Поэтому Душка собралась и попыталась внушить себе и мальчику, что с ними ничего не происходит, — передать ему уверенность, ту, которой у нее и самой-то было чуть-чуть: «С нами ничего не случится».

Но страх жил вокруг. Он пытался подчинить себе девочку, раствориться в ней — и растворить ее в себе, завладеть каждой клеточкой ее существа.

Страх был отвратителен, и Душка, пытаясь справиться с ним, напрягала все свои силы, отмечая, как они кончаются. Что еще один момент — и Душка вынуждена будет сдаться на милость врагу.

И тогда она закричала всем своим существом — закричала внутри себя, но так, что организм подчинился этому крику: «БАБУШКА!»

Голос бабушки где-то очень далеко… Смех.

— Господи, огради нас, — прошептала она. — Помоги нам…

Ей послышались шелестящие, как под ветром сухие листья, шаги. Кто-то уходил, оставляя дверь открытой.

Душка прижимала к себе Павлика, гладила его по голове, а из открытой двери, как ветер, еще проникал страх. Она и не задавала себе вопроса, почему кто-то, уходя, оставил ее открытой, эту чертову дверь.

Она это и так знала.

Чтобы снова войти.

«Бабушка!»

Она вздрогнула.

— К тому же кто вам сказал, что мы всю дорогу должны сидеть на одном месте?

В голосе невестки начали проскальзывать визгливые нотки. Она уже почти не слушала ее.

С трудом поднялась с кресла — проклятые ноги! С каждым шагом все труднее путь — это про нее. Каждый шаг дается примерно так же, как семьдесят лет назад, когда ты еще и знать не знаешь о старости, наивно полагая, что на всю жизнь останутся только вот эти первые шажки по земле. А может быть, знала? «Из земли приидоша — в землю отыдеши…»

«Ба-буш-ка!»

Что-то происходило с Душкой!

— Мама? Ты куда?

Голос Кирилла заставил ее обернуться. Сейчас она настолько сильно почувствовала опасность и страх, что лицо сына увидела смутно, расплывчато, как в дурном калейдоскопе, с мутными стеклами.

— Сейчас вернусь. Взгляну, что дети делают.

— Сиди. Я сам смогу это сделать.

Он уже поднялся, но она остановила его властным жестом руки. «Ты не сможешь».

Она покачала головой и сказала вслух:

— Я не увижу их довольно долго. Как ты думаешь, Кирилл, не дать ли мне возможность пообщаться с ними хоть сейчас?

«Тем более, что возможность того, что я уже не увижу их никогда, тоже существует, и очень реально», — усмехнулась она про себя.

Подойдя к лестнице, мать с трудом поднялась по ней. Главное — никогда никому не показывать своей боли. Когда-то ей сказал об этом муж. Это ослабляет. Жалость, увы, очень ослабляет человека. Он рискует превратиться в полурастерзанный организм, вечно хныкающий и стонущий.

Она перевела дух на верхней ступеньке. Боль была невыносимой. Проникающая повсюду, она медленно подбиралась к мозгу.

«Ну вот уж нет», — усмехнулась старуха. Никогда она этого не допустит.

Она толкнула дверь.

Дети сидели, обнявшись, в глубине огромного старинного кресла, и смотрели в угол, как парализованные.

— Эй, что это с вами? — спросила она, чувствуя, как ее тоже пытается захватить страх.

Услышав ее голос, Душка обернулась, вышла из странного транса, в который медленно погружалась, и закричала:

— Бабушка! Боже мой, как хорошо, что ты пришла!

Анна встала и подошла к небольшому стеклянному шкафчику. Кажется, такой раньше назывался «горкой».

Странно расставленные на полках фигурки идолов и божков, собранные отцом Кирилла, по прихоти Ведьмы были расположены спиной. Как будто старуха не хотела встречаться с ними взглядом. Или…

Мысль, проникшая ей в сознание, была достаточно ПЛОХОЙ, даже отвратительной, но вызвала на Анниных губах мстительную улыбку.

— Можно посмотреть?

Кирилл, погруженный в свои мысли, рассеянно кивнул.

