Я посмотрела на его милое лицо.

— Ну, понимаешь, просто Фрейзер прошел через такое… Это, наверное, так трудно, я не знаю, как он…

У Энгуса вырвался тяжелый вздох.

— А я все время думаю о тебе, — просто сказал он.

Что ему ответить? Конечно, хотелось сказать, что он самый славный, честный, замечательный и очаровательный человек, какого я только знала, но я… Я не могла.

— Ты любишь моего брата, — произнес Энгус.

— Не говори глупостей! — вскинулась я.

— Увы, это так. Я думал, что нравлюсь тебе, но это лишь потому, что я напоминал тебе его.

— Неправда! — яростно сказала я.

— Ну, может, и неправда.

— Определенно. Есть миллион причин, почему ты мне нравишься, — и вовсе не поэтому.

— Только нравлюсь?

— Нет, я люблю тебя. Но, понимаешь, в другом смысле.

— Не в таком, в каком ты любишь моего брата.

Я ничего не говорила. И ни о чем не могла думать.

— Я знал это еще раньше тебя самой, — сказал Энгус. — Ты загораешься как свеча, если он оказывается в радиусе десяти миль. Но я всегда думал, что у меня может быть шанс… пусть даже самый ничтожный. И еще я знал, что раз Фрейз решился пройти через это все… это было даже эгоистично. Я должен был попробовать. Ты по-настоящему нравилась мне, и, вопреки собственной воле, я надеялся…

— Как это ты знал? — перебила я. — Нечего тут знать. — И все же я была заинтригована.

— Это было очевидно. Помнишь тот вечер, когда мы принесли ему кассету с записью? Я сразу понял, почему ты так расстроилась тогда.

— Это неправда… — Это была правда.

— Ты была не в силах думать о нем и потому подружилась со мной.

— Неправда, Густард.

— Ты даже называешь меня так же, как он. — Его пальцы барабанили по приборной доске, уши горели.

— Энгус, все прочее может быть правдой, но вот с тобой я подружилась потому, что ты действительно нравишься мне. Потому что ты веселый, умный, интересный, привлекательный и добрый. А остальное… Я никогда не завлекала тебя. Мне жаль… Я не думала, что делаю что-то такое.

— Конечно. Извини. Я должен уметь проигрывать.

— Это я проиграла, это я потеряла всех. И Фрейзер больше не захочет меня видеть. Посмотри, какого дерьма он наглотался. Последнее, что он захочет, — это спутаться с одной из приятельниц Аманды. И вообще, он, может быть, сейчас с Амандой — извиняется и планирует все заново.

— Сильно сомневаюсь.

— Так что, пожалуйста, не заставляй меня терять и тебя и не говори, будто я тебя использовала. Потому что — даю тебе слово — я этого не делала. Или делала, сама того не ведая.

Неожиданно Энгус взглянул на меня. В его глазах снова горели огоньки — пусть и не слишком яркие.

— А ты… — начал он. — Ты думала о такой возможности?

— Каждый день, — почти правдиво ответила я.

Энгус улыбнулся.

— Иди сюда, — произнес он и притянул меня к себе.

И мы долго сидели в обнимку в теплом салоне автомобиля.

Наконец мы оторвались друг от друга.

— Что ты намерена делать теперь? — спросил Энгус.

— Хотелось бы попасть домой. Ты возвращаешься в Лондон?

— Понимаешь, мама отправилась на прием. Мне лучше пойти и показаться там, как-никак окажусь единственным Маккональдом. Поупражняюсь в грызне.

— Как по-твоему, твоя мать довольна?

— Довольна? Да она в восторге. И будет в еще большем восторге, если выпьет шампанского и наестся слоеных пирожков за счет своего несостоявшегося родственника.

— Он может себе это позволить. Ты не подбросишь меня до станции?

— С удовольствием.

Энгус посадил меня на поезд до Лондона. Он стоял на платформе и махал, пока поезд не тронулся, и солнечный свет мерцал в его рыжих волосах. Я смотрела на него, и он все уменьшался и вот совсем исчез из виду. И только тогда я со вздохом опустилась на свое место.

Женщина напротив посмотрела на меня как-то странно. С трудом разглядев свое отражение в грязном окне, я выяснила, что на лбу у меня засохла кровь, а по всей физиономии размазалась тушь. Замечательно.

