Литмир - Электронная Библиотека

– Не скупись, Сидор Тимофеич. А то не только добро, а и жизнь свою потерять недолго… Аль не веришь? Истомку Брысина и Гридю Шляева, холопов твоих, небось знаешь. Тех самых, что прошлый год ты охолопил, когда деревеньки их к митрополичьим землям прибрал.

– Сие ж владыке Киприану от князя великого Дмитрия Ивановича было пожаловано.

– Один бес знает чейное то пожалование. Разорил да охолопил сирот ты. Да ныне не о том речь… Скажи, ведомо ль тебе, что Истомка и Гридя сбежали в разбойную ватажку, коя бродит в окрестных лесах? Неведомо?.. Ну, так будешь платить, а?! – повысил тать голос.

Валуев тяжело плюхнулся на лавку, плечи его опустились, крупная голова с длинными темно-русыми волосами и разлапистой бородой поникла. Недаром в Коломне и в окрестных селах ходили были-небылицы о скупости сына боярского.

«Отдать казну, да еще кому? Беглому холопу смердючему!» – думал он в гневе, не зная, на что решиться.

А у Епишки, ненавидевшего своего бывшего хозяина, жадного и трусливого, пробудилось даже что-то похожее на угрызения совести; в голове мелькнуло: «Грех, должно, спасая подлого пса, разбойную ватагу предать!.. Да, никогда б не пришел к нему, хоть знаю, что получу мзду немалую, но нет более силушки терпеть атаманом лютого ворога Гордейку. А ныне, может, и убьют его, чай, всегда первый в сечу кидается!..»

– Так что, будешь платить, Сидор Тимофеич? – нетерпеливо бросил он. – Иль, может, мне уйти?

– Да чего уж там… – хмуро пробормотал Валуев, встал, подойдя к двери, крикнул: – Бориско, покличь дворского! Пусть мошну прихватит! – И, сверля рябого недобрым взглядом, буркнул: – Сказывай!

– Не верь выезду, верь приезду. Поначалу расчет!

Положив на стол нож, Епишка налил себе полную чарку меда и осушил ее, потянулся грязными пальцами к тарелке с капустой, потом к окороку.

Сын боярский поморщился, но смолчал. Увидев на пороге дворского, небольшого роста седобородого мужичка с настороженными глазами, подошел к нему, тихо приказал что-то. Старик неодобрительно покачал головой, но достал из кожаной сумки-калиты зашитые в холстинный мешочек деньги и бросил на стол.

Епишка торопливо схватил его и, прикинув на вес, спрятал за пазуху.

– Маловато, Сидор Тимофеич!

– Остальное отдам, когда скажешь. – И, взяв из рук дворского еще мешочек, положил возле себя на стол.

– Ну, слушай тогда. С месяц тому прибились в нашу ватажку разбойную холопы твои беглые Истомка и Гридя, поведали они Гордейке, атаману лесному, как ты, Сидор Тимофеич, обманом да кривдою деревеньки их разорил и охолопил их, сирот черносошных. Вот и замыслил Гордейко в ночь сию напасть на двор твой, купчие грамоты украсть, тебя до смерти убить, а хоромы твои спалить. Уразумел, Сидор Тимофеич? Потому пришел я к тебе. А ты уж самолично гляди, как повстречать гостей незваных. То ли своих холопов вооружи, то ли в Коломенский острог пошли за помощью. Да и сам небось знаешь, что делать. И еще б добре было, ежели б вожака, Гордейку того, убить или поймать. До всего ему дело! Купцов на дорогах, вишь, мало ему, заступником за убогих сделался! – зло выкрикнул Епишка; лицо его перекосилось, чахоточные пятна на скулах потемнели.

Спустя четверть часа, когда на дворе уже совсем стемнело, рябой, крадучись, покинул хоромы сына боярского и, провожаемый злобным лаем дворовых собак, которых сдерживал Бориско, быстро скрылся в глухом ночном лесу, что подступал к самой окраине Коломны.

Глава 2

Уже совсем рассвело, когда Федор выехал к берегу Оки. Под утренним ветерком шумел лес, в лучах солнца серебрились на листьях капли дождя. Барабанил по мокрой коре дятел, заливалась иволга. Река неслышно плескалась о пустынный берег, поросший ивами. Крутой склон не позволял спуститься к воде, а брод, которым дозорные вчера переправились через Оку, лежал ниже по течению.

