— Он был здесь, — сказала Кэт, когда им удалось протиснуться внутрь.

Большинство людей смотрели на место появления визитной карточки по несколько секунд и сразу отходили. Но Кэт задержалась. Они с Гейлом стояли там, словно ось огромного вращающегося колеса, пока толпа людей проплывала мимо.

— Да, вот только он ничего не взял, — сказал Гейл.

— Он был здесь. — Кэт почувствовала, как поднялась ее рука. Как ее палец указал на дальнюю стену, где висели пять картин.

Два дня назад Визили Романи оставил свою карточку в раме центрального полотна. Визитную карточку, как утверждали слухи. Белый прямоугольник с черными буквами, складывавшимися в имя, которое до этого произносилось только шепотом, в самых темных углах самых темных комнат.

Оставленная призраком карточка с простыми словами: «Визили Романи был здесь».

Кэт подумала об этой карточке, и что-то в ее сердце — а может, в ее крови — шепнуло ей, что из всех людей, наводнивших Хенли в этот день, Визили Романи обращался именно к ней.

— Зачем вламываться в музей, если ничего отсюда не берешь? — спросил Гейл, но Кэт покачала головой.

Ее интересовал другой вопрос:

— Зачем вламываться в музей, чтобы что-то здесь оставить?

Кэт подошла ближе к центральному полотну. «Цветы прохладным весенним днем» — так оно называлось. Это был небольшой милый натюрморт. Кисти известного художника. В этой картине не было совершенно ничего примечательного, кроме того, что именно в ее раме Визили Романи решил оставить свою карточку.

Кэт отошла чуть подальше, глядя на все пять картин на стене и отчаянно пытаясь понять, о чем думал Романи.

Она закрыла глаза, вспоминая истории, которые слышала всю свою жизнь — легенды о величайшем воре всех времен, никогда на самом деле не существовавшем.

Мужчина вошел в Кремль и вынес оттуда под шляпой яйцо Фаберже.

Коррумпированный немецкий торговец картинами подсунул англичанину подделку Рембрандта, не догадываясь, что внутри были спрятаны украденные документы о планах нацистов.

А теперь пропадают пять полотен.

Кэт уставилась на стену галереи.

Пять картин висели на своих местах.

Медленно поворачиваясь, она принялась внимательно изучать каждое из полотен, его длину и высоту. Сердце девушки заколотилось.

— А что, если он оставил здесь не только карточку?

— Что? — спросил Гейл, повернувшись к девушке, но Кэт уже подошла прямо к картинам и начала рассматривать искусно сделанные рамы вокруг бесценных полотен.

— Мисс, — окликнул Кэт один из служителей музея, видя, как она наклоняется к картинам. — Мисс, боюсь, нам придется попросить вас отойти подальше.

Мужчина втиснулся между Кэт и картиной, но Гейл уже понял, в чем дело.

— Нет, — начал он, переводя взгляд с Кэт на полотна и обратно. — Зачем кому-то вламываться в Хенли и оставлять тут пять бесценных картин… — Он посмотрел на стены. Посчитал. — …За другими пятью картинами?! — Гейл даже не пытался скрыть свое восхищение.

«Потому что он уже делал так раньше», — хотела ответить Кэт. Потому что имя Романи означает, что у тебя всегда есть план, есть какая-то причина. Потому что псевдонимы не берутся за обычную работу. Потому что Визили Романи — не обычный вор.

— Но зачем ему это?

— Я не знаю, Гейл.

— Но почему…

— Я… я не знаю.

Девушка внезапно почувствовала необходимость вырваться, сбежать подальше от толпы, шума и истории, которая висела здесь на каждой стене, дразня ее.

— Кто-то играет с нами в игры! — раздраженно сказала Кэт, когда они покинули выставочный зал и по широкому коридору Хенли направились к выходу. Она шагала очень быстро, и Гейл старался не отставать. — Кто-то хочет повеселиться! И ему плевать, что другие люди из-за его шуток могут серьезно пострадать!

Люди начали оглядываться на них, и Гейл обнял девушку за плечи, стараясь успокоить ее.

— Я знаю, — шепотом сказал он. — Но, может, это не так плохо?