Вдруг меня словно подбросило: я сообразила, что не могу вернуться домой. Большой секретный замысел Линды! А ну ее к чертовой матери. Пусть хоть Колдстримский гвардейский полк развлекает, мне плевать — это мое жилище, и мне нужно туда попасть. Не моя вина, что случился такой прокол со свадьбой. Закроюсь у себя в комнате. Линда переживет.

Я полезла в карман за платком и только тут сообразила, что на мне пальто Энгуса. Какой он все же заботливый. От пальто шел явственный мужской запах, а в кармане обнаружился платок. В уголке были вышиты буквы Ф. А. М. Это платок Фрейзера, а не Энгуса. По всему моему телу пробежала дрожь. Я сжала платок, словно это было самое ценное сокровище в мире. Поднесла его к носу — но ткань пахла только прачечной. Я стерла засохшую кровь и тушь.

Женщина, сидевшая напротив, наклонилась ко мне. На вид лет пятьдесят, дебелая, закутанная во множество шалей, обутая в башмаки, которые, кажется, вытесали из дерева, волосы густые и жесткие как проволока. Для своего возраста недурна.

— Знаете, я ведь экстрасенс.

О господи. Угораздило сесть рядом с чокнутой. Мне только этого и не хватало. Я оглянулась в поисках спасения, но все пассажиры подчеркнуто нас не видели — еще бы! А него я ожидала от английского поезда? И почему у меня нет с собой газеты? Было бы за чем спрятаться.

— Я улавливаю исходящие от вас сильные эманации.

— Что, эманации неверия в экстрасенсов? — угрюмо осведомилась я, надеясь заткнуть ее.

Женщина улыбнулась в ответ:

— Все в порядке. Многие не верят. У меня и самой порой бывают сомнения.

Я смотрела в окно.

— У вас неприятности.

— Этого только ленивый не заметит.

— Все хорошо, — произнесла она. — Александр любит вас. Идите к нему. Я так и подскочила.

— Что вы сказали?

— Я сказала, он вас любит. Идите к нему.

— Нет-нет-нет. Вы не понимаете. Вы говорите — Алекс? Да он свинья, каких поискать! Или вы экстрасенс наоборот? Вы, случаем, не из Австралии?

— Нет, — сказала женщина. — Иногда я получаю послание и просто должна его передать. Я знаю, что это имя что-то означает для вас. Вот я и передала.

— Для меня это полная чушь.

— Голова порой говорит одно, а сердце — совсем другое.

— Не сердце, а всякие чокнутые в поездах говорят, — мрачно буркнула я.

Экстрасенсиха откинулась на спинку сиденья с чувством выполненного долга, а я свирепо уставилась в окно.

Откуда она, черт возьми, узнала об Алексе? С этого слизняка станется нарочно подстроить такое. Но как он мог узнать, на каком поезде я поеду… и в каком вагоне? Я резко тряхнула головой и постаралась сосредоточиться на чем-нибудь другом, на чем угодно.

Например, на Фрейзере. Запрет был снят, дамбу прорвало — и хлынул поток. Мой ангел в снегу. Бредет из церкви, как мистер Рочестер, — я не видела этого, но легко могла себе представить. Кривая улыбка, добрые глаза, готовность рассмеяться… Лондон приближался со своими пригородами, железнодорожными станциями. Я не могла… но я думала… Хотя надеяться было не на что. Ведь это день его свадьбы. В конце концов, он же все-таки появился, верно? С опозданием на полчаса, но он был готов и собирался жениться.

На вокзале Ватерлоо я пробиралась сквозь толпу, понимая, как смехотворно выгляжу в своем нарядном платье и с перепачканным лицом, но мне было плевать. Я хотела попасть домой — и побыстрей.

На площади я поймала такси. Было холодно, но меня согревало пальто Энгуса. Пожалуй, заберусь в постель и проведу так весь день. Самое разумное решение.

Я поднялась на крыльцо и негромко постучала, не решаясь отпереть дверь своим ключом. Линда была тут как тут.

— Извини, — произнесла я через дверь. — Мне очень жаль. Свадьба расстроилась, и я не знала, куда податься… Пожалуйста, можно войти?

Линда приоткрыла дверь и сквозь щелочку подозрительно посмотрела на меня.