- Ты не сможешь учуять запах отсюда, но если желаешь войти в комнату…

- Нет, спасибо, - отказалась я, неуверенная, шутит он или нет. - Давайте посмотрим на зомби.

Лучше бы я не спрашивала.

Он привел меня к самому концу склада, где я увидела других людей в белых халатах.

Раньше мне казалось, что все пространство принадлежало Эйкерману и его монстрам. Мы вышли в коридор. Видимо, для зомби выделили особое место.

Как я уже говорила, что мне нравилось в ученых - так это то, что они отказывались снисходительно разговаривать с детьми. Эйкерман начал лекцию, и мне это нравилось:

- Наиболее интересное в зомби - это их остаточный речевой аппарат. Мы записали несколько часов диалога зомби. Некоторые из них были записаны во время вторжения, в них говорилось о вратах и о том, что находится за ними. Другие произносят слова из своей жизни, повторяя фразы, которые говорят что-то о них самих. Последняя исследуемая группа не говорит вообще. Мы пытаемся узнать, сохранили ли они возможность мыслить после трансформации.

- Нет, - сказала я настолько твердо, насколько могла. - Все человеческое в них умерло.

- Я понимаю, что ты чувствуешь, - сказал он. - Было бы легче для всех нас осознавать, что по другую сторону баррикады мы убиваем не людей.

Я потрясла головой.

- Нет, вы не понимаете, - ответила я ему. - Я убью любую гадину, предавшую нас. А ведь предатели - они все еще люди. У меня не возникло бы никаких проблем спустить курок на тех червяков в правительстве, которые помогли демонам.

Хорошо, успокойся, - сказал он абсолютно другим тоном голоса. - Я действительно говорил только что о себе. Мне действительно легче работать над этими, э-э, зомби, если я считаю, что в них нет ничего человеческого.

Арлин всегда говорит, что я могу быть настоящей врединой, так что я решила быть ей нарочно. Я спросила:

- А есть ли для вас разница, доктор, если бы они были гениями при жизни?

Вместо того, чтобы прийти в бешенство, он рассмеялся.

- Ты просто прелесть, Джилл. Мне нужно быть осторожным с тобой. Я думаю, нам понравится работать вместе. Сейчас мы можем начать. Какова твоя теория по поводу того, почему некоторые крупные монстры выглядят рзумными?

- Вы имеете в виду паука-мозга?

Мне не нужно было говорить, что означало это слово.

- По-видимому, их всех. Был ведь еще говорливый имп, которого капрал Таггарт, как он сообщил, встретил на Фобосе.

Это была одна из моих любимейших тем.

- Мы были удивлены их мозгами во время миссии в Лос-Анджелесе.

- Каков твой вывод?

Я внезапно заметила, как долго мы шли.

- Как далеко нам еще до зомби?

- Не далеко. Только не спрашивай постоянно, дошли мы уже или нет. Это заставит меня вновь увидеть в тебе ребенка.

- Здесь есть комната отдыха, которой я бы могла пользоваться?

- Всего в нескольких футах от площадки зомби. - Его голос звучал нетерпеливо. - Так каков же ваш вывод?

- Всякий раз, когда говорит обычная, тупая тварь, где-то есть еще одна, поумнее, которая и посылает ему слова.

- Как трансляция радиосигнала. Мы размышляли в том же направлении. Ты думаешь, паучьи мозги имеют собственные мысли?

- Не знаю.

- Они могут быть на другом конце, как получатели сигнала.

- Расскажите мне о своих зомби, - я была по-настоящему заинтересована. Мы прошли уже достаточно, а дергающихся трупов все не было.

- У нас имеется тринадцать экземпляров. Мы провели идентификацию их личностей. Ты знаешь, что уничтожить информацию сегодня невозможно.

- Да, монстры не могут пробивать большие дыры в Сети, даже с их толстыми задницами.

- Они замедлили нас, но они не могут полностью нас остановить.

- Мы их остановим.