Анна приоткрыла стеклянную дверцу и достала одну из фигурок — толстячка с лукавой и смеющейся физиономией. Ей так и показалось, как он подмигнул ей из складочек жира, умело сделанных рукой мастера. Не сдержавшись, она подмигнула ему в ответ. Повертев его в изящных пальцах, она переставила толстяка лицом к себе. Теперь он рассматривал окружающую обстановку с видимым интересом.

Следующей была женщина.

Взяв ее в руки, Анна почувствовала странный холодок внутри. Статуэтка была выполнена из нефрита — легкая фигура стояла на небольшой горке, руки прижаты к груди, и там покоилась змея. Женщина бережно прижимала ее к груди, пытаясь сохранить странную змейку, змея кусала собственный хвост.

— Как это называется?

— Уроборос, — меланхолично отозвался, взглянув, Кирилл. — Символ Вечности. Змей, кусающий собственный хвост. Самый жуткий символ. Используется вампирами и «вольными каменщиками». Говорят, дает неоспоримую власть над человеческой психикой. — Он вздохнул и добавил: — Теперь он еще используется как символ медицины. Такие вот странности.

Потом еще вспомнил, что недавно видел этого Уробороса на интернет-сайте как символ. Символ мудрости и жизненной стойкости. Люди сходят с ума, каждый по-своему. Змея — опасна. А Уроборос — мистическая змея.

На секунду ему показалось, что Змей посмотрел на него с ледяной улыбкой, и померещилось даже — кончик раздвоенного языка шевельнулся. В движении этом Кириллу почудилась угроза — он невольно отпрянул. «Каждый сходит с ума. Я тоже?»

«Да нет», — тут же успокоил он себя. Статуэтка стояла мирная, недвижная, застывшая. Почудилось. Как в детстве… Когда по вечерам в наступающих сумерках оживают тени и от их странной жизни начинают оживать предметы.

— А женщина?

Анна провела пальцем по стертому лицу без глаз.

— Странная статуэтка…

— Женщина?

Он не сразу понял, о чем она. Его сознание все еще находилось на невидимой границе между реальностью и детскими сумеречными тенями. Потом он увидел в ее руках маленькую женскую фигурку и понял, о чем она спрашивает, о какой женщине.

Кирилл пожал плечами:

— Спроси у мамы. Я не знаю, при чем тут она. Может, символ полной Свободы? Если подумать, в практике подобных символов очень часто присутствует женщина. Например, Марианна из работ Делакруа, посвященных французской революции. Фактический ее символ — помнишь? Та, с обнаженной грудью, во фригийском колпаке.

Анна кивнула. Но полная красок и жизни Марианна нисколько не походила на хранительницу Уробороса. Эта была лишена жизненной энергии. Как будто кто-то мешал ей ожить и доделать то, зачем она была создана.

Вздохнув, Анна поставила статуэтку на место. Точно так же — развернув лицом к комнате. В конце концов, глупо прятать эти маленькие произведения искусства! Если старухе они так противны, почему она не продаст их, выручив за эти бесценные реликвии неплохие деньги?

Третьей фигуркой она заинтересовалась еще больше.

Черная фигура. Легконогий юноша, похожий на эльфа. Он улыбался, и черты его лица были выполнены с тщательностью совершенно потрясающей. Насмешливая улыбка подчиняла своему обаянию.

— А это?

— Не знаю. Кажется, кто-то из черной плеяды. Хотя постой!

Он поднялся и взял статуэтку в руки. Проведя пальцем по фигурке, усмехнулся:

— Надо же! Мама их не выкинула… А ведь собиралась! С того самого момента, как они появились у нее, она ненавидит их и пытается управиться с ними. Кстати, я уже забыл, почему они оказались у нее. Кажется, ей завещал их какой-то ее друг. То ли священник, то ли художник. Завещание причем было такое странное — что, мол-де, только мама сможет понять их смысл и справиться с их силой! И поэтому она не рискует их выбросить, хотя мечтает об этом постоянно!

— Что? — возмутилась Анна. — Выкинуть это? Лучше бы отдала их в музей или продала на аукционе! Ты же не хочешь убедить меня в том, что они ничего не стоят?

— Стоят, — мрачно усмехнулся Кирилл. — О, ты даже представить себе не можешь, сколько они стоят! Но мама никому их не продаст. Скорее уничтожит.

— Почему это?

— Потому что, по ее словам, продав эти статуэтки, она рискует продать душу!