— Это просто неоценимые сведения. Спасибо, любимая.

На другом конце провода Кэрол улыбнулась. Эти два слова нечасто можно было услышать от Даффи. Какой же он все-таки милый, подумала она.

А Даффи подумал совсем о другом. Он думал о том, за что люди убивают друг друга — легко, походя, дескать, великое дело. Можно ли убить за ящик итальянских солнечных очков? Можно ли убить за пару ящиков копченой лососины?

— Точно, как обещал, мистер Хендрик.

Всегда полезно отметить перед клиентом свои достоинства.

— Ах да, спасибо, Даффи.

Открывший ему дверь Хендрик, протянул за ключом руку. Похоже было, что Хендрик не слишком рад его видеть.

— Честно говоря, мне бы хотелось зайти на пару слов.

— Хм. Да, конечно.

Хендрик провел Даффи через холл в кухню и снова безжалостно прогнал в сад двух девочек. На этот раз они вели себя более строптиво. Может быть, они слишком часто оказывались в саду против своей воли. А где же, интересно, была миссис Хендрик?

— Думаю, мне следовало расспросить вас об этом раньше, мистер Хендрик, но вы же не возражаете, если мы сейчас кратенько обсудим ваших сотрудников? Расскажите мне о них.

— Что ж, спрашивайте.

— Мистер Глисон.

— Вы же не подозреваете мистера Глисона? — вопросил Хендрик с таким выражением, будто Даффи привел к нему закованного в наручники Глисона, и у того карманы топорщились от золотых слитков, а из-за обшлагов сыпались брильянты.

— Я никого не подозреваю, мистер Хендрик, по крайней мере, никого конкретно. Но если вы не будете подозревать всех и каждого, это кончится тем, что вы вообще никого не будете подозревать и в результате ничего не выясните.

Это была не совсем правда, но клиентам такое объяснение нравилось, оно позволяло им со спокойной душой поливать грязью своих любимых работников. И Даффи не без умысла начал с человека, которому Хендрик, вероятно, доверял — он рассчитывал, что это поможет избежать новых возражений, когда речь зайдет о миссис Бозли.

— В любом расследовании есть некоторые стороны, которые могут показаться неприятными, но если вы хотите иметь профессионально выполненную работу, нельзя сбрасывать их со счетов.

Эта формулировка тоже им нравилась: в них признавали профессионалов, и они радовались, как дети.

— Конечно, конечно. Что ж, Глисон — отличный парень. Он со мной уже четыре года. Работящий, никогда не допускал прогулов, прекрасно ладит с остальными.

— Тан — китаец, верно?

— Нет, по-моему, он из Малайзии. Очень восточный парень. Желтый и мало говорит.

— Может, это оттого, что он плохо знает английский?

— Да нет, он знает, он здесь родился и вырос. Очень хороший парень, очень работящий. Очень сильный. Делает такие вещи руками, как они все там…

— Оригами? — (Осторожней, Даффи, подумал он, не стоит выпендриваться перед клиентом; но Хендрик и ухом не повел).

— Нет, ломает кирпичи и всякие предметы ребром ладони.

— Ага, понимаю.

Что ж, спасибо за предупреждение.

— Кейси?

— Чудесный парень — (Ох, да бросьте, мистер Хендрик) — очень работящий. Немного тугодум. Хороший водитель.

Даффи расспросил о двух остальных — Ботсфорде и МакЭндрю, — и, как бы нехотя, задал следующий вопрос.

— И еще, раз уж мы об этом заговорили, хотелось бы также выяснить насчет миссис Бозли.

Хендрик угрожающе воззрился на него, но Даффи только рукой махнул, словно говоря «Мы же с вами это уже обсудили».

— Что ж, ладно. Прекрасная женщина, очень компетентная, заслуживающая всяческого доверия, никогда никаких прогулов, великолепно ладит с сотрудниками.

А по вечерам верховодит в отряде волчат-бойскаутов под именем Акелы или кого там еще. Разговаривать с Хендриком было бесполезно. У него, по всей видимости, подобрались сплошь образцовые сотрудники — аккуратные, работящие, порядочные, крепкие и тому подобное. Вот только так случилось, что один из них его обворовывал. Даффи переменил тон — так, словно профессиональная часть разговора была завершена, и теперь они просто беседовали, как калякают за кружкой пива двое мужчин.

— Не могу не согласиться, мистер Хендрик, она потрясающая женщина. И так умеет указать каждому на его обязанности. Она с вами с самого начала?

— О да, уже пять лет.

