Но какими?

Среди шошонов послышался крик.

Нат испуганно поднял глаза.

Очевидно, похороны не были каким-то сложным ритуалом. Несколько человек отошли подальше и начали копать могилы, другие собирали одежду и всякую утварь. Женщины, родственницы погибших, напоследок обнимали тела и заходились в рыданиях.

— Я слышал тут кое-что, — вспомнил Шекспир, стараясь перекричать плач. — Обычно они пропускают день, прежде чем похоронить воинов, но во время охоты шошоны наткнулись на следы большого отряда черноногих. Вот почему воины вернулись так быстро. Племя собирается отправиться в путь завтра утром.

— Сколько же черноногих они видели? — рассеянно спросил Нат.

— Говорят, около полусотни.

— Так много? — удивился Нат. — Откуда их здесь столько в такое-то время? Должно быть, им стало известно об этой самой встрече?

— Скорее всего так. Потому-то они здесь, — согласился Шекспир. — Они бродят вокруг, будто хищники, нападая и на белых, и на индейцев других племен, на всех, кто встречается на пути. Черноногие, конечно, знают о встрече и считают это прекрасным шансом свести старые счеты.

— Нельзя ли им как-нибудь помешать?

Шекспир усмехнулся:

— Многие белые и индейцы делают это при каждом удобном случае. Даже мы с тобой.

— Я серьезно.

— А что бы ты сделал?

— Ну, я бы собрал армию и уничтожил бы их всех или прогнал в Канаду.

— Ну вот, ты опять жаждущий крови юнец. Где, интересно, ты собираешься взять армию? Собрать вместе индейские племена? Черноногие — самое сильное племя в северных горах и на равнинах. Они то и дело нападают на не-персэ, гладкоголовых, кроу, шошонов. Они присвоили себе лучшие земли, загнав других в холмистые долины. Не найдется ни одного племени к северу от Золотой реки, у которого был бы шанс победить черноногих.

— А белые? Почему они мирятся с этой ситуацией?

— Возможно, потому, что нашего брата тут не более пяти сотен человек, да и те раскиданы по всему Западу, от Миссисипи до Тихого океана и от Канады до Санта-Фе, не считая штата Миссури.

— Интересно, сколько же черноногих?

— Точно не знаю, но, думаю, тысяч восемь-десять…

— Я и понятия не имел, — признался Нат. Шошоны по-прежнему были заняты приготовлениями к похоронам, Шекспир перевел взгляд на своего друга:

— Позволь рассказать тебе еще одну историю. Примерно лет пять назад нашелся тут один человек, который предложил, как и ты, собрать армию, только против арикара, а не черноногих.

— И что?

— Ты дашь мне закончить? Человек по имени Эшли привел сюда около семидесяти солдат из Сент-Луиса. Они добрались до поселений арикара на реке Миссури и там на них напали шесть сотен воинов. Эшли потерял двенадцать человек и поспешно вернулся вниз по реке. Он послал письмо полковнику Генри Левенуорту, настоящему сорвиголове. Тот собрал сотни две людей, захватил с собой несколько орудий и направился к арикара, чтобы преподать им урок. — Шекспир засмеялся.

— Что тут смешного?

— Не обращай внимания. На чем я остановился? Ах да. По пути к полковнику присоединились почти семь сотен сиу. Они терпеть не могут арикара и очень хотели помочь устроить им взбучку. Полковник Левенуорт назвал армию Легион Миссури, и к тому времени как они появились в землях арикара, к нему еще прибились белые и сбившиеся с пути индейцы, так что под его началом было уже около тысячи человек.

— Арикара, должно быть, досталось, — предположил Нат.

Шекспир снова засмеялся:

— Ты думаешь? Арикара, естественно, не могли не заметить такую армию, поэтому сделали то единственное разумное, что им оставалось.

— Сражались до последнего воина?

— Нет, бежали.

— Струсили?

— У трусости общие корни с храбростью, Нат. Иногда это зависит от ситуации. Что хорошего, если бы арикара бились до последнего воина, позволив сиу убить их женщин и детей?

Нат промолчал. Ответ был очевиден.

