Он собирался оставить наркотик так, как он был упакован, но потом вспомнил, что говорил ему Уиллет. Если выяснится, что пакетики родом с разных фабрик (кто знает), это может все испортить. Даффи аккуратно высыпал их содержимое в банку из-под варенья и несколько минут яростно ее тряс. После этого он разложил героин в шесть имевшихся у него пакетиков. Половину он положил в один пакет и завязал его проволокой. Другую половину он распределил по пяти пакетикам и тоже их завязал. Теперь они были не больше пяти миллиметров толщиной. Должно было получиться.

Он тщательно вымыл банку и вытер стол. Тут у него появилась идея. Он открыл пакет, куда сунул банки, и достал оттуда одну. Распутал проволоку и накапал в героин немного сиропа. Это немножко облегчит им работу. Пускай он не может выписать ордер на арест, но сделает все, что в его силах. Если Фармнадзор и впрямь такой дошлый, как говорил Уиллет, он должен распознать жидкость, которая попала Далби в героин. Что ж, мистер Далби, получали ли вы такого-то числа ящик с личи? Даффи представил, как тот отвечает: да, и я открыл каждую банку собственными руками, и ни в однойне нашел своего героина. Спасибо, мистер Далби. У обвинения — все, Ваша Честь.

Даффи отнес черные пакеты к фургону. Он надеялся, что тот, что с личи, не прорвется. Семьдесят с лишним фунтов сладких глазных яблок катятся по улице и воняют розами. Он с облегчением швырнул их в кузов. Потом банки. Натянул водительские перчатки и снова зашел в дом. Тщательно обтер пять маленьких пакетиков и положил в правый карман куртки. Он мог бы взять с собой и пакет, предназначенный Далби, но вместо этого положил его в холодильник.

Последний рейс в Хитроу-Сити, думал он, направляясь к аэропорту по М4. Была половина десятого. Летающие гробы превратились в цветные точки; они висели на небосводе, почти не двигаясь. Даффи по-прежнему казалось, что они вот-вот покатятся вниз, словно искорки из сопла ракеты. Но они все не падали. Нет, они не упадут, по крайней мере, пока есть Даффи и можно его раздражать: Даффи был смыслом их существования. И, конечно, этой ночью пилоты решили заходить на посадку со стороны М4. Даффи так и слышал, как они переговариваются: «Хотел было завернуть с севера, но решил напоследок помахать Даффи крыльями, резко сбавил высоту и вошел в пике. Ты бы видел, как он испугался. Крутанул руль и нырнул в канаву. Вот чудак».

На складе он управился быстро. Третий ящик справа — вот все, что его интересовало. Он вытащил портрет Далби из рамки, вставил между задней стенкой и фотографией пять тонких пакетиков. Теперь рамка стала туже держаться, но он сомневался, что миссис Бозли это заметит. Все, что она замечает, это пухлое лицо, глянцевую лысину, аккуратненькие золотые очочки. Интересно, когда она смотрит на эту фотографию: когда дела идут хорошо или когда дела идут плохо? Зачем люди вообще держат на письменных столах фотографии? Даффи не знал. У Даффи даже не было письменного стола.

Он вернулся домой; впереди оставалось еще несколько часов, которые надо было убить. Он заново отдраил стол, ещё раз вымыл банку, съел кусок мясного пирога и сел смотреть телевизор. Проблема была в том, что все время приходилось переключать каналы. Он с удовольствием смотрел очередной повтор хичкоковского «На северо-северо-запад», пока до него не дошло, что Эва Мари Сейнт — вылитая миссис Бозли. Он забраковал дуэт комиков, потому что один из них, толстый, занял мордой весь экран, и Даффи оставалось только пририсовать ему бачки, чтобы он стал вылитый Глисон. Затем был сорокапятиминутный документальный фильм по Би-би-си-2 о социальных работниках, чья жизнь совершенно не интересовала Даффи, но он думал, что уж здесь подвохов не будет. Но его ожидания не оправдались: одна из социальных работниц оказалась до невозможности похожа на Лесли. Он выключил телевизор, перепроверил расписание Уиллета и Кэрол, и включил радио. Слушатели звонили в студию, живо интересуясь структурой распределения доходов от североморской нефти, и тут, слава богу, обошлось без бьющих по нервам реминисценций.

