— Вы — женщина, и у вас должны быть чисто женские потребности, — настаивал он на своем. — Я докажу это вам, Анжела.

— Я в вас не нуждаюсь, — сказала она, чувствуя, как ее охватывает отчаяние. — К тому же вы принадлежите Клотильде!

Он еще крепче сжал пальцами ее руку.

— Ни одна женщина не может претендовать на меня, Анжела. Ни Клотильда, ни любая другая.

Она была поражена, разгневана этими словами, вспомнив, какой счастливой сегодня казалась Клотильда.

— И ни один мужчина не может претендовать на меня! — резко парировала она.

На его лице появилось напряженное выражение, похожее на гнев. Но не успела она отшатнуться от него, как свободная рука Филиппа проскользнула за декольте ее платья и его пальцы сжали ее нежную, мягкую грудь, словно яблоко.

Она в ужасе отпрянула от такого наглого прикосновения, но вдруг оно разожгло внутри нее такую страсть, запылавшую с такой силой, что несколько мгновений она чувствовала себя абсолютно бессильной, чтобы освободиться от его страстной хватки. Не выпуская ее грудь из своих жестких пальцев, он другой рукой обнял ее за талию. Когда его губы коснулись ее губ, она почувствовала, что ею овладело другое существо, другая сущность, о присутствии которой она прежде не имела представления. Качнувшись, она прильнула к нему, весь окружающий мир закружился у нее перед глазами, груди ее горели огнем.

Поцелуй длился долго, и когда наконец ей удалось освободиться от его хватки, она в ужасе бросилась прочь в буфетную. Из-за своей стремительности она причинила боль своей груди, но гораздо сильнее той боли было возбуждение от охватившей ее страсти, все еще бушевавшей внутри.

Она хотела спрятаться от гостей, от того, что произошло, от самой себя, — эта сущность предала ее, эту новую, неизведанную до сих пор сущность она не могла воспринять.

Она не хотела Филиппа де ля Эглиза, убеждала она себя, не желая признать уже захвативший всю ее бунт крови. Она не может хотеть человека, которого она до такой степени ненавидела.

Кроме того, он принадлежал Клотильде. Он принадлежал Клотильде!

В пустой буфетной Анжела стояла в тени, в стороне от светового круга, отбрасываемого свечами в железном канделябре. Она прижимала руки к пылающим щекам, стараясь поглубже дышать, чтобы утихомирить бешено бьющееся сердце. В ее распоряжении было всего несколько минут. В любой момент сюда мог прийти слуга, чтобы взять очередной поднос с закусками и отнести их на стол в центральной комнате. Все ее нервы были напряжены, она тревожно пыталась вычислить признаки, свидетельствующие о том, что ее кто-то заметил, или о том, что Филипп ее преследовал.

Из-за стены в буфетную доносились разные голоса, позвякивание серебряной посуды и фарфора, — гости продолжали закусывать, стоя у стола в бывшем кабинете ее отца. Музыканты по-прежнему тихо играли в почти пустом зале, и пронзительную сладость скрипок почти заглушало "пение" древесных лягушек, обитавших на деревьях между задней галереей и кухней.

Услышав мягкий звук чьих-то шагов, она стремительно обернулась. Увидев знакомое смуглое лицо, она с облегчением вздохнула.

— О, Мими! — вскрикнула Анжела, уронив голову на плечо квадруны.

— По-моему, вы просто перегрелись, мамзель, — воскликнула Мими, чувствуя через мягкую ткань платья Анжелы охвативший все ее тело жар.

— Вам нужно посидеть с четверть часика рядом с тетушкой, выпить чего-нибудь похолоднее.

— Не могу. Ведь у меня же гости…

— Никто о вас и не вспомнит. Все развлекаются. Ваш бал, мамзель, прошел с большим успехом. — Мими была такая же высокая, как и Анжела, только слегка полнее ее. Она подошла к низенькому столику, на котором стоял кувшин с водой и тазик. Она налила воды в таз, окунула в него кухонное полотенце и отжала его.

— Вот, освежите лицо этим.

Анжела поднесла к лицу холодное мокрое полотенце. Сердцебиение становилось все нормальнее, и наконец она полностью пришла в себя. Отложив в сторону полотенце, Анжела расправила плечи.

Мими, окинув ее критическим взглядом, заправила выбившийся из ее прически локон.

