В какой‑то момент Ольга Васильевна перехватила изумленный взгляд дочери и спохватилась, смутившись своего чрезмерного возбуждения. Она сразу вспомнила о своем обещании – дать дочери урок кулинарного мастерства – и, хотя ей ужасно хотелось еще поболтать с этим занятным молодым человеком, быстро свернула разговор.

– Андрей, я должна перед вами извиниться, – опустила глаза Ольга Васильевна, – но дело в том, что нам со Светой нужно кое‑что обсудить. Я надеюсь, Рома не даст вам скучать...

– Ну, конечно, Ольга Васильевна! Делайте что вам нужно, а уж мы‑то найдем, чем заняться!

На кухне от недавнего оживления матери не осталось и следа. Она хлопотала все с той же привычной виноватой и смущенной робостью, которая всегда одолевала ее в присутствии дочери. Света вновь почувствовала жалость к матери и раскаянье в своей былой черствости и непримиримости. Как она была свободна и раскована только что с Андреем, а с ней, Светой, опять прятала глаза, как будто свое женское счастье украла у собственной дочери!

«Да сколько же можно!..» – в смятении подумала Света и вдруг, повинуясь внезапному порыву, полная жалости и сострадания к матери, шагнула к ней, обняла ее сзади и, закрыв глаза, крепко прижалась щекой к мягкой материнской щеке. Они замерли обе, боясь спугнуть это неожиданное и долгожданное единение, эту волнующую душевную близость. Помолчав немного, Ольга Васильевна тихо, почти шепотом, произнесла:

– Светочка...

– Что, мам? – так же тихо откликнулась Света.

– А ты и Андрей... вы?..

Света по привычке чуть не возмутилась от нелепого предположения матери, ответная колкость уже была у нее на языке, но что‑то – может быть, тепло материнской щеки? – остановило ее, и она спокойно и задумчиво ответила на непрозвучавший вопрос:

– Нет, мам, а что?

– Так... славный парень... – с едва заметным разочарованием качнула головой Ольга Васильевна и спросила: – Ну что, начнем?

– Начнем, – вздохнула Света, неохотно оторвавшись от мамы.

Ольга Васильевна очень старалась, чтоб ее рассказ о немудреных секретах домашней кулинарии не был скучен, ей хотелось, чтобы дочка почувствовала вкус и интерес к этому делу. Незаметно пролетел час, за ним – второй, пора было собираться домой. Первый урок закончился, и Света пошла звать Андрея.

Она заглянула в Ромкину комнату: брат с Андреем играли в шахматы. Света плохо разбиралась в игре и оценивала ситуацию на доске чисто количественно: кто у кого больше съел. Судя по этому показателю, выигрывал Ромка, его трофеи были богаче на фигуру и две пешки. Однако, несмотря на это, братишка совсем не походил на победителя. Обхватив обеими руками голову, он с тоской смотрел на доску, где оставшиеся в живых черные фигуры Андрея со всех сторон обступили его белого короля.

– Нам пора, Андрюш... – позвала она Андрея.

– Да? Ну что ж, коллега, предлагаю ничью, – обратился он к Ромке.

Тот мрачно хмыкнул и поднял на него глаза.

– Какая ничья? Мне тут мат в два хода, что я – не вижу?

– Абсолютно ничейная позиция, руку даю на отсечение, – возразил Андрей.

– Спорим? – хитро прищурился Ромка.

– Давай, – улыбнулся Андрей. – Если ты выигрываешь за черных, я приезжаю в субботу и довожу до ума тот модуль, а если я делаю за белых ничью, ты... – он взглянул на Свету, потом на довольного Ромку, – ты по первому же требованию своей сестры берешь ведро, тряпку и идешь мыть ее машину! Согласен?

– Согласен! – поспешно кивнул Ромка, переворачивая доску.

– Три минуты, Свет, хорошо? – спросил Андрей.

– Давайте, доигрывайте, я пока соберусь.

На кухне Ольга Васильевна укладывала в сумки запасы провизии для дочери и Андрея – соленья, варенья, маринады, баночки с приправами и специями, свертки с какими‑то сушеными травами и Бог знает что еще... Она, наверное, загрузила бы полкухни, но вовремя вернувшаяся Света решительно пресекла ее рвение. После недолгого, но горячего спора Ольге Васильевне пришлось выложить несколько банок, но и без них багаж получился немалым – две полных, с верхом сумки.