- Умница! Один из зомби был редактором по имени Андерс Монсен. Он повторяет фразы, касающиеся его профессии. По крайней мере, мы думаем, что он делает это. Одна из женщин - Мишель Делуд, блондинка. Она повторяет, что должна попасть в Лас-Вегас на свадьбу. Марк Стефенс был книжным продавцом. Батлер Шаффер был профессором права. Тина Карос была помощницей адвоката. Она брюнетка. Обе леди были очень привлекательны при жизни. Это ужасно - видеть их мутировавшими. Остальные восемь были моряками, служившими прямо здесь, на Гавайях. Один из них был здоровенным мужиком, друзья называли его Большой Ли.

Имена остальных я не помню.

Эйкерман мог бы стать учителем. Он внушил мне большой интерес к своемуособому классу мертвецов. Я сгорала от нетерпения… пока дверь с надписью "Максимальная безопасность" не открылась и огромная масса не заполнила дверной проем и мясницким тесаком не отрубила доктору Эйкерману голову.

Никогда не признался бы в этом Арлин, но поначалу я сомневался в своей вере.

Недопустимо, чтобы Альберт стал агностиком. Мне необходимо выгородить себя от этого. Когда я закончу, я удалю это письмо и напишу ей настоящее. Возможно, это выглядит глупо - писать кому-то, когда можешь поговорить с ним лично, но когда я смотрю в ее зеленые глаза, я немею.

Когда она изгибает свою правую бровь и улыбается так же горячо, какими кажутся ее пламенные рыжие волосы, я не могу говорить с ней. Она предлагает мне себя, и все, что я могу сделать, это сослаться на свою религию. Она была первой из всех, кого я увидел после операции. Они сделали все, что могли, с моим лицом, но мне не нужно зеркало, чтобы понять, что эти шрамы навсегда.

Мое лицо все еще горит. И будет гореть всегда - из-за новых долин и горных хребтов, инкрустированных в мой лоб, щеки и подбородок. Утешением мне служит то, что я все же не так уродлив, как имп. А если я стану зомби, то стартовая площадка для новой наружности уже готова.

Я понимаю, что глупо думать о своей внешности, ведь я вообще мог ослепнуть на всю жизнь. Да простит Господь мое тщеславие.

Арлин не позволит мне сожалеть о себе. Она склонилась над моей кроватью, улыбаясь, как ангел, и исцеловала всю измеченную плоть моего обезображенного лица. "Ты всегда будешь моим Альбертом", - прошептала она так, что только я мог слышать.

Мы разделили участь, которую немногие из смертных когда-либо познают. Мы остудили ярость паука-мозга. Мы опробовали на вкус серу пожирателя огня. (Не могу понять, почему здешние ученые называют этих тварей «арчвайлами»). Вместе мы выпустили кишки тыквам и князьями ада. Я пробился сквозь море крови вместе с этой женщиной. Но когда она повернула свое лицо ко мне и предложила прикоснуться к ее высоким скулам и поцеловать, я отшатнулся.

Наверное, она считает меня идиотом. Будучи женщиной, доказавшей свое право быть наравне с мужчинами, она не брезглива в вопросах человеческого тела. А ведь женщины имеют обыкновение уделять этому большое внимание. Впрочем, сейчас, в этом океане крови, было странно видеть людей, все еще щепетильных в вопросах макияжа. Неужели военная служба действительно сравнится с рождением детей? Я искренне верил, что высшее предназначение женщин - дарить миру детей. Церковь усилила это мое отношение. Я могу уважать женщинубойца, но меня сотрясает мысль, если она уклоняется от женской ответственности. Как будто, умерев на поле боя, она отделается легче. Если она офицер, она практикует тривиальный подход к власти, сравнимую с той, какую Бог дарит ей в отношении ее ребенка. Вот выходит Арлин Сандерс, высоко и элегантно вскинув чуть назад голову, будто когда-то она имела длинные волосы, спадающие до талии, показывая свою длинную шею и твердую челюсть, и взвалив на плечи свое обмундирование с такой же важностью, с какой это делают мужчины. Да, я притворюсь, что это был день после Хеллоуина, и помогу ей убрать тыквы. Но не коснусь ее своими голыми руками.