— Ну, я пойду? — раздался робкий голос алкоголика-интеллигента.

— Куда? — очнулся потомок правителя Хорезма.

— Да я вообще-то пивка попить…

— Нет. Ты поедешь с нами.

— Зачем? — в полном шоке отшатнулся Мурад.

— Я должен все увидеть на месте. На случай, если ты что-то утаил…

— Да что я мог утаить? — Мурад в ужасе прижимал к груди свою светлую шляпу.

— А вот там и посмотрим… — Сердар уже твердо решил, что возьмет Мурада с собой. Ему необходим был человек, знающий местные условия и порядки, чтобы мог внятно объясниться с полицейскими, которые густо понатыканы на дороге, и вообще помог беспрепятственно добраться до места. А потом видно будет, что с ним делать. Может, отпустить, а может, уложить в яму из-под клада, тайной которого он торговал… Странно: чем дальше Сердар углублялся на территорию чужого государства, тем крепче становилась его уверенность, что клад по-прежнему лежит в песках у колодцев Аджикуи. Он приказал слуге держать пьяницу-интеллигента покрепче и решительно направил машину на запад, на выезд из города.

Полицейские посты действительно раза три останавливали старенький «форд», пока они в быстро надвигающихся сумерках достигли Кизыл-Арвата. Всякий раз Мурад выбирался из «форда» и, борясь с искушением заявить о собственном похищении, демонстрировал тупым гаишникам свою архивную «ксиву», объясняя, что иранские гости — ученые, приехали разыскивать древние рукописи. Вопроса о том, какие такие «рукописи» могут быть в пустыне, у постовых почему-то не возникало, зато доверие к официальным документам (каковым являлась «ксива») и ученым из братского Ирана было безграничным. Они благополучно миновали все полицейские заслоны.

В Кизыл-Арвате на скорую руку перекусили в придорожной столовой, где им дали котлеты с макаронами и компот, под завязку заправили бензином бак и залили еще две канистры. Мурад предпринял попытку отыскать хоть бутылку пива, но горящий нетерпением Сердар его попытки пресек и вновь погнал старенький, но удивительно прыткий «форд» на запад, в сторону Небит-Дага.

Доехали уже далеко за полночь и остановились на убогой главной площади города, не зная, что делать дальше. Мертвенно-синие фонари на столбах заливали улицу зыбким унылым светом, нигде не светилось ни единого окошка, обратиться за ночлегом было некуда. Потоптавшись вокруг машины, Сердар злобно плюнул и снова сел за руль:

— Переночуем за городом. А то здесь полиция может привязаться…

Они выехали туда, где к дороге подступали большие барханы из чистого желтого песка, встали на обочине. Здесь Сердар откинул сиденья, и они с Мурадом кое-как устроились на ночлег, а Реза бросил на песок кусок кошмы и тут же уснул мертвым сном. Хозяин же его, напротив, долго ворочался, а когда наконец задремал, ему стали сниться кошмары, в которых страшный одноногий старик гонялся за ним по барханам, удивительно ловко прыгая на костыле. Сердар, наоборот, увязал в песке и никак не мог от него убежать. В конце концов старик догнал его, но ничего плохого не случилось: инвалид усадил Сердара на песок и, навалившись плечом, стал рассказывать, что сам отрезал себе ногу, чтобы никто не нашел клад Джунаида.

— Все ведь ищут двуногого, — хихикал старик. — А я их обманул… Поэтому, как клад найдешь — не забудь, половина моя. А не отдашь — я тебе тоже ногу отрежу…

Сердар кивал, соглашался, но страшный инвалид никак не отставал:

— Только это не все, чтобы ты клад нашел, нужно тебя еще поцеловать… — и потянулся к нему толстыми мокрыми губами.

Сердар отбивался как мог, слабой рукой пытался отпихнуть рожу старика, оказавшуюся на ощупь не то ворсистой, не то шерстяной, и наконец проснулся. А проснувшись, дико заорал — уже не во сне, а наяву. Жуткая морда, просунувшись в открытое окно «форда», тыкалась в лицо правнуку Джунаида, шлепая отвислой нижней губой. На его вопль подскочил Реза и самоотверженно кинулся на верблюда, пытавшегося выкрасть из «форда» краюху хлеба, оставшуюся от вчерашнего ужина. Он лупил его кулаками по ребрам, пока верблюд наконец не вытащил голову из окна и пустился наутек с недовольным ревом.