– А вот и мы, – появился в дверях Андрей. – Помощь нужна?

– Нужна, нужна, – ответила Света. – Бери эти сумки – и к выходу!

– Свет, а может, еще посидите, а? – спросил Ромка и добавил со смущенной улыбкой: – Я бы тебе машину помыл...

Света рассмеялась и ласково потрепала брата по круглой, коротко стриженной голове.

– В другой раз, Ромик, – и, понизив голос, подмигнула ему: – Не торопись, дурачок, вдруг еще отыграешься?

Андрей в полной готовности, с сумками в руках, ждал у открытой двери, а Света все никак не могла проститься. Стала зачем‑то рассказывать Ромке об интересном туре для школьников в Англию, оборвала себя и принялась расспрашивать маму о Сергее Борисовиче...

Просто ей впервые за многие годы не хотелось уходить из этого дома, жаль было расставаться с мамой и братом. А еще ей было немножко тревожно – вдруг возникшая наконец сегодня трепетная душевная близость с ними пропадает, исчезнет за закрывшейся дверью?

Ольга Васильевна почувствовала эти ее сомнения, обняла, поцеловала.

– Счастливо, доченька. Приходи к нам почаще, мы ждем...

– Мы ждем... – эхом повторил Ромка. Света чуть не расплакалась и, молча кивнув на прощанье, быстро шагнула за порог...

9

Несколько дней подряд Света приезжала к маме, в «кулинарный техникум», как, смеясь, называла их занятия Ольга Васильевна. Они варили борщ, жарили котлеты, готовили блинчики с творогом и многое другое, а главное – без устали, взахлеб, словно стараясь наверстать упущенное, говорили и говорили... Повинившись и простив друг друга, они смогли раз и навсегда перечеркнуть и забыть все свои ошибки, обиды и недомолвки. Света была счастлива, а уж Ольга Васильевна и вовсе пребывала на седьмом небе!

А вскоре Андрей подключил на кухне плиту, и Света решилась на дебют. Для него она выбрала столь вожделенный борщ, добросовестно отрепетированный ею с Ольгой Васильевной. Андрей в этот день с утра уехал на рынок стройматериалов, Свете никто не мешал, и она приступила к делу.

Как человек в высшей степени ответственный, она добросовестно и скрупулезно выполняла все, чему учила ее мама. Деловито и сосредоточенно Света резала, крошила, сыпала, мешала, стараясь ничего не забыть и не упустить ни одной мелочи. Постепенно содержимое кастрюли стало все больше и больше походить на настоящий борщ – и цветом, и консистенцией, и запахом, и, главное, вкусом. Продукт был, можно сказать, готов, а Андрей все не возвращался. Света уже начала нервничать, когда, гремя какими‑то железками, в дверях появился Андрей.

– Боже мой! Что за дивные ароматы! – закричала он с порога. – Я, наверное, ошибся квартирой... Све‑та! Ау‑у!..

– Не валяй дурака, соседей напугаешь, – засмеялась она.

– А они разве еще не приходили? – притворно удивился Андрей.

– Зачем?

– Ну как же – на запах!.. Я на их месте обязательно напросился бы на угощение.

– Да ладно тебе! Раздевайся, мой руки и садись...

Света была уверена, что все сделала правильно, да и пробы ее вполне удовлетворили, но, несмотря на это, она все же волновалась: понравится ли Андрею ее стряпня? Он поднес первую ложку ко рту, проглотил и, продолжая дурачиться, с блаженной улыбкой прикрыл глаза.

– М‑м‑м... Божественно, восхитительно, волшебно!..

– Ну хватит паясничать! – сердито оборвала его Света, помолчала обиженно и все‑таки не утерпела, спросила тихо:

– Скажи честно – как тебе?..

Андрей уже вовсю орудовал ложкой и ответил ей, не прекращая еды:

– Знатный борщец, честно... Старик Мендель был прав... против генов не попрешь... Твоя матушка должна быть довольна... есть кому поддержать честь марки!..

Света успокоилась, села напротив и, подперев щеку рукой, с мягкой улыбкой следила за тем, как ест Андрей. Она сидела в этой извечной женской позе, как и миллионы других женщин из разных стран и эпох, и чувствовала, наверное, то же самое, что и они.