влияние вы все — ваша семья — оказали на меня.
— Ты ее простила, Мэг?
Она поняла, кого он имеет в виду.
— Н… не думаю… Нет… Еще нет.
Он притянул ее к себе, положил подбородок ей на макушку.
— Знаю, что должна это сделать рано или поздно.
— Не знаю, что и сказать. Она ведь, наверно, не ведет дневников.
Весь в отца, думала Мэг. Такой же прямой. Когда человеку надо помочь — лечит правдой.
— Может быть, напишешь об этом книгу, а, Мэг?
— Может быть. — Она даже не удивилась, что он угадал ее намерение: иногда ей казалось, что они могут угадывать и мысли друг друга.
Они замолчали; так хорошо было сидеть рядом и молчать…
Утром, когда Мэг хорошо выспалась и отдохнула, Дэниел устроил ей нечто вроде экскурсии по ранчо и показал трех своих арабских скакунов. Она мысленно восхитилась умными, грациозными животными. Их дикий, необузданный нрав (теперь несколько укрощенный), умные, влажные глаза привели ее в восторг. Две черно-белые козы рассмешили своими озорными прыжками; курам она бросила корм.
Потом отправились купаться; пруд был собственностью Дэниела. Солнце, хотя и стояло в зените, светило ласково. Мэг сбросила одежду.
— Хорошо, что Джо и Брэтта нет поблизости, а то стащили бы мои вещички.
— Они что — говорили тебе об этом?
— Ты, я смотрю, совсем не знаешь семейных секретов, — озорно поддразнила она, вскинув брови, и с визгом бросилась в воду.
Даже в такой жаркий день вода в пруду была так холодна, что у Мэг перехватило дыхание. Дэниел, бросившийся в воду вслед за ней, схватил ее за талию и нырнул, увлекая и ее под воду.
— У-уф! — фыркнула она, когда они вынырнули на поверхность. — Так нечестно!
— Честно, честно! — Он поцеловал ее.
— Я думала, холодная вода оказывает на мужчин успокаивающее действие.
— Когда ты рядом — нет.
Она весело рассмеялась и принялась брызгать в него водой, еще и еще… Наконец он схватил ее за руку и вытащил на берег, где заранее расстелил шерстяное одеяло.
— Ты маленькая язычница, — определил он.
— Ты так думаешь? — Мэг растянулась на одеяле, подставляя тело солнцу и теплому ветерку и прислонившись к Дэниелу. Просто лежала, касаясь его боком, и думала теперь о том, что будет дальше.
— Слушай-ка! — вдруг задиристо проговорила она. — Мы с тобой… в кровати; в амбаре; под душем; на полу. — И метнула в него шаловливо-проказливый взгляд. — А у пруда?
— Нет проблем. Я — великий импровизатор!
Она засмеялась.
— А на крыльце?
— День только начинается, Синеглазка.
Они смеялись и болтали. Ели завтрак, который вместе готовили на кухне. Хантер приехал с ними в багажнике и сейчас выпрашивал лакомые куски. Когда завтрак был съеден, Мэг опять растянулась на одеяле, чувствуя на себе упорный взгляд Дэниела.
— Мэг… — тихо произнес он.
Она молча смотрела в его ставшие тревожными темно-серые глаза.
— Мэг, не уезжай до конца недели! Останься!
— Хорошо, Дэниел.
Она обрадовалась, что он попросил ее остаться: сама хотела заговорить об этом, но как-то неудобно было. Она не уезжала бы никуда до конца своей жизни, если б он попросил. Но что-то удерживает его. Она чувствовала, что это, почти знала.
— Хорошо, — пообещала она еще раз и обняла его за шею.
Глава десятая
«Останься»… Что означает это слово? В среду утром Мэг размышляла об этом, колдуя над тестом для шоколадного торта. Лаура, как истинная подруга, обещала заехать. Мэг звонила ей накануне: пусть приедет на ланч, а заодно захватит ее вещи, потому, что сама она останется у Дэниела до конца недели.
— Ты, может, скажешь мне все-таки, что с тобой происходит? — не удержалась Лаура.
— Что я могу сказать, если сама толком ничего не знаю. — Мэг быстро переменила тему разговора: — Ты мне лучше скажи рецепт шоколадного торта, как его твоя бабушка делала.
— Да, это самый вкусный на свете торт! — похвасталась Лаура и подробно все изложила.
Мэг прикинула, что продуктов, которые есть у Дэниела в шкафу, для теста хватит; купить в городе вафельные коржи и шоколадную крошку — это после ланча. Она так увлеклась приготовлением теста, что не слышала, как вошел Дэниел.
— Синеглазка! А я думал, что эту книгу тебе надо написать к определенному сроку.
Дэниел достал из холодильника яблочный сок, налил себе стакан и, перегнувшись через стойку бара, смотрел, что она делает. Вид у Мэг, как… у пьяной: нос в муке; яростно колотит кулаками по тесту, будто сражается с диким зверем.
— Я и не перестаю работать над своим новым романом — в голове. Вот занимаюсь этим и одновременно думаю: подбираю варианты, выстраиваю сюжетную линию. А то застряла что-то на середине — тяжело идет — и решила переменить вид деятельности, это обычно помогает.
Дэниел молча кивнул. Если б она говорила на суахили, понял бы, пожалуй, не больше. Но ей так нравится — пусть. Главное, она согласилась остаться до конца недели. Попросить ее остаться навсегда?..