— Ваша тетушка ужинает на передней галерее. Я сейчас пришлю вам лимонада.

Когда Мими, довольная ее внешним видом, кивнула, Анжела, вновь почувствовав себя почти шестнадцатилетней девушкой, вышла из буфетной и двинулась по коридору мимо бального зала. Бросив короткий взгляд через дверь слева, она увидела возле стола Клотильду, которая стояла между Филиппом и месье Беллами, советуя американцу, какое именно из креольских блюд следует ему выбрать. Словно прислушавшись к ее шагам, Филипп вскинул голову. Его сияющие глаза на какую-то долю секунды встретились со взглядом Анжелы.

Еще раз глубоко вздохнув, она толкнула переднюю дверь и увидела на галерее за маленьким столиком тетю Астрид с ее двумя подругами. Они ужинали. Она присела к ним.

— Где же твоя тарелка, Анжела? — с укором спросила мадам Роже.

— Сейчас очень жарко, есть не хочется, тетушка Астрид. Может, попозже.

К ним подошел Оюма с серебряным подносом в руках, на котором стояла бутылка лимонада. На нем были белые брюки и белая рубашка, которые так приятно контрастировали с его кожей цвета кофе с молоком. Он одновременно и гордился своим новым костюмом, и испытывал в нем некоторую неловкость.

— Спасибо, Оюма.

Глядя на его серьезное юное лицо, Анжела вдруг услыхала эхо ленивого голоса Филиппа, который сказал: "Какой красивый мальчик", и тут же все тело ее задрожало.

— Ты что, дрожишь, Анжела? — спросила ее тетка с удивлением. — Может, тебя лихорадит, а?

— Нет, тетушка Астрид, это все нервы. — Она вернулась к столу Оюмы. — Пойди и скажи Мими, чтобы дети принесли сюда вееры, если мы не хотим, чтобы нас всех перекусали москиты.

— Слушаюсь, мамзель.

— "Теперь ты можешь немного расслабиться и сама развлечься, дорогая. Твой вечер удался на славу, — ласково произнесла Астрид.

— Все благодаря вашим очаровательным гостям, — машинально ответила Анжела.

Ее тетка кивнула в сторону азалий под галереей, обращая внимание Анжелы на скрывающиеся там чьи-то маленькие фигурки. Она заметила вспышки белков их восхищенных глаз. Маленькие дети рабов наслаждались чужой радостью, которую испытывали другие, и с удовольствием наблюдали за своими старшими братьями и сестрами, стоявшими возле столов и помахивающими пальмовыми ветвями. Анжела обменялась с тетушкой шутливыми взглядами.

Но ее радость тут же испарилась, когда она увидела, как на галерею вышла вся сияющая Клотильда в сопровождении месье Беллами и Филиппа.

— Ты должна посидеть с нами, Анжела, — насмешливо приказала она ей, — бедняге месье "Возлюбленному" требуется партнерша за столом.

— Это входит в ваши обязанности как моей хозяйки, — лукаво подмигнув, напомнил ей американец.

— В таком случае, конечно, она должна это сделать, — сказала тетя Астрид, с улыбкой отпуская ее.

— Но прежде мне следует наполнить тарелку, — сказала Анжела, избегая глаз Филиппа. Она встала, чтобы убежать прочь, но месье Беллами ее опередил.

— Прошу вас, мадемуазель, возьмите мою, я найду себе другую.

Ей не оставалось ничего другого, как только последовать за Клотильдой к другому столику.

Анжелу охватила паника, когда она почувствовала, что Филипп идет за ней. "Что же мне делать?" — лихорадочно думала она. Воображение опережало ее, она представляла себе те многочисленные вечера, которые ей придется посещать в будущем, если только Клотильда будет помолвлена с этим отвратительным типом. А если Клотильда пожелает выйти за него замуж, то, вполне естественно, она попросит ее, Анжелу, быть ее свидетельницей.

"Но Клотильда не должна выходить замуж за этого человека!" — подумала Анжела, решив сделать все, что в ее силах, чтобы расстроить этот брак. Разве Филипп де ля Эглиз не обнажил свое истинное лицо, позволив себе такую подлость, от которой она совсем потеряла голову? Для этого нужно всего лишь рассказать в двух словах дяде Этьену об этом инциденте… если только у нее хватит сил признаться, что она при этом не стонала и не потеряла голову.