Итак, после выдвижения инициативы британского премьера Блэра на Западе началась борьба двух политических проектов.

Первый,олицетворяемый британским руководством и поддерживаемый такими лидерами Запада как канцлер Шредер ориентировался на идею полезности вовлечения Российской Федерации в стан Запада: у Москвы ослабнет соблазн воссоздавать некий «третий мир» на оси Пекин-Нью-Дели-Москва; Россия встанет лагерь защитников столь выгодного Западу статус кво в мире; пути распространения российского оружия массового поражения (биологического, химического, ядерного) будут заблокированы; североевразийская нефть и газ станут подлинной альтернативой энергетическому сырью бунтующего против Запада Ближнего Востока; проблема потенциальной реинтеграции постсоветского пространства на антизападной основе будет если не решена, то минимизирована.

Второйпроект, представленный противники введения Москвы в круг Запада исходили из того, что огромная неуправляемая Россия, чреватая внутренними конфликтами, дестабилизирует пространство западного ядра; по своим экономическим показателям (2,4 тыс. долл. в год на душу населения) Россия никак не соответствует общему уровню в 30 тыс. долл. в год на душу «золотого миллиарда»; Запад лишится благоприятной для него «прокладки» между североатлантическим миром и колоссальным Китаем и миллиардной мусульманской цивилизацией; НАТО станет гарантом великой границы России с Китаем в необозримой Сибири; поток наркотиков и нелегальных иммигрантов захлестнет через неуправляемую Россию благополучный Запад.

Идея трансформации НАТО, предусматривающая непосредственное членство России (генсек Робертсон: «Я знаю, где место России. Оно между Испанией и Португалией») которая рассматривалась на главном форуме Североатлантического Союза 7 декабря 2001 г. не дала желанных российским западникам результатов. Союзники по НАТО отвергли идею фактического членства России в союзе (где у России было бы не больше прав, чем у Люксембурга). Запад не был единодушным. Великобритания, Италия, Испания в общем и целом показали свое желание видеть Россию в рядах НАТО. Франция и Германия не спешат, боясь, что традиционные дипломатические отношения, основывающиеся на столкновении-согласии между США и Евросоюзом (в котором Париж и Берлин играют первую роль) будут сотрясены вхождением неудобной России. Наибольшими противниками введения Москвы в круг НАТО стали ее недавние союзники по Организации Варшавского договора – принятие России, с их точки зрения, обесценивало их недавно приобретенное членство в главной организации Запада, девальвировало их новую идентичность. В этой ситуации критически важное значение приобретала позиция единственной оставшейся сверхдержавы – Америки. Она то в конечном счете и посчитала, что двум военно-стратегическим гигантам «не место в одной берлоге», что полнокровное принятие РФ в Североатлантический Союз грозит подорвать фактическое единоначалие, создаст фактор нежелательной напряженности, в определенной степени свяжет руки Вашингтону в проведении его глобальной политики. В результате идеи России как полнокровного двадцатого члена НАТО оказались похороненными.

В этой ситуации позиция главенствующей Америки приобрела исключительную значимость. Решающая сила – администрация Буша — не поддержаладолжным образом инициативу Блэра, сведя радикальные предложения о новом органе Североатлантического Союза, где Россия была бы полноправным членом, к банальным благоглупостям о необходимости расширять сотрудничество. Британский научный журнал: «Администрация Буша, находясь под давлением сторонников жесткого курса в США, давления со стороны Пентагона Рамсфелда, со стороны восточноевропейских и балтийских государств и их лобби в Соединенных Штатах, резко отвергли предложение Тони Блэра, направленное на укрепление связей НАТО с Россией» ^*.

«Забыв» прежние примирительные жесты Генеральный секретарь НАТО Робертсон подверг категорическому сомнению любая возможность вступления России в НАТО ^*. Американцы начали поиски паллиатива и нашли его в формировании совещательногооргана «НАТО-РФ», параллельного уже имеющемуся комитету, более высокому по статусу, но не более значимому по функциям. Заметим, что ничего подобного не говорилось в ноябре 2001 г., когда американские и британские специальные войска отчаянно нуждались в Афганистане в поддержке с севера. Пыл тех, кто приветствовал новое отношение к России в момент, когда стояла задача взятия Кабула и Кандагара вооруженным русским оружием Северным Альянсом, значительно остыл. Мавр сделал свое дело, он больше не нужен.

Вместо выражений признательности и конкретных признаков сближения США и их союзники подтвердили дату «ноябрь 2002 г.» как время очередного расширения НАТО в восточном направлении, включая Прибалтику. Верх взяли идеи, подобные высказанной Г. Киссинджером: «С принятием России в НАТО Североатлантический Союз превратится в мини-Организацию Объединенных наций, либо в антиазиатский — особенно антикитайский союз западных индустриальных демократий. Русское членство в Европейском Союзе, с другой стороны, разъединило бы два берега Атлантики. Такой шаг неизбежно подтолкнет Европу к поиску различной от американской позиции... Более тесные отношения России с Европой, чем у Европы с США (или просто сравнимые) вызовут кризис в межатлантических отношениях — вот почему Путин так обхаживает некоторых из американских союзников» ^*.

Но даже в Вашингтоне сработало понимание того, что надо что-то делать. Один из высокопоставленных деятелей американской администрации заявил, что «нельзя окружать русских все большим числом членов НАТО и ничего не делать для смягчения наносимых ударов». Идея «бокового приставного стула» получила развитие в предложении создать совещательный «Совет двадцати», в рамках которого Москва могла бы обсуждать острые международные вопросы вместе с девятнадцатью членами Североатлантического союза.

Нейтральные страны Западной Европы охарактеризовали ситуацию так: «В определенных вопросах НАТО хотела бы иметь Россию в качестве союзника: в борьбе против терроризма, в решении проблем нераспространения оружия массового уничтожения, в вопросах противоракетной системы тактического назначения, а также при проведении поисковых и спасательных работ на море. Предоставить России право соучастия в принятии решений, предусматриваемых статьей 5 Североатлантического договора о нападении на одного из союзников по НАТО. Однако, что касается основополагающих вопросов, имеющих стратегическое военное значение, а также связанных с предстоящим приемом в Союз трех стран Балтии, НАТО хотела бы внести оговорку, которая обеспечивала бы ее тылы. Так, если кто-то из членов альянса будет возражать против решения, принятого в рамках двадцатки, Россия тогда должна выходить за дверь, а решение утверждают уже только представители 19 стран. Альянс не желает ни в коем случае предоставлять России право вето». ^*

Элита США неоднозначно восприняла происшедшее в сфере российско-западных отношений, разгорелась дискуссия об оптимальных отношениях с Россией.

Противники сближения . Известный русолог М. Макфол составил реестр имеющихся противоречий: “Договор об ограничении вооружений СНВ-2, расширение НАТО, торговля с Ираном и Ираком, новый российский драконовский закон, санкционирующий деятельность лишь определенных религий. Эта старая повестка дня говорит лишь о том, что контуры нового послекоммунистического стратегического партнерства между Соединенными Штатами и Россией еще не определились. Заново звучат аргументы, что, учитывая баланс сил на международной арене, Соединенные Штаты и Россия попросту обречены быть противниками. Представители этой точки зрения полагают, что последний экономический кризис в России выдвинет к рычагам власти российских лидеров, враждебных Западу, что вынудит западный мир снова сдерживать угрозу России рынкам и демократии... Если демократия и капитализм потерпят здесь поражение, тогда умножится число спорных вопросов между Россией и Соединенными Штатами и возникнут новые угрозы американской безопасности.” ^*