— Ты, должно быть, переживаешь.

Шэрон горько улыбнулась.

— Когда-то да, переживала. В нежном возрасте. А теперь привыкла. К тому же у нее свои проблемы, с которыми она вряд ли разберется.

— Какие проблемы? С законом?

— Нет, — покачала головой Шэрон. — Скорее, психологические. Я никогда не могла понять и принять ее поведения, но бабушка объяснила мне, что это последствия смерти отца. Она его очень любила и так и не смогла смириться с его гибелью.

— Значит, все остальные замужества — это своего рода попытка компенсации, да?

— Наверное, — вздохнула Шэрон. — А я слишком напоминаю ей отца и былое счастье. Поэтому бедняга не могла выносить меня рядом подолгу.

Сердце Рэндалла преисполнилось одновременно жалости и возмущения. Он-то хорошо знал, как чувствует себя ребенок, которым не интересуется мать. Выходит, в детстве на долю Шэрон выпали те же боль и одиночество.

— Я тоже давно не общаюсь с матерью. И не стремлюсь к этому, — через силу произнес он.

— Но почему?

Рэндалл ни с кем не говорил о своей матери, даже с Лайрой. Ее равнодушие оставило глубокие раны в его душе, и он не хотел показывать свою слабость никому. Так почему же сейчас сам завел о ней речь?

— Наша мать никогда не интересовалась собственными детьми. Для нее мы с сестрой были неприятными последствиями секса. Они с отцом развелись, и с тех пор я с нею не виделся.

В голосе прозвучало столько горечи, что молодая женщина даже удивилась. Ей стало жаль маленького мальчика, обделенного вниманием и лаской, тщетно пытающегося завоевать любовь матери. Понятно, почему он вырос таким.

— Но, может быть, теперь она жалеет о том, как обращалась с вами.

— Слишком поздно. Мне не нужны ни ее раскаяние, ни она сама.

Шэрон взяла мокрые вилки и принялась их вытирать.

— А отец? С ним вы были близки?

Даже чересчур, подумал Рэндалл. Он отцу буквально в рот смотрел. И всю молодость старался ему подражать, давать повод гордиться сыном. Да и по сей день не вполне свободен от его влияния.

— Да, мы были близки. Он очень хорошо ко мне относился и действительно любил. Но из-за этого я верил, что он благ и всемогущ едва ли не как Господь.

— Детям свойственно обожествлять родителей.

— Но родители тоже ошибаются.

— Да, — вздохнула Шэрон. — Наверное, и я буду. Но все же попробую вести себя благоразумно и не пытаться выбирать за ребенка. Больше всего мне хочется, чтобы малыш был счастлив.

Когда Рэндалл только познакомился с Шэрон, его интересовало, сколько денег она хочет выманить у Лесли и как он может этому помешать. Но чем дольше они общались, тем больше его начинали волновать другие вопросы. Как Шэрон умудрится работать и заниматься ребенком одновременно? Как планирует зарабатывать на жизнь?

— А сколько тебе осталось учиться?

Посуда была вымыта. Рэндалл сполоснул раковину, пока Шэрон убирала последние тарелки в шкаф.

— Если бы не ребенок, я бы закончила уже в декабре. Но теперь придется позаниматься еще и весной.

— А кем ты станешь, когда закончишь?

Шэрон ехидно улыбнулась. Чувствовалось, что на этот вопрос ей очень приятно отвечать.

— Учителем музыки. На самом деле помимо флейты я занимаюсь еще и гитарой. Так что хотелось бы найти славное местечко и учить детей.

— А где? В частной школе?

— Не знаю пока. — Шэрон наморщила лоб, словно в раздумье. — Лучше бы в государственной. У нас в Испании традиционно самое плохое образование в бесплатных государственных школах, вот мне и хочется немного исправить положение.

— Но там, наверное, ты будешь совсем мало получать.

— Боюсь, что да. Возможно, мне даже придется куда-нибудь уехать в поисках работы.

— Уехать из Бланеса?

— Не хотелось бы, но что делать… Надо же как-то жить. И ребенка кормить.

Сварилась очередная порция кофе, и молодая женщина налила гостю чашечку и еще раз наполнила свою.

— Может быть, выйдем на улицу? Здесь все еще очень душно.

