Он что-то прошептал у ее груди. Она не разобрала, что именно, а потом поняла, что это и не важно. Его язык выводил на ее теле горячие дорожки, дыхание щекотало кожу. Он продвинулся губами вверх по ее шее и пробормотал:

— Я хочу большего, Тори. Я хочу всю тебя. Он раздвинул ее ноги, и она почувствовала, как он расположился на ней. Он был такой твердый, горячий — он пугал и притягивал ее одновременно. Его руки обхватили ее, прижимая еще крепче.

— Я не хочу спешить, — прошептал он. — Я хочу насладиться каждым мгновением.

В его голосе Виктории послышалось еле сдерживаемое желание, и она поняла, каких усилий ему стоило вымолвить эти слова. Она потянулась к нему и провела пальцами по его бровям.

— Ты все делаешь в совершенстве, — прошептала она. — Иначе просто быть не может.

Роберт взглянул на нее сверху вниз, его тело трепетало от желания и сгорало от любви. Он не переставал удивляться, как доверчиво и безропотно она приняла его в свои объятия. Она была с ним открытой и честной — он всегда хотел этого не только от женщины, но и от самой жизни.

Господи, да она и есть его жизнь. И пусть об этом узнает хоть весь мир. Сейчас, перед тем как наконец сделать ее своей, он готов был крикнуть во весь голос:

«Я люблю эту женщину! Я люблю ее!»

— Тебе будет немного больно.

Она погладила его по щеке:

— Ты не можешь причинить мне боли.

— Я бы никогда этого не сделал, но… — Он не смог закончить фразу. Он вошел в нее — всего на дюйм, но это было так хорошо, что он потерял дар речи.

— О Господи! — выдохнула Виктория.

Роберт промычал что-то неразборчивое — он не мог говорить. Он усилием воли заставил себя остановиться и подождать, пока она расслабится, и лишь потом погрузился в нее еще глубже. Черт, сдерживать себя становилось уже невозможным — каждая клеточка его тела молила об облегчении. Ему понадобилось стиснуть зубы, напрячь каждый мускул, чтобы сдержать свою страсть, но он сделал это.

И все потому, что он любил ее. Какое непривычное, возвышающее ощущение.

Наконец он продвинулся на последний дюйм и вздрогнул от наслаждения. Это было самое сладостное ощущение. Его переполняло самое сильное желание в его жизни, и в то же время он еще никогда не чувствовал себя таким удовлетворенным.

— Мы с тобой одно, — прошептал он, осторожно откинув влажную прядь у нее со лба. — Ты и я. Мы единое целое.

Виктория закрыла глаза и глубоко вздохнула. Ее охватило странное чувство полноты и завершенности. Роберт был внутри нее — она едва могла это осознать. Это было самое необычное и самое естественное ощущение, какое ей когда-либо приходилось испытывать. Ей казалось, что она взорвется, если он углубится в нее еще хоть немного, и в то же время ей хотелось большего. Она шевельнулась.

— Я сделал тебе больно? — прошептал он. Она покачала головой.

— Это так… необычно. Он негромко рассмеялся.

— Сейчас будет еще лучше, обещаю тебе.

— О я не хотела сказать, что мне плохо, — горячо возразила она, стараясь убедить его. — Пожалуйста, не думай…

Он усмехнулся и прижал палец к ее губам.

— Ш-ш-ш. Позволь, я покажу тебе. — С этими словами ,он прижался губами к ее губам, отвлекая ее, чтобы она не заметила, когда он начнет двигаться в ней.

Но она заметила. При первом же его движении она вскрикнула, и ноги ее сами собой крепко стиснули его бедра.

— О Виктория, — простонал он. Но это был счастливый стон. Он снова задвигался, постепенно входя в ритм столь же простой, сколь и прекрасный.

Виктория двигалась вместе с ним — инстинкт вел ее там, где недоставало опыта. Что-то поднималось, росло внутри нее. Она не могла сказать, была ли это боль или наслаждение. Она как будто находилась на подступах к чему-то неизведанному, готовая вот-вот взорваться от переполнявших ее ощущений.

И когда накопившееся в ней напряжение хлынуло наружу, она в первый раз в жизни поняла, что значит чувствовать себя по-настоящему умиротворенной.

