— И хорошо, что не спросят, — буркнул Колдун, уже двигаясь по открытому пространству к охотничьему комплексу, чувствуя на себе взгляды десантников через оптические прицелы. — Не люблю ни начальства, ни их кабинеты.

— Неизвестный корабль, приказываю заглушить двигатели, — донесся из динамиков жесткий командный голос.

Лидер, на борту которого находился Каянов, вышел из прыжка. Сейчас корабль набирал скорость, чтобы уйти в новый, из которого должен был привести в пределы пространства Солнечного Союза.

— Приказываю остановиться, или будете уничтожены, — надрывался динамик.

Посланец Ю-Сима, Е-Жар, вопросительно посмотрел на Каянова. Сейчас решение должен был принять именно он.

— Дайте видеоканал, — приказал Каянов. — Скорость не снижать.

Секунду голоэкран покрывался рябью. Автоматика настраивалась на частоту работы приема патруля. Наконец мигнул, и на его плоскости появилось изображение капитана патрульного эсминца.

Солнечник явно не рассчитывал увидеть то, что передавала ему приемная система. Изображение демонстрировало человека в форме подполковника Союза, уверенно и спокойно смотрящего с экрана.

— Капитан, я офицер разведки Каянов. У меня срочное сообщение для Совета Союза. Я не могу себе позволить терять время, а следовательно, потерять инициативу. Информация стратегической важности. Координаты нашего расчетного выхода из прыжка 12–01–18. В этом районе находится наш транслятор. Можете идти прямо за нами по следу, не потеряете. Скорость будем держать предельную. Подтверждение моей личности и дальнейший приказ о своих действиях получите на месте выхода от своего командования. У меня для вас все.

Отдать приказ на уничтожение вражеского лидера, имея на данный момент преимущество в скорости и количестве стволов, командиру патруля ничего не стоило. Его смутила уверенность подполковника и сообщение о знании координат транслятора, что составляло одну из самых охраняемых тайн флота. За уничтожение вражеского транслятора любой космолетчик получал орден Союза и следующее звание. За его сохранение капитану полагалось не меньше.

— Вас проводят, — передал он, отдав приказ на сопровождение вражеского борта одному из своих кораблей.

— Начинаем разгон, — отозвался подполковник, и экран голографа погас.

Тянущееся время полета выматывало Каянова, как и первые три года жизни в одиночестве на Гемме. Сейчас главный фактор опасности — время — работал против Союза. Доказательство возможности вторжения, которое он вез командованию, было не бесспорным. Слоняясь по каюте, он проигрывал различные варианты своего доклада. Будто вживую слышал возражения собравшихся и свои доводы. На душе было неспокойно и тревожно. Он подавлял поступающие сигналы интуиции, одновременно пытаясь разобраться в причинах своих ощущений. Фактов, свидетельствующих о надвигающейся опасности, не находилось.

Наконец в каюте прозвучал сигнал выхода из прыжка, и подполковник поспешил на капитанский мостик.

— Передайте это в эфир, — проговорил он, протягивая связисту листок бумаги, на котором были записаны частота волны и текст передачи.

— И это все? — удивился оператор поста связи.

— Да, все, и выполняйте побыстрее, — потребовал разведчик.

— Передано, — через несколько секунд доложил радист.

Напряжение, до сих пор не дающее покоя Каянову, будто отпустило. Он выполнил поставленную задачу. Теперь, что бы ни случилось, командование Союза знает об опасности.

В его короткой радиограмме, что удивило радиста, были открытым текстом отправлены пять цифр — три семерки, восьмерка и тройка.

Он надеялся, что такое короткое сообщение успеет пройти, хотя и не понимал, почему поступает именно так.

— Чужак по правому борту. Система не классифицирует корабль. Превышение девять, идет в режиме атаки. Время контакта двенадцать минут, — доложил спокойный голос с поста наблюдения. — Эсминец солнечников, верхняя полусфера десять, наш сопровождающий, — спустя секунду поступило новое сообщение. — Противника не видит. Тормозит.

— Передайте эсминцу. Иду в атаку, делай, как я, — произнес Каянов.

