Вот уж кем не хотел оказаться молодой парень, гордившийся своими правонарушениями…

— Ерунда! — возмутился он, взглянув бесцветными глазами на Пию и тут же потупив взгляд. — Я… Я хотел…

Он замолчал.

— Вы надеялись, что в один прекрасный день фрау Шмит поймет, как вы ее любите. Так?

Луноподобный лик и даже шею Шварца залила густая красная краска. Он судорожно сглотнул.

— Но этого не случилось, — продолжала Пия. — Вы просто оставались для нее удобной бесплатной рабочей силой.

По лицу парня Пия поняла, что добилась своей цели.

— Расскажите мне о ночи на субботу, — потребовала она. — Вы были у Эстер Шмит. Вы переспали с ней?

Казалось, что Матиас Шварц вот-вот взорвется. Он спрятал руки в карманы джинсов.

— Нет, — буркнул он. — Она сказала, что не может сразу после смерти Паули. Ей нужно время, мы должны подождать.

— Итак, она уговаривала и обнадеживала. — Пия вскинула брови. — Вас это убедило?

Шварц не ответил. Недоумение, сомнения и гнев разрывали его на части. Безоговорочное доверие к столь любимой соседке улетучилось.

— Она позвала меня вечером около одиннадцати, — произнес он сдавленным голосом. — Я должен был забрать ее из бистро. Она плакала. Я привез ее домой, и тут она обняла меня и сказала, что я должен остаться, что ей страшно одной. Она улеглась в постель, а мне велела лечь на кушетку.

Он замолчал в сомнении.

— Я не мог спать. Я все время думал, как бы так сделать, чтобы она… ну, в общем… Между тем она встала и посмотрела, сплю ли я. Я не шевельнулся. Потом она вышла, и вдруг внезапно все загорелось. Тут она поднялась, стала трясти меня за плечо и кричать, что все горит.

Пия терпеливо ждала, пока он продолжит.

— Когда мы стояли во дворе, Эстер вдруг совершенно вышла из себя.

Она вспомнила о банке из-под собачьего корма в холодильнике. И поэтому решила отправить в горящий дом соседского сына. Так Шварц и заполучил свои ожоги. А потом Эстер отослала его домой и велела помалкивать.

— Где были собаки и другие животные? — спросила Пия.

Шварц наконец осознал в полной мере всю глупость и безнадежность собственной влюбленности в Эстер. Без дополнительных вопросов он рассказал, что накануне перевез во двор бистро «Грюнцойг» множество коробок с книгами и одеждой. А затем отвез собак в собачий приют подруги Эстер в Таунусштайне. Было совершенно очевидно, что Шмит заранее запланировала поджог.

— И еще последний вопрос, — сказала Пия, когда молодой человек умолк. — Где вы были во вторник вечером во время убийства Паули?

Шварц молчал, тупо уставившись перед собой. Пии пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем он медленно поднял голову. И она поняла, как глубоко ранило его истинное отношение возлюбленной.

— Я смотрел футбол, — отстраненно произнес он.

Перевалило уже за три часа, когда Пия остановилась перед большими воротами Биркенхофа. Вместе с Остерманом они полночи просматривали данные с жесткого диска ноутбука Паули, но не нашли ни малейших свидетельств того, что он имел компромат на кого бы то ни было. Неужели он угрожал впустую? Пия, не заглушая мотор, вышла открыть ворота, но ее сердце забилось чаще, когда она увидела, что ворота просто прикрыты.

— Этого не может быть, — пробормотала Пия.

Она никогда не забывала запирать ворота, поскольку рядом проходила асфальтированная дорога из Унтерлидербаха в Цайльсхайм, параллельная шоссе А-66, и летом там кого только не было. И глубоко за полночь, и ранним утром полно бегающих и прогуливающихся людей, пассажиров междугородних автобусов, велосипедистов и отдыхающих из соседнего имения Элизабетенхоф. Пия наклонилась и при свете фар осмотрела замок. Он не был поврежден. Неужели она второпях, наспех покормив и запустив внутрь лошадей, позабыла запереть ворота? Пия въехала на участок с нехорошим предчувствием, еще раз вышла из машины и заперла за собой тяжелые ворота. Включила в конюшне наружное освещение и осмотрела лошадей. Те моргали в стойлах заспанными глазами; жеребята спали, улегшись на солому. Все в порядке. Пия немного успокоилась. Стояла мягкая летняя ночь, приятный прохладный воздух благоухал сиренью и шиповником, росшими вокруг конюшни. Пия прошла к дому и вновь испугалась: дверь была отворена нараспашку. Если бы здесь побывал Хеннинг, он позвонил бы ей. Кроме того, он всегда ответственно относился к тому, чтобы все было заперто. На шоссе было так тихо, что Пия слышала собственный пульс. Она вернулась в машину, включила фары и позвонила по номеру «110». Через секунду ей ответил дежурный.

