– Сымай трусы! – скомандовала «прапорщица». – Ну?! Оглохла что ли?! Давай, пошевеливайся… мне еще т е б я надо досмотреть!

– Ни-за-что! – тихо сказала Тереза. – Если ты… «кобла»… прикоснешься ко мне хоть пальцем…

– Што?! – усики над верхней губой сотрудницы, казалось, грозно встопорщились. – Ты чё-то сказала?! Или мне послышалось?!

– …то я тебя – убью!

– Ах ты… курва! – лицо «прапорщицы» налилось багрянцем. – Ты кому это говоришь… проститутка?!

Сержант, продолжая скалить зубы в ухмылке, отлип наконец от стены, которую он подпирал плечом. Неспешно, отработанным до автоматизма жестом, отстегнул от пояса «банан»… Перехватил дубинку поближе к рукояти…

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена для задержанной, если бы в следующую секунду не распахнулась дверь.

– Та-ак… Отставить! – сказал крепыш в форме майора. Он обвел взглядом помещение; несколько секунд молчал, глядя на почти обнаженную женщину, застывшую в углу в позе то ли Афродиты, выходящей из пены морской, то ли кающейся грешницы… Потом, ткнув пальцем в кучу сваленной на столе одежды, скомандовал. – Быстро одеваться! Да, да, я вам говорю, гражданка! Одевайтесь!! Сержант, сопроводишь задержанную на второй этаж – к следователю Трофимову!

Шинкарев наведался ненадолго в рубку дежурной части – патрульные доставили в УВД трех молодых парней, пытавшихся устроить поножовщину в местном кафе.

Он уже хотел было подняться в кабинет Трофимова, куда должны привести задержанную в Барвихе женщину, но в дверях показались двое знакомых «пэпэсников». Держа с двух сторон под локотки, они почти насильно втащили в здание какого-то мужика… Тот, хотя и упирался, но куда ему против этих крепких мужиков…

– А это что еще такое?! – Шинкарев приподнял правую бровь. – Что еще за… гусь лапчатый?

– Да вот, товарищ майор, забрали его на «Пионерской», – доложил один из «пэпэсников». – Там, видимо, какая-то драка была. Но свидетелей ЧП мы на месте не обнаружили!..

– Пока не очень понятно.

– Мы, во время обхода, увидели этого вот гражданина, – сотрудник кивнул в сторону мужчины, которого коллега пытался усадить на деревянную скамью. – Подумали, может пьяный? Ну или – «нарик». Подошли к нему, значит, а он, хотя и шатался, как дух… попер на нас с кулаками! Ну мы его, значицца, упаковали в «канарейку» и привезли сразу сюда!

– Это вы его так отделали? – поинтересовался Шинкарев. – Сколько раз было говорено: аккуратно надо работать, без членовредительства!

– Да мы и пальцем до него не дотронулись!

– Вот это… это правильный доклад! Гм. Вы что, в травмпункт успели уже его свозить?! – спросил Шинкарев, заметив под нахлобученной на голову задержанного гражданина старенькой, порядком вылинявшей спортивной шапочкой белоснежный край бинта. – Или в больницу заезжали?

– Никак нет, товарищ майор! То есть, да – отвезли сначала в медпункт. Там ему, докладываем, как есть, сразу швы наложили! У него рваная рана на затылке! Весь в крови был, когда мы его заметили…

– Ну так а чего вы его с ю д а притащили?! Отвезли бы в райбольницу… раз он, по вашим словам – типа раненый?! И что это у него за прикид?! Он что, так и был, вот в этих лохмотьях?

– У него, товарищ майор, нет при себе никаких документов, – внес уточнение другой патрульный. – Когда мы его обнаружили, он вообще был без обуви и верхней одежды.

– А это что за опорки на нем? – Майор сначала опустил взгляд на грязные калоши, болтавшиеся на ногах у задержанного на платформе «Пионерская» гражданина. Затем стал разглядывать бесформенную, всю какую-то засаленную куртку с подпалиной на левом рукаве, сквозь которую была видна свалявшаяся синтепоновая подкладка, с наполовину оторванным воротником. – Сколько раз было говорено: не таскайте в управление бомжей и нариков! И без них тут есть кем заниматься! Спросили – кто он? И, главное, откуда, где прописан?