— Поэтому под покровом ночи они покинули свои деревни.

— А полковник сжег все и вернулся с полной победой, — тут же заключил Нат.

— Ошибаешься. От нечего делать солдаты разбрелись по деревням арикара, побросав оружие, а полковник стал стрелять по ним из пушек, чтобы убедить их в серьезности своих намерений продолжить войну.

— Ну и ну!

Шекспир фыркнул:

— Вот такое приключилось с полковником Левенуортом и его армией. Они одурачили сами себя и стали объектом насмешек и для арикара, и для других племен. Так что верхняя часть Миссури теперь практически закрыта для белых охотников — туземцы больше не боятся нас.

— Но идея создания армии все же возникла… И это сработало бы, если бы Левенуорту удалось настичь арикара, — настаивал Нат.

— Даже если бы все получилось, у полковника не было достаточного количества людей, чтобы сразиться с черноногими. Пройдут годы, прежде чем ты привыкнешь к тому, что они все время где-то рядом. И если решишь остаться здесь, черноногие станут твоими злейшими врагами.

Нат хотел было что-то ответить, но их отвлек пронзительный крик женщин, собравшихся возле покойных воинов.

Одна из них отрубила себе кончик пальца.

— Боже мой! — воскликнул юноша.

Откуда-то принесли большой, плоский камень и поставили на землю, возле тел. Вокруг него собрались пять женщин. Одна из них — та, которая отрезала себе кончик указательного пальца на левой руке, — встала на колени, опустила нож на камень и обрубком размазала кровь по щекам. При этом лицо ее светилось гордостью. Затем она поднялась и отошла в сторону, чтобы другие женщины последовали ее примеру.

— Это вдовы, — с благоговением пояснил Шекспир. — Они оплакивают потерю мужей и демонстрируют свою верность их памяти.

Ошеломленный увиденным, Нат пробормотал:

— Но их пять, а воинов трое.

— Многие племена признают многоженство. Из-за войн и опасностей, с которыми можно повстречаться даже на охоте, число мужчин постоянно сокращается.

Вторая женщина прикоснулась лезвием ножа к кончику одного из своих пальцев и отрезала его, даже не вскрикнув, лишь ее подруга застонала в знак сочувствия. По очереди все женщины проделали эту процедуру, измазывая лица кровью.

— Теперь они не будут умываться, пока кровь сама не сойдет, — объяснил Шекспир.

Шошоны завернули тела в бизоньи шкуры и отнесли к свежевырытым могилам, опустили в землю сначала мужчин, затем женщин и детей.

Нат решил, что это конец церемонии, но он ошибся.

Шошоны стали складывать на тела разные вещи: оружие — луки, стрелы, томагавки — для мужчин и мальчиков, в одну могилу даже зачем-то положили остриженный лошадиный хвост; женщинам клали одеяла, безделушки, иглы дикобраза и расчески.

— Зачем это? — поинтересовался Нат.

— Когда хоронят индейца, в могилу кладут его любимые вещи и талисманы.

— Загробный мир?

— Да. Они верят, что мертвецы очнутся в другом мире вместе с тем, с чем уходили. Ты заметил, что в одну из могил положили лошадиный хвост?

— Да.

— Индейцы считают, что в Мире Духов хвост превратится в коня.

Нат недоверчиво посмотрел на Шекспира:

— Нет, я никогда не пойму жизнь индейцев, даже если проживу до ста лет.

Сдержанная улыбка заиграла на губах старого охотника.

— Поэтому, Нат, выслушай меня: и так как ты себя увидеть можешь лишь в отраженье, то я, как стекло, смиренно покажу тебе твой лик, какого ты пока еще не знаешь [10]. — Он замолчал, а затем добавил: — Да простит меня Брут.

— О чем ты?

— Напомни мне об этом через год.

Заинтригованный словами друга, Нат покачал головой и продолжал наблюдать за церемонией.

Шошоны начали бить в барабаны, в то время как несколько воинов закапывали могилы. Соплеменники пели, кричали и танцевали, ритмично переставляя ноги. Они три раза обошли вокруг могил, остановились и вновь запели мелодичную песню.

— Нам повезло, — сказал Шекспир.