Движения Роберта сделались еще более яростными и неистовыми. Вслед за тем у него вырвался крик, и он упал на нее, обессиленный. Несколько минут никто из них не мог вымолвить ни слова.

Роберт повернулся на бок, прижал к себе Викторию и нежно поцеловал ее в губы.

— Тебе было больно? Она покачала головой.

— Я не слишком тяжелый для тебя?

— Нет. Мне нравится чувствовать твою тяжесть. — Она покраснела, смущенная собственной откровенностью. — А почему ты закрыл дверь?

— М-м?

— Дверь — она была закрыта. Он повернулся и взглянул на нее нежно и задумчиво.

— Привычка, я думаю. Я всегда запираю дверь. Я совсем не хотел запираться именно от тебя. — По его 'губам лениво проползла довольная улыбка. — Мне нравится твое общество.

Она засмеялась.

— Да, ты это только что доказал.

Лицо его внезапно посерьезнело.

— Между нами больше не будет закрытых дверей. В наших отношениях не должно быть никаких преград — будь то двери, ложь или непонимание.

Виктория проглотила комок, подступивший к горлу. Она была слишком растрогана и только молча кивнула в ответ.

Роберт еще крепче прижал ее к себе.

— Ты никуда не уйдешь? Сейчас день, но мы можем немного подремать.

— Да, — сонно сказала она. Потом свернулась калачиком в его объятиях, закрыла глаза и заснула.

Когда час спустя Виктория проснулась, первое, что она увидела, открыв глаза, была сияющая физиономия Роберта. Он лежал рядом, опершись на локоть, и у нее возникло подозрение, что он наблюдал за ней все то время, пока она спала.

— Сегодня, — радостно объявил он, — самый подходящий день для того, чтобы пожениться.

Виктория решила, что ослышалась.

— Что ты сказал?

— Пожениться. Муж и жена, понимаешь?

— Ты и я?

— Нет, на самом деле я пекусь о ежиках, живущих в саду, — их непременно следует соединить священными узами брака. Страшно подумать, сколько лет они прожили во грехе! Сердце кровью обливается.

— Роберт, — сказала Виктория, давясь от смеха.

— А их потомство, все эти маленькие ежата, они ведь незаконнорожденные. Подумай, какой позор! Их родители плодились и размножались, прямо как кролики. Или как ежики, если уж на то пошло.

— Роберт, это серьезный вопрос.

Легкомысленная усмешка исчезла из его глаз, и Роберт бросил на нее страстный взгляд.

— Я сейчас серьезен, как никогда. Виктория сказала, тщательно подбирая слова:

— А тебе не кажется, что сегодня еще рано? Брак — это очень серьезно. Мы должны хорошенько все обдумать.

— Я уже целый месяц только об этом и думаю.

Виктория села на постели, натянув на себя простыню, чтобы прикрыть наготу.

— Но я-то еще не думала. Сейчас я не готова к такому решению.

Лицо его окаменело.

— Ты должна была подумать об этом перед тем, как постучать в мою дверь.

— Тогда я ни о чем не думала, кроме…

— Кроме чего? — резко спросил он.

— — Я обидела тебя, — прошептала она. — И я хотела…

Он вскочил с постели. Скрестив руки на груди, он гневно глянул на нее сверху вниз, совершенно забыв о том, что на нем совсем ничего не надето.

— Ты занималась со мной любовью из жалости? — прошипел он.

— Нет! — Она в отличие от него не могла забыть про его наготу и поэтому не смела поднять глаза.

— Посмотри на меня! — приказал он, голос его стал хриплым от ярости.

Она подняла глаза на несколько дюймов, но тут же снова опустила.

— Ты не мог бы одеться?

— Такая скромность несколько не к месту, ты не находишь? — огрызнулся он, но тем не менее натянул панталоны.

— Я сделала это не из жалости, — сказала она, взглянув наконец ему в лицо, хотя, будь ее воля, она бы посмотрела лучше на потолок, или на стену, или даже на ночной горшок в углу. — Я сделала это потому, что хотела это сделать, и я думала только о сегодняшнем дне, а не о будущем.

— Мне трудно поверить, что женщина, которая превыше всего в жизни ценит постоянство, вдруг согласилась на короткое любовное приключение.