– Эти вот «опорки» валялись рядом… в том месте, где мы его нашли! Там же, в нескольких шагах, увидели брошенную куртку! Вот эту, что сейчас одета на нем! Не знаю, его это шмотки или нет. Но не везти же его в райотдел раздетого и босого?!

– Ну так кто он по жизни? Прописан ли где? Есть ли родственники? Ну и вообще – что с ним стряслось?!

– А он отказывается имя называть. Ну или не понимает, о чем его спрашивают. Представляете?! Какой-то контуженный… на всю голову! Кстати, выхлопа от него нет. Разве что обдолбан… Но фельдшер…

– Да он сам был сильно датый, – вставил реплику второй «пэпэсник». – Празднуют, бля, «эскулапы», все никак не остановятся! Одни мы только пашем.

– Фельдшер сначала отказывался осматривать его. Говорил, чтоб мы везли в райбольницу. А у него, у этого… я уже говорил – никаких документов! И то, что имя не называет – это ж подозрительно!

– Он вообще хоть что-нибудь вам сообщил? Может, он того… глухонемой?

– Не, он разговаривает. Хотя не так, чтоб очень связно.

– И что он говорит?

– Ну… что типа голова болит. Что ничего не помнит. Ну и так далее! Все время за башку держится! А там, в Пионерской, кто-то дачные дома почистил. Не он ли, случаем?

– Что? – в голосе майора появились нотки заинтересованности. – Отказывается имя называть? И еще утверждает, что «ничего не помнит»? Гм. Что-то у нас сегодня попадаются сплошь «контуженные»…

Шинкарев подошел к мужчине, который и вправду смахивал в своем прикиде на бомжа. Тот сидел скукожившись: закрывал руками голову, словно боялся, что его будут бить, причем бить именно по голове.

– Эй! – брезгливо морщась, майор ткнул пальцем ему в плечо. – Ты кто такой будешь? Как зовут? Где живешь? Ну?! Хватит в молчанку играть! Заколебали вы меня. Сплошь «беспамятливые» пошли! Ну что за день такой?! Сначала из-за праздничного стола выдернули! Так теперь еще с такими вот «контуженными» разбирайся!!

– Н-не н-надо, – едва слышно сказал «бомж». – П-пожалуйста… отвезите… меня д-д-домой…

– Отвезем! – ухмыльнувшись, сказал Шинкарев. – Назови только адрес! Ну или хотя бы номер телефона. Чтоб мы, к примеру, твоей родне могли сообщить!

– Н-не помню. Голова… Д-домой… пожалуйста…

– Сомневаюсь, мужик, чтоб у тебя был дом, – сделав шаг назад, сказал Шинкарев. – На свалке проживаешь? Или в дачных домах зимуешь? Ну!? Чего молчим?! – майор вяло махнул рукой. – Ладно, определите его покамест в «обезьянник»! Там уже один такой сидит. Тоже, кстати, отказывается имя называть…

Из «рубки» показался сотрудник.

– Товарищ майор, вас к телефону! Срочно, из Москвы звонят!

Шинкарев подошел к аппарату, представился. На связи с ним, как выяснилось, был старший коллега из главка.

– Шинкарев? Нужна «справка».

– Слушаю, товарищ полковник!

– Тот гражданин, что был задержан в барвихинском «Дрим Хаусе» – его к вам привезли? Имеется в виду парень, который распространял листовки.

– Да… вот примерно час тому назад доставили! Проводим по нему «установочные» мероприятия. Сейчас с ним наш дознаватель работает…

– Отставить, – распорядился его высокопоставленный собеседник. – Принято решение…

В трубке как-то странно зашуршало; Шинкарев поморщился – он не расслышал концовку фразы.

– Товарищ полковник… извините, не расслышал!

– Я говорю, прекратить допрос! Определите задержанного пока в ваш ИВС! Утром к вам подъедут двое наших сотрудников! Они вас проинструктируют насчет дальнейшего. Теперь вам понятно, что нужно делать?

– Э-э-э… так точно, понял.

– Добро, Шинкарев, конец связи.

5-е января,

первая половина дня.

Частный кабинет, в который решила наведаться Лола, – предварительно прозвонив на забитый когда-то в память мобилы номер и застолбив для себя время на одиннадцать утра – находится в двух кварталах от станции метро «Новогиреево». И, соответственно, всего в каких десяти минутах езды от Реутово, где молодая неженатая пара последние несколько недель проживала в съемной двухкомнатной с холлом квартире.