Конь устал, не слушался поводьев. Всадник нехотя спешился, отпустил подпругу, засыпал из переметной сумы в торбу овес. Лишь после этого снял шлем и мокрый после ночного ливня кафтан, насухо вытер меч и кинжал. Неспешно развесил сушить на кусте орешника одежду, покусывая травинку, присел на поваленную буреломом сосну. Но на душе у Федора было неспокойно…

Накануне под вечер они с напарником Антоном Лукиничем видели ордынский отряд с проводником – боярином рязанским. Встревоженные порубежники решили разделиться – старший по дозору направился в разведку на юг, Федор должен был возвратиться в Коломну, чтобы предупредить воеводу о татарах. Дозорные были из сторожевой станицы, которая несколько дней назад отправилась из острога в дозор.

Минуло два года после Куликовой битвы, в которой русские рати под началом великого князя Московского Дмитрия Ивановича разгромили полчища Золотой Орды, возглавляемые Мамаем. По всем южным рубежам Московского княжества стали воздвигаться сторожевые укрепления – заслоны от набегов врагов. В острогах за частоколами и рвами располагалась дозорная стража. Два раза в месяц, не глядя на зной, мороз, распутицу, открывались ворота острогов, выпуская сторожевой отряд в тридцать-сорок конных воинов. Разбившись по двое, они направлялись нести порубежную службу. Иногда скрытно переправлялись через Оку – на правом берегу реки уже начинались земли великого княжества Рязанского, соперника Москвы. Это было связано с риском и доверялось только храбрым, надежным людям. Таким считался и Федор. Где только не приходилось ему сражаться с ордынцами! Под Булгарами, на Пьяне и Воже, с Мамаем на Куликовом поле. В Коломне, через которую лежал путь Федора, когда возвращался после Куликовской битвы, oн услышал, что в острог набирают охочих людей служить на порубежье, и там остался…

Отдохнувший конь зарысил вдоль берега, который становился более пологим. Пепельно-серые лишайники соснового бора сменились зеленым травяным ковром в ельниках. За ними, в крутой излучине Оки, брод. Однако Федор не торопился спускаться к воде – ордынцы могли выйти к той же переправе. Только когда убедился, что берег безлюден, направил коня в реку.

Жеребец зашлепал по мелководью и остановился – почуял глубину.

«Малость проплыть надо», – Федор ободряюще похлопал коня по холке, но тот лишь настороженно косился на всадника и переминался с ноги на ногу.

– Эгеп! Пошел! – Порубежник хлестнул жеребца плетью. Вздрогнув, тот запрядал ушами и рванулся вперед.

На другой стороне Оки Федор почувствовал себя увереннее – здесь начиналась московская земля.

«Ежели ничего не случится, за полдень буду в Коломне…» – подумал он, въезжая в лесную чащу.

По мере того как порубежник удалялся от реки, лес вокруг становился все мрачнее и глуше. Дубы и ели, росшие вперемежку, тесно переплетались в вышине ветвями, и на земле царил полумрак. Лишь местами болотистые низины с чахлыми березками и черной ольхой разрывали дебри, и солнце, которое уже высоко взобралось на небо, отражалось в стоячей воде. Здесь одно неосмотрительное движение в сторону – и быть беде!

Настороженно прислушиваясь, порубежник думал о встрече с татарами. Что, если те готовятся к набегу, а передовой отряд направлялся к Оке разведать броды? Тогда от Федора и его напарника будет зависеть судьба многих людей…

Впереди, саженях в двадцати от Федора, качнулись и выпрямились кусты ивняка, но он так задумался, что ничего не заметил. Вдруг жеребец всхрапнул и взвился на дыбы. Порубежник не успел остановить напуганного коня, тот рванулся в сторону и провалился вместе с всадником в болото.

Из кустов выскочил бурый медведь, с грозным ворчанием пронесся по тропе и скрылся в лесной чаще.

Конь завяз по брюхо и не мог сдвинуться с места. Федор сразу понял: преодолеть расстояние, которое отделяло его от тропы, без посторонней помощи не удастся. Сел и деревень вблизи не было, ждать случайного путника неоткуда.

«Неужто такой лютой смертью погибну – в болоте утону?.. – в отчаянии думал порубежник, утирая рукавом кафтана пот с лица. – А ежели с Лукиничем тоже что-то случится?.. Хоть бы деревья росли поблизости, – окинул он унылым взглядом болото, – можно было б закинуть аркан… Одни кусты. И все же надо попробовать!»

3
{"b":"158260","o":1}