— Сержант, а как тот родник сыскать?

— Я отметил его на вашей карте.

Старшина фыркнул.

— Знаю я эти отметки на глазок. Да и цену довоенным картам тоже. Лучше расскажи человеческим языком, как выйти к роднику?

— Ты где родился? — спросил раненый, глядя на пластуна.

— На Кубани.

— А ты? — перевел он взгляд на лейтенанта.

— В Москве.

— Значит, болот не знаете и не понимаете оба, — подытожил услышанное раненый. — А потому нечего вам и объяснять, все равно ничего не поймете. Проводник вам нужен. Причем из таких, который здесь каждую кочку и камышинку знает. Иначе ничего путного из вашего похода не выйдет. Пойдете по шерсть, а вернетесь стрижеными… если вообще вернетесь.

— Не назовешь такого проводника?

— Знал нескольких, все со мной в разведке служили. Вот только не скажу, кто из них еще в живых числится. Слышишь, какая стрельба кругом? А если кто и жив, вряд ли вам отдадут: такие люди отряду сейчас позарез нужны. А впрочем, есть один на примете… Его вам как пить дать уступят.

— Кто он?

— Леший знает, все его Студентом величают. Сам из местных, до войны в консерватории учился. Приехал на лето к старикам отдохнуть, а тут вскоре и фрицы пожаловали. В первую же зиму явился в отряд, с тех пор при штабе и состоит.

— При штабе? Кто же его нам отдаст, такую важную птаху?

— Отдадут, — уверенно произнес раненый. — Он там писарчуком–переводчиком числится. Сейчас такое времечко, что не до писанины и разговоров, а на иное он не пригоден, квелый какой–то. Внутрях у него что–то жжет, да и кашляет без удержу. В нестроевых он у нас ходит. Но здешние места хорошо знает, вырос тут. Так что для ваших нужд его наверняка отдадут. Только нажмите на кого следует покрепче.

— Нажмем, сержант, — пообещал пластун. — Ну, бывай сто лет и гони от себя хворобу.

Старшина распрямился над раненым, шагнул к лейтенанту.

— Что, взводный, пойдем за проводником? И коли не дадут стоящего, захватим хоть этого музыканта…

Как и следовало ожидать, опытного проводника из отрядных разведчиков им дать отказались, но откомандировать Студента согласились. Тот оказался невысоким тщедушным пареньком с залитыми пятнистым румянцем щеками, узкими, как у подростка, плечами, с впалой грудью. Но в карте он разбирался неплохо, знал и нужный разведчикам родничок среди болот. Идти проводником Студент согласился без раздумий. Уже через несколько минут он сидел вместе с лейтенантом и старшиной над картой, намечая предстоящий маршрут.

Парень действительно оказался хорошим проводником. Выросший в этих местах, он прекрасно разбирался в сложной паутине извилистых, едва заметных в лунном свете болотных тропинок и звериных троп. Не заглядывая в карту и забыв о компасе, ориентируясь по звездам и с детства знакомым ему приметам, он уверенно вел маленький отряд в нужном направлении. Лейтенант вначале пытался контролировать маршрут движения группы по карте, но, убедившись, что в данных условиях это практически невозможно, всецело доверился проводнику.

Выступив в путь в сумерках, они двигались по болотам всю ночь. Едва начало светать и лес, высившийся до этого по берегам болота сплошной черной стеной, стал распадаться на отдельные деревья и кусты, партизан остановился.

— Сейчас лучше выйти на сушу, — тихо сказал он подошедшему к нему лейтенанту. — Стоит взойти солнцу, и мы станем видны с берега как на ладони. А уйти глубже в камыши нельзя — начинается трясина. Здесь же для выхода самое удобное место: сразу у берега овраг, который доведет нас почти к роднику.

— Найдешь на карте, где мы находимся?

— Конечно. Этот овраг один на всю округу.

Проводник всмотрелся в протянутую ему лейтенантом карту, уверенно ткнул в нее пальцем.

— Мы тут. А вот овраг, о котором я говорил. Если мы не выйдем на берег здесь, следующее подходящее место будет лишь через час ходьбы.

