— Посмотрите, мисс, — воскликнула Бетси торжествующе. — Вот здесь хозяин кое-что нацарапал на оконном стекле. Заимствовал у матери кольцо с бриллиантом. Была большая суматоха, потому что он потом спрягал кольцо. Царапины на нижнем стекле за гардинами были хорошо видны. Исполненные детским почерком слова непокорного ребенка:
Ненавижу я унылую
Эту комнату постылую.
Чем в ней дальше жить и ждать,
Лучше сразу убежать.
— Сколько ему было лет, когда он сочинил? — спросила Сара.
— Был уже достаточно большой, чтобы понимать, мисс. Десять или одиннадцать. Отец крепко наказал его.
Достаточно большой, чтобы запомнить на всю жизнь, подумала Сара. Особенно если эпизод сопровождался жестоким наказанием.
— Посмотри-ка, что наделал твой озорник-папа, — преднамеренно привлекла она внимание Тайтуса. — Нацарапал на стекле, и надпись теперь невозможно стереть.
Тайтус взобрался на подоконник.
— О чем здесь говорится?
— Почему бы тебе не спросить отца?
Тайтус детскими пальчиками водил по царапинам.
— А папа знает, что здесь написано?
— Раз он сам писал, то должен знать, не так ли?
Бетси как-то странно взглянула на Сару, которая спокойно переменила тему.
— Время гулять. Поди скажи Элизе, чтобы одела тебя для прогулки.
Про себя Сара подумала, что ей придется еще немного осторожно поработать с Тайтусом, прежде чем он сделается ее невольным помощником.
Однако Тайтус — при всей своей робости и нервозности — был чрезвычайно сообразительным мальчиком. Когда в соответствии с традицией, установленной Амалией еще в Лондоне, его перед купанием и сном привели на часок в гостиную, он немедленно направился к отцу и спросил:
— Папа, что ты написал на окне?
Блейн в недоумении уставился на сына.
— На окне? На каком окне?
— В детской комнате. Бетси сказала, что ты начертил бриллиантом. Как это ты писал бриллиантом?
Блейн поморщился и с нарочитой небрежностью заметил:
— Выглядит так, будто мое беспорядочное детство преследует меня по пятам.
— Но что там написано, папа? — продолжал настаивать Тайтус.
— Надпись, вероятно, неразборчива, мисс Милдмей? — взглянул он на Сару. — Помнится, я был не очень грамотным ребенком.
— Нет, лорд Маллоу, надпись хорошо читается. Это довольно остроумное четверостишие для десятилетнего подростка. По словам Бетси, вас еще жестоко наказали. Правда, не знаю за что: то ли за надпись, то ли за кольцо с бриллиантом.
Амалия вскочила.
— Я должна сама увидеть свидетельство твоего поэтического таланта, мой дорогой.
От внимания Сары не ускользнуло беспокойство Амалии, а также ее намерение сообщить Блейну содержание четверостишия, прежде чем кто-нибудь еще попросит вспомнить о нем.
Однако Блейна не так просто смутить. Он лишь пожал плечами и сказал:
— Честно говоря, я ничего не помню. О чем там говорится, мисс Милдмей?
Равнодушным тоном Сара повторила слова, и Блейн раскатисто расхохотался.
— Клянусь Юпитером! Чертовски подходящие слова. Они в точности выразили мое тогдашнее настроение. Но хотелось бы знать, где я сцапал кольцо с бриллиантом?
— С туалетного столика своей матери, — послышался голос леди Мальвины. Она стояла в дверях, раскрасневшаяся и энергичная. — Это было мое самое дорогое кольцо. Затем ты спрятал его в птичьем гнезде на крыше и признался только после того, как отец здорово выпорол тебя. Ты был очень непослушным ребенком.
Блейн вновь невозмутимо пожал плечами.
— Это только свидетельствует о том, какая великолепная вещь — наше подсознание. Оно предусмотрительно выключает неприятные воспоминания. Разве не так, мисс Милдмей? Среди нас вы самый образованный человек.
Весьма тонко Блейн дал понять, что принимает ее вызов. Он был очень умен, значительно умнее того маленького бунтовщика, который сочинил наивный стишок. Сейчас он пытался выяснить, придал ли кто-нибудь из присутствующих данному эпизоду какое-то особое значение. Но Тайтус был еще слишком мал, а Бетси слишком наивна и простодушна. Значит, Сара была единственным человеком, который в самый неподходящий момент мог вспомнить эту сцену.
