— Ида! — отчетливо прозвучал в тишине мягкий голос Гарри.

Ида обернулась, словно в замедленной съемке. Улыбка озарила ее глаза, подняла уголки губ. Гарри подошел к ней. Ида не шевельнулась. Дрожащими пальцами он воткнул цветок ей в волосы.

— Я долго ждал, когда снова смогу сделать это, — произнес он срывающимся голосом.

— Я тоже ждала, — прошептала Ида. По ее щеке скатилась слеза.

Лекси услышала звук шагов со стороны парадного входа — пришли первые гости.

— Пойду открою, — сказала она, ни к кому в особенности не обращаясь. Она сомневалась, что в эту минуту кто-нибудь ее слышит. Ида и Гарри были полностью поглощены друг другом. Взглянув же на Камерона, Лекси обнаружила, что он как завороженный стоит в дверях и на лице его застыло какое-то странное выражение.

Лекси оторвала взгляд от Камерона и поспешила к парадной двери. Выйдя из кухни, она ощутила облегчение, смешанное с чувством вины. Она была счастлива за Иду, но все же не могла спокойно смотреть на ту нежность, которая светилась в ее глазах и глазах Гарри.

Особенно сегодня, когда Камерон бросает ее. Особенно в ту минуту, когда весь ее мир рушится.

Главное — как-то пережить следующие несколько часов.

Лекси вышла, оставив за собой нежный аромат земляники и жасмина. Камерон посмотрел ей вслед — слегка покачивая бедрами, она прошла через столовую к парадной двери.

— Я знала, что ты придешь.

Голос Иды вернул Камерона к реальности. Он вышел на веранду, оставив Иду и Гарри наедине.

— Я никогда не переставал любить тебя, — донесся до него голос Гарри. — Я пытался забыть тебя. Мы потеряли столько лет! Если бы я только знал правду тогда! Я боялся, что…

Камерон закрыл дверь. Боль за себя, за Лекси пронзила его грудь.

И внезапно он понял, что надо делать.

Камерон потянул тяжелую металлическую дверь. Она с лязгом открылась, и ему в ноздри ударил запах плесени и затхлости. Он отступил на пару шагов и, сморщившись, посмотрел внутрь хранилища.

Камерон решил подождать несколько минут, чтобы свежий утренний воздух хоть чуть-чуть разбавил застоявшуюся атмосферу подвала. Два года прошло с тех пор, как он поручил бригаде уборщиков очистить дом матери в Мейконе и свезти ее вещи в арендованный склад.

Приехав в Мейкон на похороны матери, он не хотел даже заходить в ее дом — тем более разбирать то, что осталось после нее и что составляло теперь содержимое всех этих коробок. Он все еще не мог забыть, что она не позволила ему приехать к ней, все еще болезненно переживал ее отчужденность.

Он договорился, чтобы ее вещи упаковали и сложили в одном месте.

Камерон стал медленно ходить по комнатам, поминутно натыкаясь на мебель и ящики. Он не знал, что, собственно, ожидает найти здесь. Он только знал, что должен отпустить боль, которая так долго не покидала, его сердце.

Инстинктивно он чувствовал, что решение всех проблем лежит в нем самом. Но все-таки ему казалось, что здесь он был ближе к разгадке.

В Блоссоме он ясно понял, что больше не может скрывать от себя истину: да, его прошлое — реальность, и с ним придется считаться. Его детство было трудным. Но он не мог затолкать его в потайные уголки сознания и вести себя так, как будто все это было не с ним.

И еще — он любил Лекси. Так подсказывало ему сердце. Он любил ее пять лет назад. Черт возьми, он, похоже, любил ее с того времени, как они вместе играли перед домом Иды.

Он любил Лекси точно так же, как любили друг друга Ида и Гарри, сумев пронести свою любовь через более чем пятидесятилетнюю разлуку. Все, конец, он признает, что не в силах изменить собственные чувства.

Да, именно любовь Лекси влекла его в Блоссом, несмотря ни на что.

Чем больше он тосковал по ней и хотел сказать ей о своей любви и о том, что хочет остаться с ней навсегда, тем больше понимал, что это невозможно. Пока невозможно. Он должен был прийти к ней, освободившись от сомнений и боли.