Со стола убрано, посуда помыта. Рэндалла теперь ничто не удерживало здесь… кроме собственного желания еще немного побыть с Шэрон.

— Ты, наверное, устала.

— Нет, со мной все в порядке. Но ты, конечно, можешь идти, если у тебя много дел.

Она предлагала решить самому. Бывшая жена и все подружки требовали, чтобы он делал то, что им нравится, и обижались, когда было по-другому.

— Ну хорошо. Давай попьем кофе на улице, а потом я отправлюсь домой.

Она улыбнулась, словно одержала маленькую победу над Рэндаллом. Ему это не понравилось. Надо быть осторожнее, это действительно сильная женщина, подумал он.

Хозяйка и ее гость расположились за тем же столиком, где ужинали. Огни Лорет-де-Мара мерцали вдалеке — там грохотала музыка на дискотеках и золотая молодежь проигрывала в казино немалые суммы денег. А здесь царили тишина и спокойствие, нарушаемое только плеском волн внизу.

Рэндалл нарушил затянувшееся молчание.

— Сегодня утром ты рано уехала. Отправилась к кому-то убираться?

Интересно, он специально следил за ней или случайно увидел, как она выезжала за ворота? Неважно, быстро сказала себе Шэрон. Все равно этот человек здесь ненадолго — всего лишь на несколько дней. И все же от мысли, что он может интересоваться ею, слегка кружилась голова.

— Я ездила в библиотеку. Надо было кое-какие материалы для исследования отыскать. А библиотека, естественно, там же, где колледж, в Барселоне.

— Хочешь сказать, — изумился ее собеседник, — что моталась в такую жарищу в Барселону и обратно? Это же Бог знает сколько миль! Целый час в одну сторону!

— Час по платному шоссе, а я пользуюсь муниципальными дорогами, поэтому получается дольше. Но мне ведь все равно приходится туда ездить на занятия.

Он хотел было спросить, почему же она не снимет комнатку в Барселоне, но понял, что вопрос излишен. И так ясно, что бедняга не может себе это позволить. Денег едва хватает на самое необходимое.

— Конечно, — подтвердила Шэрон, — ездить утомительно, а еще хуже в пробках стоять. Но жилье стоит очень дорого. Даже платные трассы мне не по карману. Там по пути довольно длинный тоннель, и проезд весьма недешев. А я, как и говорила, продавать этот дом не стану. Даже если придется отсюда уехать.

Рэндалла совсем не удивило, что она привязана к своему домику. Это все, что у нее есть в жизни. Домик на берегу моря и ребенок, который вскоре родится.

Черт возьми, что это я распереживался! — упрекнул он себя. Она умная, современная женщина. К тому же очень красивая. Не вечно же ей прозябать в нищете! Обязательно найдется отличный человек, смуглый, черноволосый испанец, который с радостью возьмет на себя ответственность за ее жизнь и за жизнь малыша.

От этой мысли ему почему-то стало не по себе. И Рэндалл опять посмотрел на Шэрон. Вот она села поудобнее, скрестив ноги в лодыжках. От аккуратно подстриженных ногтей на ногах взгляд его скользнул выше, к краю платья.

Интересно, как это обнимать ее, вдыхая аромат волос и чувствуя нежную кожу под пальцами?

— А чем занимается твоя фирма? — спросила тем временем Шэрон.

— Строительством, я же говорил. И еще много чем. Честно говоря, не особенно хочется рассказывать.

— Не похоже, чтобы ты гордился своим делом. Зачем же ты тогда им занимаешься?

— Старший ребенок в семье, сестра, совершенно не годилась на роль бизнес-леди. Поэтому пришлось взяться мне, тем более что все задатки у меня были.

— А почему бы тебе не поменять направление деятельности фирмы?

— Ты даже не представляешь, насколько это сложно.

— Наверное, — согласилась Шэрон. — Я, конечно, очень наивна, но все же еще раз повторю: мы сами усложняем или упрощаем себе жизнь.

Рэндалл заглянул в свою чашку. Оставалось кофе не более чем на два глотка. Потом ему придется уйти.

— Знаешь, — сказал он, — мне будет очень не хватать наших бесед, когда я уеду.

— А ты скоро уезжаешь? — встрепенулась Шэрон. — Через сколько дней?