— Я сказал, мы поженимся. Прямо сейчас.
— Нет, — запротестовала Шеннон. — В этом нет необходимости. Ведь мы даже не знаем…
— Это необходимо, — категорично прошептал он, наклоняясь к ней. — Я не хочу, чтобы вокруг нашего ребенка ходили слухи.
— О, Люк, ну кто сейчас на это смотрит…
— Я! — твердо заявил он, тыча себя в грудь. И принялся натягивать свою мокрую рубашку.
— По-моему, ты перебарщиваешь.
— Это мой долг, — серьезно ответил он.
— О каком долге ты говоришь? — взвилась Шеннон, взбешенная его упрямой настырностью. — Никто, кроме меня самой, не несет ответственности за мои поступки. Неужели ты думаешь, я ждала до двадцати семи лет, потому что не знаю, чем это может закончиться?
— Но ведь ты и сама признала, что нам было не до этого, — ответил он, бессильно свесив руки.
— Зато сейчас мне все ясно, — заявила она, кутаясь в покрывало. — Твое чрезмерное упрямство отравляет тебе жизнь.
— Привыкай, — рявкнул он, выходя из себя.
— Что? — Шеннон не верила собственным ушам. Как можно быть таким бестолковым!
— Знаешь, Шеннон, я не собираюсь повторять ошибки своего отца.
— Какие ошибки? О чем ты говоришь?
— Моя мачеха женила его на себе. После смерти матери он потерял рассудок. Стал пить, забросил ранчо, дом, землю и все остальное. Они встретились с Катрин в ночном баре, и она быстренько его окрутила.
— Но при чем тут…
— Намеренно забеременев, она не оставила ему выбора. Только несколько лет спустя она рассказала мне эту историю, — сверкая глазами, добавил он.
Ну, это уж слишком, негодовала Шеннон.
— Ты хочешь обвинить меня в…
— Нет, что ты. У нас все будет по-другому. — Люк натянул носки и надел сапоги. — Мой отец снял с себя всякую ответственность и поплыл по течению, пока трясина не засосала его окончательно. Я не пойду по его стопам.
Несмотря на свое раздражение, Шеннон сейчас испытывала к нему симпатию, особенно вспомнив лишенное здравого смысла завещание его отца. Однако и он должен ее выслушать.
— И все же, Люк, я привыкла решать за себя сама.
— И ты называешь это решением? — Он кивнул в сторону кровати. — Это же обычная похоть, физическое влечение, не больше. Я поклялся, что никогда не пойду на это, но что теперь говорить, дело сделано, и нам предстоит его расхлебывать.
Как можно быть таким циничным, негодовала оскорбленная Шеннон.
— Это же просто нелепо. Повторяю, я отвечаю за свои поступки.
— Все мы такие. Кроме того, не собираешься же ты опозорить свою семью?
Это было ее больное место, и он это знал. Погруженная во мрак комната с гаснущим пламенем в печи разделяла их. Горделиво расправив плечи, Люк смотрел на нее своим привычно прямым, спокойным взглядом. Напрасно Шеннон пыталась уловить в нем хоть каплю нежности.
Он первым нарушил молчание:
— Дождь закончился. Тебе лучше одеться.
— Может, нужна помощь? — Он кивнул на забинтованную руку.
— Нет. Ничего мне от тебя не надо, — огрызнулась девушка, отводя глаза.
Немного помешкав, Люк вышел и закрыл за собой дверь.
С каким бы удовольствием она в него чем-нибудь запустила. Господи, негодовала Шеннон, натягивая влажную, неприятно липнувшую к телу одежду, ведь ей действительно ничего от него не нужно. Лишь несколько ласковых слов и любви. А он только и думает, как бы не опозориться, ну разве так предлагают руку и сердце? И что у них будет за семья?
Нет, нет, она за него не выйдет. К тому же вероятность беременности ничтожно мала. Как бы сильно она его ни любила, она не пойдет на это. Просто потому, что он не любит ее. Он считает себя обязанным жениться на ней, а для брака необходимо нечто большее.
Дрожа от холода, разочарования и кипевшего внутри гнева, Шеннон влезла в свои сырые джинсы и блузку. Однако носки и башмаки оказались настолько мокрыми, что ей пришлось идти босиком. Опасно, но ничего не поделаешь, лишь бы умчаться подальше от человека, который так и не смог ее полюбить.
В полном смятении Шеннон уселась за руль. Вскоре подошел и Люк.