Ступив в свой старый дом, он понял, что боль все еще живет в нем. До сих пор он хранил ее в себе — и когда уезжал из дома в колледж, и когда покинул Лекси и уехал за границу, и когда посылал деньги матери на салон. Даже когда она умерла.

Последние два года он работал как одержимый, стараясь все забыть. Но это не помогло.

Сделка, которую он заключил с Лекси, была обречена на неудачу с самого начала. Она попала в точку, сказав, что он прячется за безопасными условиями.

Он страстно желал настоящего брака с Лекси, такого, который в редкие минуты рисовался в его воображении. Такого, какой мог быть у него только с Лекси.

Сияющий образ их общего будущего перенес его к воспоминаниям о последних двух неделях в Вашингтоне. Фил не ошибся: история с Хэмптоном оказалась и в самом деле богата закулисными махинациями. Источник Камерона в штате Хэмптона — служащая, которая подвергалась сексуальным домогательствам со стороны сенатора, — с готовностью выдала ему всю информацию относительно личности лоббиста, замешанного в этом деле. После ареста помощника Хэмптона, оказавшегося в роли козла отпущения, она с радостью согласилась сотрудничать — так ей легче было оставаться в тени.

Разоблачения Камерона, ежедневно обрастающие все новыми подробностями, быстро подхватывались национальными и международными агентствами новостей. В сенате готовилось слушание по делу Хэмптона, и, похоже, это было только началом конца.

Оставалось поставить точку в деле уважаемого сенатора. Камерон уже набросал заметку о его отставке, которую планировал опубликовать в газете.

Он не знал, примет ли его Лекси обратно. Но в любом случае эти две сумасшедшие недели в Вашингтоне сослужили ему хорошую службу. Он больше не нуждался в лихорадочной деятельности. За последние годы он скопил достаточно денег, чтобы продержаться до поры до времени. Камерон твердо решил воплотить мечту, которую он почти забыл и о которой Лекси напомнила ему. Он начнет писать политический роман.

Пора наконец перестать бегать от себя. И первой остановкой на пути к новой жизни был Мейкон, штат Джорджия.

Освободив от хлама старый синий диван, Камерон уселся на него и открыл первую коробку.

Он должен найти способ излечить свое сердце. Он должен найти путь к Лекси.

— Лекси! Лекси, дорогая!

Лекси обернулась к Иде. Они только что вернулись из Атланты, где та таскала ее по всем магазинам и универмагам в поисках длинного платья. Свадебного платья.

Гарри и Ида собирались обвенчаться в День труда [2].

— Да, Ида? — Лекси взяла запотевший бокал с холодным чаем.

— Я спросила тебя о платьях, дорогая, — сказала Ида. — Какое тебе больше нравится? Желтое с белыми лентами или персиковое с кружевами?

Лекси задумалась над ответом, но обнаружила, что ей не дают покоя мысли о Камероне.

Она почти видела его — вот он сидит в гамаке, легкий летний ветерок слегка раскачивает его, и запах жимолости овевает загорелую и такую манящую грудь. Потом она увидела его здесь, в коттедже, — он прижимал ее к своей груди и целовал ее так, будто хотел забрать в свою душу.

Она открыла ему все — свою любовь, желания и надежды. А он отверг их.

— Не проси, чтобы я ждала тебя на этот раз, — сказала она ему в тот последний день.

Так почему же ты все-таки ждешь? — пытал ее внутренний голос.

— Лекси?

Она вскинула глаза и встретилась с пристальным взглядом Иды.

— Прости меня, Ида. Платья… Сейчас. — Лекси наморщила лоб. Что там говорила Ида? Кажется, надо выбрать из двух. — Я не знаю. Персиковое, наверное.

Честно говоря, она вообще не могла припомнить, что они собой представляют.

— О нет, дорогая, — возразила Ида, сидящая в плетеном кресле-качалке. — Желтое куда симпатичнее. Ну конечно, теперь я в этом уверена. Гарри всегда любил меня в желтом.

Лекси натянуто улыбнулась.

— Хорошо. Желтое так желтое.