— А что она делала до этого? Так, из чистого любопытства. Просто интересно, чем такая женщина могла заниматься прежде.

— Кажется, она была старшей стюардессой на одной из крупных авиалиний, — ответил Хендрик тоном человека, который знает больше, чем говорит.

— А почему она не осталась? Глядишь, сейчас была бы уже в руководстве «Бритиш эруэйз».

— Ну, с моей точки зрения, это вполне возможно, но я могу предположить, что она решила, раз она не может делать то, что ей нравится, лучше ей уйти. Видите ли, стюардессы не могут быть старше определенного возраста. Глупое правило.

— Согласен. Полагаю… — тон Даффи стал еще более задушевным, — существует и мистер Бозли?

Хендрик засмеялся, что случалось с ним нечасто, и его словно бы снятый с трупа костюм заходил ходуном в связи с приключившейся в его пределах турбулентностью. На лоб упала грязная белесая прядь.

— Теперь я вижу, к чему вы клоните, мистер Даффи. Должен вам сказать: шансов у вас немного.

Даффи тоже заставил себя расхохотаться.

— Да нет, я, в общем-то, и не претендую. Просто подумал: такая чудная женщина и приходится самой зарабатывать на жизнь.

Хендрик хитро посмотрел на него; он явно ему не верил.

— Кажется, есть и муж, но он, вроде бы, инвалид. Не люблю совать нос в чужие дела, но поговаривают, будто у него нет одного легкого. Бедная миссис Бозли.

Бедный мистерБозли, подумал Даффи, иметь только одно легкое, да в придачу миссис Бозли как единственный свет в окошке. Он снова перешел на деловой тон.

— А что насчет МакКея? Каким он был работником?

— О, очень работящий, хороший водитель, со мной не первый год.

Наверное, помогал миссис Бозли управляться с бойскаутами. Умело вколачивал колышки для палаток. Переводил старушек через улицу. Много работал на благотворительность.

— Таким образом, мистер Хендрик, все ваши сотрудники проработали у вас по крайней мере несколько лет?

— Да.

— А кражи начались всего лишь около полугода назад?

— Да.

— Хм. И еще кое-что. Полагаю, ни у кого из ваших служащих в прошлом не возникало проблем с законом?

Хендрик поправил упавшую на лоб немытую прядь.

— Я нисколько не сомневаюсь, что они перевоспитались.

Угу.

— Ответьте, мистер Хендрик, прошу вас.

Даффи был до крайности раздосадован, но старался, чтоб в его голосе звучал только упрек — ничего больше.

— Ну. Тан раз попался на поножовщине, но он тогда был совсем мальчишка, не понимал, что делает. Я уверен, что его спровоцировали. После этого он и стал учиться проделывать руками такие штуки. (Чтобы можно было ломать кости, а не пырять ножичком). И Кейси в свое время отдубасил несколько человек.

— И сколько судимостей?

— Четыре. Но если верить тому, что он мне рассказывал, шансы всегда были равные. Не думаю, что он стал бы колотить людей только потому, что ему некуда девать кулаки.

— А вам не кажется, что нужно было рассказать мне об этом в самом начале?

Чертовы клиенты.

— Я не думал, что это существенно. Ни один из моих служащих не привлекался за кражу. Никогда не возникало никаких драк, по крайней мере, на работе. Я не говорил вам потому, что боялся, как бы у вас не возникло предвзятого отношения.

— Все, что я могу сказать, мистер Хендрик, это что вы очень благодушный человек.

И настоящий осел.

Пожалуй, он верил Хендрику. Он считал его наивным ослом, но верил ему. Забавно, но он был с ним согласен. Принято думать, что раз преступивший закон всегда преступником и останется, что тот, кто однажды совершил преступление, хватается за все преступления без разбору, словно жадный покупатель в супермаркете. Даффи знал, что так не бывает. Одни преступления влекут за собой другие, а некоторые — нет. Финансовые злоупотребления, как правило, сопровождаются последующими финансовыми злоупотреблениями (неудивительно, ведь это так прибыльно). Или, например, поджигатели — вот уж действительно странная публика. Уж так любят совершать поджоги, ничего больше — одни поджоги. Дом выгорает дотла, и тебе уже не дают ловить в свое удовольствие воров и хулиганов, приходится искать чокнутого парня с коробкой спичек, который когда-то в детстве любил смотреть, как с воем мчатся пожарные машины, а сейчас вырос и, возможно, стал застенчивым юношей и вполне законопослушным гражданином — во всем, кроме того, что ему нравится смотреть, как горят люди.