И, тщательно подбирая слова, Сара ответила:
— Я думаю, подсознание может проделывать удивительные вещи, лорд Маллоу. Хотя лично я никогда бы не поверила, что человек в состоянии забыть подобное художество и его последствия. Но, разумеется, вас иногда подводит память.
— Я не собираюсь впредь пользоваться этим аргументом, — заявил Блейн. — Присяжные и так сочли его чересчур удобным оправданием, а уж мой кузен Амброс не поверил ни одному моему слову. Однако уверяю вас, у меня действительно наблюдаются чрезвычайно удивительные провалы в памяти. Не так ли, мама?
— Сущая правда, — согласилась леди Мальвина. — Особенно когда речь идет о твоих проделках и ошибках. Виновато ли здесь твое подсознание или нет — не знаю. Я не очень разбираюсь в этих новомодных идеях. Но мне абсолютно точно известно: кольцо представляло большую ценность, и я не могла найти его несколько недель. Ужасно!
— Бедная мама. Тогда я должен хоть и с запозданием, но все же искупить свою вину. Мы подберем вам равноценное кольцо.
Леди Мальвина расслабилась и засияла от удовольствия.
— И охота поднимать такой шум из-за пустяка, — заметила Амалия с раздражением. — Все подростки — порядочные сорванцы. А твоя проделка вовсе не была каким-то ужасным преступлением. Тайтус, тебе пора в постель. Подойди и поцелуй маму.
Леди Мальвина многозначительно посмотрела на кольцо с великолепным бриллиантом, красовавшееся на пальце у Амалии.
— Интересно, назвали ли бы вы происшествие пустяком, если бы Тайтус последовал примеру своего отца.
— Какая чепуха! Тайтус — послушный ребенок.
На следующий день — дождливый и ветреный — Блейн неожиданно пришел в классную комнату. Сара как раз начала знакомить Тайтуса с алфавитом, используя в качестве вспомогательного средства деревянные кубики с нарисованными на них буквами. Для удобства она уселась рядом с ним на полу и перемежала пояснения со строительством домиков и мостов. Тайтус немного расшумелся и уже собирался разрушить ради шутки очередное сооружение, когда над ними внезапно возникла высокая фигура.
— Я полагал, что ребенок должен учить буквы, а не строительное дело.
Сара поспешно поднялась, сознавая, что игра увлекла ее в такой же мере, как и Тайтуса. Было приятно слышать радостный заливчатый смех ребенка.
— Тайтус еще слишком мал, лорд Маллоу, чтобы выдержать продолжительные уроки. По-моему, обучение, замаскированное под, игру — наилучший метод для самых маленьких.
— Не забегаете ли вы немного вперед, мисс Милдмей? Или, быть может, игра доставляет удовольствие и вам?
Он протянул руку и убрал с ее лба выбившийся из прически локон. Вздрогнув, она отпрянула, торопливо приглаживая волосы. Блейн расхохотался в своей обычной взрывной манере.
— Итак, где эти бессмертные оконные стишата?
— Вот здесь, папа, — ответил Тайтус. — О чем в них говорится?
Блейн постоял в раздумье, пригнувшись к окну.
— Знаете, мисс Милдмей, в самом деле ничего не помню. Иногда мне кажется, что ушиб навсегда повредил мой мозг.
Не пришел ли он специально для того, чтобы убедить ее в собственной искренности? Но с какой стати? Она ведь всего-навсего гувернантка.
Блейн не спускал с нее своего веселого, дерзкого взгляда.
— Мое несчастье, несомненно, состояло в том, что у меня не было такой очаровательной воспитательницы, как у моего сына. Мне припоминается мисс Опуэй, очень беспокойная особа.
— Под стать вам, лорд Маллоу? — пробормотала Сара.
— Ни в коем случае! Вот после нее у меня был наставник такой же испорченный и лживый, но, к счастью, меня скоро отдали в школу.
— Папа, можно мне взять кольцо с бриллиантом и нацарапать что-нибудь на стекле? — спросил Тайтус.
— Нет, нельзя! Мне и без того приходится с трудом поддерживать твою мать в хорошем настроении, не говоря уж о моей собственной матери. И почему драгоценные камни так притягивают, околдовывают людей? Вы не знаете, мисс Милдмей? Уверен, что женщины пойдут ради них на тяжкие преступления. Или вообще ради богатства.