Мурад, проснувшийся от этого переполоха, вылез из машины, потянулся, оглядел свой костюм, превратившийся за ночь в жеваную тряпку, и сокрушенно покачал головой:

— Ну и вид! — интеллигентская закваска сидела в нем глубже, чем можно было предположить. — А что у нас с водой? — забывшись, Мурад говорил по-русски. Сердар и Реза смотрели на него, как на помешанного. Спохватившись, он перешел на туркменский: — Я говорю, воды у нас совсем нет?

— А-а… — протянул потомок Джунаида. — Я думал, ты тоже с ума сошел.

— Почему «тоже»? — встревожился Мурад.

— Неважно, — махнул рукой Сердар. — Зачем тебе вода?

— Да… Умыться бы. И пить охота. Давай, доедем до Небит-Дага — там воду найдем.

Но Сердар не спешил выезжать. Реза уже скрутил свою кошму, поднял сидушки в «форде», а его хозяин все сидел с задумчивым видом на придорожном камне, глядя куда-то вдаль. Наконец он спросил Мурада:

— Ты знаешь, как проехать к колодцам Аджикуи?

— Точно не знаю. Вроде, из Небит-Дага есть дорога на Ясхан — с нее поворот к поселку.

— К поселку? — Сердар был поражен. — Там же только колодцы были, да и те засыпали… Прадед мой и засыпал. Как же там живут? — Сердар в недоумении развел руками.

Мурад посмотрел на него удивленно:

— Не прошлый же век. Колодцев нет — скважины есть… Главное, чтобы вода была.

— Значит, поселок… Это плохо, — помрачнел Сердар. Сколько лет уже люди топчутся… — Что же ты, сволочь, про поселок молчал? — обрушился он вдруг на Мурада.

Непонятно, в чем был виноват пьяница-интеллигент, так что лучше бы уж молчал. Но он ответил:

— Так ведь ты и не спрашивал…

Возразить ему было трудно, а зло сорвать больше не на ком. Поэтому потомок Джунаида просто от души заехал Мураду в ухо, чтобы впредь был посообразительнее. Тут же рядом возник Реза, готовый при необходимости подключиться к воспитательному процессу. Но Мурад отскочил в сторону и заговорил убедительно, как только мог:

— Да там такой поселок — одно название… Откуда же я мог знать, что это вам интересно?

— Ну, ладно, — смилостивился Сердар. — Теперь мы возвращаемся в Небит-Даг. Сам ведь дорогу не найдешь? Надо будет у людей поспрашивать.

— Ну… да. Местные, наверное, знают.

— Вот и поехали.

Неумытый интеллигент сел на штурманское место, Реза забрался назад, и Сердар развернул машину. Справа тянулись зеленые после весенних дождей склоны Большого Балхана, а слева раскручивалась бесконечная панорама пустыни, немереные пространства, на которых даже большие барханы казались лишь легкой рябью на глади воды. Изредка возникающие в поле зрения рощицы саксаула да группы праздно шатающихся верблюдов только подчеркивали огромную, оглушающую пустоту Каракумов.

По асфальту быстро доехали до Небит-Дага, где первый же прохожий объяснил, как попасть на ясханскую дорогу. Они выехали на хорошо накатанную грунтовку и помчались на восток, причем горы стали ближе, а пустыня несколько отдалилась, уступив место каменистой равнине.

Когда горный хребет слева от дороги пошел на убыль, Мурад начал присматриваться. Где-то тут и должен был обнаружиться поворот к Аджикуи. Едва обозначенных грунтовок в нужную сторону сворачивало несколько, но Мурад рассудил, что к поселку должно быть что-то позаметнее. И действительно, когда Большой Балхан сошел практически на нет, огибая его, на север отошло хорошо накатанное шоссе. В пустыне дороги, особенно на солончаках, часто безо всякого асфальта бывают ровные, как стекло. Хоть «Формулу-1» устраивай. Правда, это — или зимой; или летом. А после дождей можно так вляпаться, что трактором не вытащишь. Но сейчас, слава Аллаху, был не тот случай.

Они на хорошей скорости мчались по равнине, на которой вскоре стали попадаться огромные валуны странных очертаний, будто кто-то специально обрабатывал их огромными резцами.