С трудом продвигаясь по размытым ливнем дорогам, молодые люди не разговаривали. Несмотря на ноющую боль в поврежденной руке, Шеннон продолжала вести машину. Странно, но боль куда-то переместилась. Стиснув зубы, Шеннон погрузилась в несвязный поток воспоминаний. Благоговение и нежность, какие она испытывала к Люку, перемешались с ненавистью к нему и к себе самой.
Когда они приблизились к жилым постройкам ранчо, Люк заговорил:
— Езжай прямо домой и обработай руку. У тебя был столбняк?
Шеннон окинула его уничтожающим взглядом. Вся ее жизнь изменилась, а он думает о каком-то столбняке.
— Да, — огрызнулась она. — Сразу же после твоего первого поцелуя.
Он не стал спрашивать о причине ее вспышки, но темные глаза его блеснули — он явно остался доволен.
— Я заеду сегодня вечером, — заявил он, когда они подъехали к коттеджу. — И мы все обсудим.
— Ты можешь заехать, но обсуждать нам нечего, — отрезала она. И едва он вылез из машины, не дожидаясь его реакции, нажала на газ. Замечательно, подумала она, может, так у него пропадет охота командовать.
В заднем зеркале замаячила Джанет. Успокаивающе жестикулируя. Люк пошел навстречу явно обеспокоенной сестре.
Интересно, почему у него не нашлось для нее хотя бы ласковых словечек? Каким холодным, спокойным тоном он заявил, что они, видите ли, должны пожениться по известной причине.
Но его ожидает сюрприз. Явившись к ней, он узнает о ее решении.
Дома Шеннон приняла душ, помыла и уложила волосы. Может, она и идиотка, но так будет все же лучше, подумала она, причесывая копну своих блестящих черных волос и облачаясь в свой любимый бирюзовый свитер и юбку. Вообще-то, ее странную помолвку следует отмечать в черном, ну да ладно.
Сначала она хотела позвать своих сестер и маму, но потом решила, что еще не готова их обрадовать.
Господи, ну что теперь делать? — думала девушка, зарывшись лицом в ладони. Так ничего и не придумав, она услышала звонок в дверь. А вот и он! Отчаянно забившееся в груди сердце словно не находило места, чтобы укрыться.
Призывая себя успокоиться, девушка встала, одернула юбку и открыла дверь. Холодная маска спокойствия сменилась удивлением. Вместо Люка на пороге стоял Вилли Фрост.
— Вилли, какими судьбами? — Она была настолько ошарашена, что позволила ему войти.
От щегольски одетого и причесанного мужчины разило одеколоном. Такой концентрацией спирта можно свалить и слона.
— Я пришел осведомиться, где ты сегодня пропадала? Когда я уходил из офиса, тебя еще не было. Ты пользовалась служебной машиной?
Шеннон изумленно открыла рот.
— Вилли, ты шутишь? Я не обязана отчитываться за каждый свой час. Я работала и, как обычно, взяла машину.
Его бесцветные глаза превратились в щелки.
— Ты была с Люком Фаради, не так ли?
Вздрогнув от неожиданности, Шеннон решила избавить себя от ответа. Да, его ненависть не знает границ.
— Скажи, что ты в нем нашла? — ехидничал Вилли. — Он беден как церковная крыса. Все его сбережения ушли на покупку этого ранчо; оно — единственное его богатство.
— Тебя это не касается, — взорвалась Шеннон. Что, черт возьми, с ним происходит? Откуда такая наглость?
— Хочешь затянуть на нем петлю?
Шеннон тяжело дышала, не находя слов от ярости. Впрочем, отвечать ей не пришлось. В оставшуюся открытой дверь ворвался Люк, схватил Вилли за ворот рубашки и припер к стене.
— Повтори, что ты сказал моей невесте? — грозно процедил Люк.
— Твоей… твоей невесте? — пролепетал ошарашенный мужчина, выкатывая глаза. — С каких это пор?
— Не твое дело. Просто запомни, что мы собираемся пожениться. И в обиду я ее не дам, тебе особенно.
— Ты не знаешь, с кем связался, — парировал Вилли. — Она не та, за кого себя выдает.
Только водит всех за нос. Я тоже попался на ее удочку, она сказала, что хочет меня, а потом… ааа! — заорал он, давясь от удушья. Люк все еще удерживающий его за ворот, затянул галстук на его шее.