— Может… Что?! Такконе охотится за моим отцом, Гейл. Такконе…

— Может быть, это значит, что мы нашли их. А если их можно найти…

Катарине Бишоп вдруг показалось, что все длинное, темное и загадочное прошлое ее семьи долгие годы готовило ее к тому, чтобы в эту минуту она произнесла:

— Их можно украсть.

Из окна длинного черного автомобиля Кэт наблюдала, как город несся мимо, и перебирала в уме три — точнее, четыре — варианта дальнейших действий.

Вариант первый: она могла позвонить Артуро Такконе и предложить ему встретиться в Хенли. А как он достанет картины из рам и вынесет их из музея — его проблемы. В этом варианте, конечно, было больше всего смысла, меньше всего риска и, судя по тому, что рассказал мистер Штайн, больше всего вероятности, что Кэт окончит свои дни во рву под замком Артуро Такконе. В общем, этот вариант она быстро отбросила.

Если бы речь шла о других картинах — или Артуро Такконе был другим человеком — выигрышным был бы, без сомнений, второй вариант. Нужно было всего лишь позвонить директору Хенли и объяснить, что Визили Романи оставил в зале не только визитную карточку. Но Кэт не могла быть уверена, что Такконе имеет достаточно прав на картины, чтобы ему их вернули — или же владеет ими настолько незаконно, чтобы его арестовали. Единственное, что Кэт знала наверняка — это то, что если из-за нее Такконе потеряет то, что ему дорого, в долгу он не останется.

Третий вариант она еще не продумала до конца, но понимала, что ей придется выслушать долгую лекцию от отца, а также призвать к оружию всех медвежатников, безумных пироманов, отчаянных гонщиков и профессиональных наводчиков, которых только можно было найти. Принимая во внимание последние события, ей также придется некоторое время терпеть, что все будут смотреть на нее и говорить с ней как с дочерью ее отца и племянницей ее дяди. И почти наверняка в таком случае картины Такконе будут не единственным, чего лишится коллекция Хенли. Если дядя Эдди так решит, конечно.

Но дядя Эдди уже все решил — он сказал, что все кончено. Он сказал, что речь идет о чем-то священном, и если уж он был уверен, что Кэт не может (или не должна) помешать Визили Романи, то в целом свете не было вора, который мог это сделать. И все же Кэт не могла выкинуть из головы третий вариант.

Может, потому, что это был лучший из вариантов. А может, — и этого она боялась, — потому что в ней говорил зов крови.

— У нас мало времени, — сказал Гейл. — Для объекта вроде Хенли нам придется…

— Это безумие, — выпалила Кэт, убеждая скорее себя, чем Гейла. — Обворовать Визили Романи, кем бы ни был этот парень, — одно дело, но обворовать… — Кэт осеклась, глядя на затылок Маркуса, и понизила голос, — …музей Хенли?!

Машина остановилась, и Кэт с Гейлом вышли на дорогу. Кэт быстро пошла вперед, хрустя гравием под ногами и нервно проводя рукой по волосам — тот самый жест, который она так часто замечала за отцом…

Ровно перед тем, как он делал какую-нибудь большую глупость.

— Я хочу сказать, даже если бы мы решились, — проговорила она, глядя на Гейла, шагавшего позади, — это же не что-нибудь, а Хенли!

— Ага, — спокойно ответил Гейл.

— Никто никогда не украл ни одной картины из Хенли!

— Ага, — повторил Гейл уже более оживленно.

Кэт остановилась.

— А мы собираемся украсть сразу пять!

— Ну, формально они уже украдены, а мы их переукрадем, — сухо сказал Гейл. — Это что-то вроде двойного отрицания.

Кэт снова отвернулась от него и пошла вперед по широкой зеленой лужайке, никуда толком не направляясь. Она просто шла.

— Если уж мы решимся, нам понадобится большая команда.

— Да, а ты особо никому не нравишься, — добавил Гейл. Он не улыбался.

Небо было серым, а ветер — холодным. Листья летели по земле прямо им под ноги.

— Нам понадобится куча оборудования — самого лучшего. Очень дорогого.

— Жаль, что я хорош только своей внешностью, — сказал Гейл. — Ах да, еще пою неплохо.