Нервная усмешка появилась на губах Брижитт. Когда Фергюссон вернется и спросит ее, все ли у них в порядке, она ответит ему: «Все идет, как по маслу: Эллен свалилась в кошмарную дыру под стенным шкафом, Никки преследует жаба, принадлежащая несуществующей девочке по имени Клементина, шантажист лишил нас последних сбережений, сожженная кукла разговаривает со мной из камина, а в остальном — все прекрасно!»

Когда Фергюссон появился, она уже не плакала; она выполнила свое обещанье, хотя и не смогла произнести ни слова: ее муж опоздал на три часа, так как вылет самолета все время откладывался из-за тумана. Ги, который отнюдь не пилотировал авиалайнеров, а должен был просто добраться домой из Сити, не приехал вовсе.

— Я задержался всего лишь из-за тумана, уверяю тебя, — повторял Фергюссон. — Туманы — явление распространенное, и раньше ты никогда не волновалась.

— Но туман не мог задержать Ги, — ответила ему Брижитт потухшим голосом.

— Он еще не вернулся? Но, послушай, моя дорогая, он уже взрослый человек, и нет ничего удивительного в том, что он проводит вечер в городе!

— Разумеется! Только не этот вечер, когда он должен обедать с Присси. Она ждет его, уже надела свое новое платье. А я знаю, что он считал минуты, — так ему хотелось, чтобы этот момент наконец наступил!

Фергюссон оглянулся вокруг, бросил взгляд в соседнюю комнату.

— А сиделка твоя куда подевалась?

По мере того, как Брижитт рассказывала ему обо всем, лицо Фергюссона приобретало отстраненное выражение. «Раньше он никогда не замыкался, оставаясь со мною наедине, — подумала Брижитт. — Как он воспринимает все это?»

— Любимая моя… — прошептал Фергюссон, беря ее за руку.

Брижитт инстинктивно отстранилась.

— Фергюссон, сделай же что-нибудь! Почему никто ничего не предпринимает?

Ее вопрос вернул его к действительности.

— Ги будет здесь с минуту на минуту. Сейчас только десять часов. Если он не появится до завтрашнего утра, мы сможем приступить к розыску.

— Это именно то, что вчера говорили по поводу исчезновения Эллен, — ответила Брижитт раздраженно.

Несколько мгновений Фергюссон пристально смотрел на нее, потом внезапно произнес:

— Бедная маленькая Присси! Нужно подняться и посмотреть, не слишком ли она обеспокоена по поводу отсутствия Ги. — И он вышел из комнаты.

Ее все возраставшая нервозность должна была очень раздражать Фергюссона. По крайней мере, так казалось самой Брижитт. Она безнадежно вздохнула. Именно этим вечером собиралась она объявить ему о том, что спасена! Если бы ни все эти события, она успела бы разработать ноги и встретить его стоя! Фергюссон с ума бы сошел от счастья!

Присси была одна в детской, она заканчивала писать письмо. Ее глаза покраснели от слез. На ней было новое зеленое платье, в нем она казалась очень маленькой и стройной: было что-то детское в ее тонких руках и черных волосах, струившихся по изящной спине. Но ее лицо несомненно было лицом зрелого человека. Посадка головы и гордая линия плеч говорили о чувстве собственного достоинства и очень напоминали женские типажи на фамильных портретах Темплеров.

В дверь постучали. Ну, наконец-то! Присси быстро захлопнула свой бювар и прокричала:

— Войдите!

Это оказался Фергюссон, еще не успевший снять свою униформу. Молодой человек остановился на пороге, он держался очень прямо, что подчеркивало его высокий рост. Светлые волосы Фергюссона поблескивали при мягком свете лампы, голубые глаза, обращенные к Присси, выражали искреннее восхищение.

Присси медленно поднялась, детским жестом провела рукой по щекам, чтобы стереть последние следы недавних слез. Ей больше не хотелось плакать — даже по поводу Ги, из-за которого она минуту назад так переживала. Внезапно ее осенило: она поняла основную причину, приведшую ее в дом Темплеров. Глупо было бы отрицать, что ей очень нравился Фергюссон, нравился с того самого момента, когда она его впервые увидела. Сейчас, глядя на высокую стройную фигуру, на его лицо, покрытое бронзовым загаром, на открытую мужественную улыбку, она осознала, что наконец-то ей посчастливилось найти человека, достойного ее любви. Это оправдывало все ее старания.