Лейтенант еще раз взглянул на карту, посмотрел на темнеющий впереди берег. Камыши подступали к нему почти вплотную и сразу переходили в густой десной кустарник. И если проводник не ошибся и они действительно там, где он указал на карте, недалеко от берега должен начинаться длинный, глубокий овраг, идущий к нужному им роднику. Но даже если партизан что–то напутал, им все равно необходимо выходить на берег. Не только потому, что скоро будет светать, но и чтобы сделать на суше точную привязку к местности. Лейтенант сунул карту в планшетку, поудобнее взял в руки автомат, снял его с предохранителя. Повернувшись к идущему за ним в затылок старшине, коротко приказал:

— Идем на берег. Передай по цепи — быть начеку.

Он хотел уже сделать первый шаг к суше, но пластун осторожно взял его под локоть.

— Подожди, лейтенант. В таком деле спешка ни к чему.

Он вытащил из воды палку, с которой шел по болоту, размахнувшись, далеко швырнул ее над верхушками камышей в сторону. Описав полукруг, палка с огромным всплеском упала в воду. И тотчас с берега взмыло в небо несколько ракет, и тишину ночи прорезала длинная пулеметная очередь. Струя трассирующих пуль хлестнула как раз по тому месту, где упала брошенная старшиной палка. А с суши уже поливал свинцом камыши и другой пулемет, наперегонки строчило несколько автоматов.

— Пригнись!

Тяжелая рука старшины легла лейтенанту на плечо и с силой надавила вниз. Он низко присел в воде. Пули, выпущенные наугад, шлепались вокруг, забрызгивая лицо водой, срезали над ним стебли камыша. Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. Немного выждав, лейтенант выпрямился, глянул на проводника.

— Дальше. Туда, где следующий выход на берег.

Теперь им пришлось забираться в глубь болота, потому что участок, по которому предстояло идти, был чист от растительности. Там, где болото снова зарастало камышом, а к самому урезу воды спускался береговой кустарник, партизан остановился.

— Здесь.

И опять повторилось старое: брошенная в сторону палка, серия взлетевших в воздух ракет, стрельба с берега. А рассвет неумолимо приближался. Обволакивавший разведчиков туман начинал редеть, камыши у берега становились все менее надежным убежищем. У них было два выхода: либо уйти на день как можно дальше в болото, чтобы затаиться там до ночи, либо попытаться все–таки выбраться на берег. Лейтенант никак не мог принять нужное решение, и тут ему помог старшина.

— Послушай, музыкант, — обратился он к проводнику, — следующий лаз из этой вони далеко?

— Полчаса ходьбы. Но думаю, что он тоже перекрыт. Вместе с немцами действуют и местные полицаи, а они болота не хуже нашего знают. Поэтому все мелководье, где можно выйти на сушу, перехвачено дозорами, а нам оставлены лишь трясины да открытые участки. Покуда не поздно, надо уходить от берега.

— Хватит, находились уже всласть, — буркнул пластун. — За день тут сгниешь заживо. И вообще бог троицу любит — попытаем счастья еще раз. Верно говорю, взводный?

И столько уверенности и решимости было в голосе старшины, что эти его несколько фраз разрешили все лейтенантские сомнения. Тем более, что он хорошо понимал: потеря дня может иметь для группы самые роковые последствия.

— Вперед, к следующему выходу! — приказал он проводнику.

Спустя полчаса партизан остановился. Старшина отодвинул лейтенанта плечом в сторону, встал на его место рядом с проводником. Вытянув шею, некоторое время Вовк пристально всматривался в высокий, скрытый кустарником берег, к которому почти вплотную подступали камыши.

— Чую, что и здесь нас поджидают, — тихо, словно самому себе, сказал он. — Ничего, дождались, — со зловещей интонацией в голосе добавил Вовк и, обернувшись, глянул на лейтенанта. — Кому–то надобно идти на берег первым и расчистить дорогу. Разреши мне и Свиридову.

— Идите.

Лейтенант уже знал, что сержант Свиридов был единственным в батальоне человеком, к которому старшина проявлял симпатию и брал на все свои операции в немецком тылу. Сейчас он смотрел, как оба разведчика отдали товарищам свои автоматы и вещмешки, оставив при себе лишь кинжалы, гранаты и поставленные на боевой взвод пистолеты в расстегнутых кобурах. Повертев плечами, покачав из стороны в сторону туловищем и убедившись, что снаряжение и оружие не издают ни единого звука, старшина нагнулся к уху лейтенанта.