— Не могли бы вы ко мне кого-нибудь прислать? — попросила Пия, объяснив, в чем дело.

— Конечно, сейчас кто-нибудь приедет. Не входите в дом в одиночку.

— Да уж точно не войду. Я героиню из себя разыгрывать не буду.

Пия захлопнула мобильный телефон и поехала назад к воротам, чтобы отворить коллегам, когда те подъедут. Сердце отчаянно стучало, руки вспотели и дрожали, пока она ждала патрульную машину, прибывшую через минуту.

Пия смотрела, как в одной за другой в комнатах зажигается свет. Пульс выровнялся. Чуть позже в дверях появился один из двоих полицейских и кивнул ей.

— Здесь никого нет, — сказал он, убирая оружие в кобуру. — Посмотрите, все ли на месте.

Пия обошла весь дом, но все выглядело так же, как перед ее уходом.

— Не годится женщине жить одной, — заметил другой патрульный.

— Что вы предлагаете? — Пия опустилась на кухонную табуретку. Ее все еще потряхивало. — Заарканить какого-нибудь парня?

— Не обязательно парня, — ухмыльнулся патрульный. — Хотя бы собаку заведите для начала, здесь ведь полно места. А теперь идите спать. Мы останемся снаружи, во дворе. В шесть у нас дежурство заканчивается, и если нас никуда больше не вызовут, мы побудем тут.

С чувством глубокой благодарности Пия подождала, пока они уйдут, потом выключила всюду свет, разделась и отправилась в постель. И хотя она была уверена, что не сомкнет глаз, но крепко и глубоко заснула уже через пару минут.

В обед пришло заключение о вскрытии от судмедэкспертов. Смерти парня предшествовала борьба, поскольку Йонас имел обширные повреждения на руках, полученные при самообороне, а во рту между зубов обнаружены частицы человеческой кожи. Смерть Йонаса Бока наступила в результате повешения от того, что была перекрыта сонная артерия и нарушено кровообращение мозга. Но проводивший вскрытие профессор Кронлаге не мог сказать, по своей воле Йонас расстался с жизнью или же имело место стороннее вмешательство. Особенно странными оказались результаты ДНК-анализа частиц человеческой кожи, обнаруженной во рту трупа, и пятен крови с его футболки, поскольку они почти полностью совпадали с ДНК самого Йонаса.

— У нас уже есть заключение из лаборатории о веревке и крюке? — осведомился Боденштайн.

Он поднял взгляд и посмотрел на лица полуночников. Пия Кирххоф и Остерман до утра копались в жестком диске компьютера, а Бенке праздновал победу немецкой национальной сборной на матче чемпионата мира. Только Катрин Фахингер выглядела выспавшейся и отдохнувшей.

— Да. — Остерман порылся в факсах, которые пришли утром из криминалистической лаборатории. — Подождите… Они обнаружили на ржавом крюке явный след потертости, а также истертость на нейлоновой веревке.

— Это может означать, что кто-то его вздернул, — сказал Боденштайн. — Но тогда он должен был быть еще живым, поскольку смерть наступила в результате повешения.

— Возможно, он сам это сделал, просто веревка слабовата, — возразил Бенке.

Пия, подавив зевок, принялась просматривать фотографии, которые криминалистическая бригада сделала на месте обнаружения тела, и вдруг вынула один снимок.

— Посмотрите-ка на это! — сказала она, подняв фотографию, снятую сзади по диагонали. — Ничего не замечаете?

Все принялись рассматривать снимок.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Кэтрин Фахингер.