— Вы изумительно выглядите, — восхищенно произнес Фергюссон.

Присси расправила широкую юбку.

— Вам действительно нравится? Я довольно умелая портниха!

Ее лицо сияло, она решительно выбросила из головы тяжелые мысли об исчезнувшем Ги.

— Не только умелая, но и страшно голодная, как и я сам! — рассмеялся Фергюссон.

— Что правда — то правда! — призналась Присси. — Ги все еще не вернулся. Это просто отвратительно с его стороны, вы не находите? Вот она — награда за мои труды! — она медленно повернулась перед ним, снова демонстрируя платье. — Он имеет привычку пить, не зная меры, — наверное, застрял где-нибудь с друзьями.

— Возможно, — Фергюссон наклонился к ней и взял ее за подбородок. — Честно говоря, я ужасно проголодался! Да и такая красота не должна пропадать даром, — он медленно провел рукой по ее бедру, словно лаская нежный шелк платья. — Пойдемте куда-нибудь, где хорошо кормят.

Перед уходом они зашли к Брижитт. Присси накинула на плечи шелковый шарф, ее наряд переливался при свете камина изумрудным блеском, лицо было торжественно и снисходительно, тонкие пальцы уверенно покоились на согнутой в локте руке Фергюссона.

— Миссис Джи, это не слишком вас побеспокоит? — бедняга Фергюссон ничего не ел с самого утра, а мы здесь все сидим на голодном пайке, так как не смогли обнаружить тайник вашего дяди и остались без денег на хозяйство. Да и кухарка уже легла!

— Прекрасная идея! — воскликнула Брижитт, постаравшись придать своей интонации максимум искренности. Стоя рядом, они составляли очень красивую пару, и это разрывало ей сердце. — Если появится Ги, я сообщу ему, что он получил по заслугам!

Фергюссон быстро подошел к кровати и поцеловал ее.

— Спи спокойно, родная.

И они исчезли, оставив после себя абсолютный вакуум. Комната превратилась в мертвую пустыню, и Брижитт погасила настольную лампу, чтобы по крайней мере не видеть этого вакуума; может быть и ей самой удастся исчезнуть, раствориться в непроглядной тьме.

Если Фергюссон больше не любит ее, самое лучшее — это стать ничем, растаять в сумерках. За окном четко вырисовывался силуэт уснувшего дерева с опавшими листьями. Брижитт невольно сравнила себя с ним — ведь и она, подобно этому дереву, была ни живой и ни мертвой.

К утру Ги так и не вернулся. Уже было известно, что накануне он не пришел в свой офис, позвонив вместо этого и предупредив, что его не будет несколько дней. Дядя Саундерс негодовал, обвиняя Ги в эгоизме и непорядочности по отношению к Присси. Его грязные намеки, касавшиеся вечернего выхода девушки и Фергюссона, уже ничего не могли добавить к и без того подавленному состоянию Брижитт. И, тем не менее, решимость постепенно овладевала ею, — решимость выяснить все до конца и вопреки всему. Прежде всего, она должна была как можно скорее начать нормально передвигаться и сохранить это в тайне от всех: Только в этом случае ей удастся докопаться до корня всех проблем: раскрыть тайну Клементины.

Влюбленность Фергюссона в Присси трудно было вменить в вину таинственной Клементине, равно как и исчезновение Ги, и все предшествовавшие события. Брижитт отдавала себе отчет в том, что ею владеет навязчивая идея, вызванная ее собственным состоянием и необоримыми страхами ее ребенка. Это было как наважденье, оно не подчинялось никаким доводам рассудка. Из глубин ее подсознания вырастала уверенность в том, что раскрытие тайны загадочной Клементины должно все расставить по своим местам.

Как только она осталась одна после отъезда Фергюссона (он уезжал с тяжелым сердцем и, обещая позвонить вечером из Рима, так крепко сжал ее в объятиях, что она едва не задохнулась; можно было подумать, что он все еще любит ее и отказывается признать свое все возраставшее восхищение Присси), она тихонько выбралась из постели и попробовала передвигаться по комнате: очень медленно, словно скользя, почти не отрывая ног от пола.