Отдавать команды на мостике он не имел права и теперь после прозвучавших слов смотрел в глаза капитана.

— Взрыв в седьмом секторе. Похоже, он уничтожил транслятор, — прозвучал голос оператора поста наблюдения.

Поступившее сообщение оказалось последней каплей для руководства к действию капитана лидера.

— Встречный курс, — прозвучало в рубке. — Артпосту. Беспрерывный огонь с максимальной дистанции сближения. Эсминцу приказ. Иду в атаку. Делай, как я.

Попытка скрыться ни Каяновым, ни капитаном корабля не рассматривалась. Лидер имел минимальную скорость после выхода из прыжка, а набирать ее, уклоняясь от боя, иными словами бежать, значило подставить под удар беззащитные дюзы двигателей. Разогнавшись на встречных курсах, можно было сделать попытку скрыться. При этом еще оставить на хвосте преследователя эсминец, который наверняка использовал бы свое выгодное положение.

«Вот оно последнее и самое весомое доказательство», — мелькнуло в голове Каянова.

Вцепившись в поручень, обрамляющий капитанский мостик, он не отрывал взгляда от приближающегося корабля агрессоров. Теперь, при большом увеличении, узнавал обводы и приподнятую рубку, виденные на записи, показанной Шаманом.

Чужак заметил эсминец, и от его бортов отделились пять летающих аппаратов. Диски диаметром в три метра были явно роботами-истребителями, и они с огромной скоростью понеслись к патрульному кораблю. Капитан эсминца не дремал и открыл ураганный огонь всеми системами противоракетной обороны. Атакующие автоматы казались неуязвимыми, продолжая двигаться в огненном смерче. Наконец взорвался один из них, потом второй. Капитан эсминца начал маневр уклонения, но было уже поздно. Три диска, пропоров борт, скрылись внутри боевого корабля. Спустя мгновение эсминец вспух от внутреннего взрыва и развалился на части.

— Противник ведет интенсивный огонь. Мощность их лазерных установок превосходит нашу четырехкратно, — доложил технический пост. — Частота излучения будет вычислена через минуту. Имеем пять попаданий по обоим бортам. Повреждений не зафиксировано.

— Выбросить сеть, — приказал капитан.

Сеть представляла собой четыре атомные бомбы, сбрасываемые в кильватерный след корабля. Боеголовки быстро расходились в разные стороны, образуя квадрат со стороной в десять-пятнадцать километров. После лобовой атаки вражеский корабль какое-то время продолжал лететь по прямой, попадая в сеть лазерных датчиков, исходящих от зарядов. При этом сеть по инерции двигалась за кораблем, который ее сбросил, как бы надвигаясь на противника. Как только он пересекал один из лучей, боевые головки срабатывали, образуя непроходимую зону поражения, в которой уже находился корабль.

— Семь попаданий в корпус противника, — доложил наблюдатель. — Видимые повреждения отсутствуют.

Неожиданно чужой корабль начал уходить в верхнюю полусферу, по-прежнему оставаясь к лидеру своей передней частью, не подставляя под огонь ни борта, ни нижней палубы.

— Сбросить скорость на десять, уходим ниже на пять, — скомандовал капитан, рассчитывая на то, что противник бросится в погоню.

Корабль заскрипел от перегрузки. Несколько операторов удивленно переглянулись.

— Разрыв корпуса на четвертой палубе, — сообщила громкая связь.

— Трещина броневых листов верхней палубы. Разгерметизация четырех отсеков.

— Прекратить снижение. Поворот лево двадцать. Полный вперед, — последовал немедленный приказ капитана.

Лидер начал разворачиваться, наращивая скорость, стараясь уклониться от своей сети и заставить противника идти за ним. Скрип усилился, а потом раздался страшный грохот, сопровождаемый мощным толчком. Каянова оторвало от перил, за которые он держался, и бросило, но не вперед, на пульты управления, а почему-то вверх, к потолку. Последнее, что он услышал, был вой аварийных сирен и требование электронной системы оповещения покинуть корабль. Лидер раскололся надвое, его двигатели заглохли, а через четыре минуты обломки догнала сеть, распылив остатки корабля в мощном атомном взрыве.