В час ночи он сунул в карман последний пакетик и вышел из дома. Он долго осматривал замок на двери с номером 61 и отобрал из имевшейся у него связки полдюжины ключей. Он не сомневался, что один из них подойдет. Ему не улыбалось торчать на пороге и ждать, пока его заметит ретивый молодой полицейский — обновленная версия самого Даффи. Попытка взлома плюс пакет с героином — вряд ли его бы выпустили по амнистии. Но дверь подалась уже на третьем ключе. Теперь оставалось только надеяться, что Далби не крутит амуры с какой-нибудь из своих птичек и не расслабляется в пост-коитальной ванне. В кабинете было пусто, в спальне было пусто; из любопытства Даффи заглянул и в ванную. Хм, а на вид — как обыкновенная. Жаль. Он вынул из кармана пакетик и на мгновение задумался. Потом его осенило. Где толстячки-англичане хранят свои сокровища? Там же, где маленькие дети. Даффи засунул пакет с героином Далби под подушку. Выпавший молочный зуб может однажды превратиться в шестипенсовик. Героин может превратиться в тысячи наркотических снов, в тысячи новых ощущений, в миллионы шестипенсовиков. Еще он может превратиться в мертвых людей. Или, как в данном случае, в длительное тюремное заключение.

Он приоткрыл дверь и глянул вниз — в дрочильню. Свечи были потушены, благовонные палочки не дымили, на ковре медленно высыхало шампанское и сперма. Даже досюда доходил неприятный запах. Неудивительно, что человек, заправляющий подобным заведением, так часто принимает ванну. Он вспомнил, как положил на грудь той девице влажную от шампанского ладонь. «Можешь их потрогать, — сказала она, — ты за это заплатил. Они не для того, чтобы на них смотреть». Он повернулся и ушел.

В восемь часов утра он сделал первый из двух звонков.

— Позовите констебля Кэрол Лукас, — выговорил он с валлийским акцентом.

— Кэрол, тут какой-то валлиец по твою душу, — услышал он.

— Алло?

— Не называй мое имя, это Даффи. То есть, твой анонимный валлийский осведомитель. Помнишь, ты как-то ждала меня возле одного заведения, возле «Пижона»? По моим сведениям, там есть героин. Этот малый привык баловаться перед сном, когда уже лежит в постели. — Он рассказал Кэрол про заднюю дверь, чтобы птичка как-нибудь не упорхнула. — Да, кстати, анонимный валлийский осведомитель на следующей неделе пригласит тебя на праздничный ужин.

— О, Д…

— Не называй мое имя! — Черт, она чуть было все не испортила. — То есть, мы не обязательно куда-нибудь пойдем (в конце концов, они ведь совсем недавно ходили), но мы можем поужинать дома. Я разучу что-нибудь новенькое.

— Спасибо за информацию, — исправилась Кэрол.

Затем он позвонил Уиллету и посоветовал — не вдаваясь в детали — обыскать стол миссис Бозли и, желательно, ее саму. Повесив трубку, он пожалел, что не сказал просто: «Половина под фотокарточкой, а еще половина в заднице у миссис Бозли». То-то бы она попрыгала.

Некоторое время он слонялся из угла в угол, не зная, куда себя деть. Он не хотел быть там, где сейчас должны были произойти обыски. Не хотел и оставаться дома, возле телефона. Беда была в том, что он просто не мог не взять трубку, когда звонил телефон. Если бы он только мог, он, наверное, вообще бы никуда не выходил.

Что делают другие люди, когда им нечего делать? Даффи не знал. Может, навещают стареньких мамочек. У Даффи не было старенькой мамочки. Но одно дело у него было. Он проехал несколько миль по Кольцевой, свернул в один из малонаселенных кварталов и нашел мусорный контейнер. Выкинул личи и банки. Потом он заехал в паб и пообедал.

Домой он ехал медленно и по дороге заглянул в пару продуктовых магазинов. Он купил несколько полиэтиленовых пакетов того размера, какого, по его мнению, у него уже оставалось мало. Больше покупать было нечего. Кэрол считает его чуть ли не скупердяем, трясущимся над каждой кухонной ерундовиной. Даффи думал, что это нечестно, — просто он был рачительным хозяином. Он панически боялся, что в доме чего-то не хватит.