- Я предлагаю вам помочь нашему делопроизводителю. Вы будете освобождены от тяжелой работы и получите дополнительный паек, который полагается нашим офицерам и писцам. Это полфунта меда, фунт чернослива, два фунта сушеных яблок и полгаллона красного вина в месяц. Вы будете работать при канцелярии центра, помогать составлять отчетность и оформлять необходимые документы. Естественно, что служба в канцелярии будет зачтена вам, как искус. Что скажете?

      - Милорд, спасибо, конечно, большое. Но я посмею сказать, что сэр Роберт определил меня в этот центр именно как будущего воина. Может, нам следовало бы сначала узнать его мнение?

      - Сэр Роберт воин. А я администратор. Я руководствуюсь интересами ордена. Те, кто хорошо владеют пером, важны не меньше, чем мастера боя на мечах или талантливые маги. - Шевалье внимательно осмотрел меня с головы до ног. - У вас есть время подумать. Послезавтра я вызову вас, и мы поговорим еще раз.

       Шанс встретил меня радостным фырканьем и помахиванием хвостом. Я скормил ему яблоки и хлеб, оставшиеся от обеда, а заодно и осмотрел коня. В этом не было необходимости, в конюшне Дюрана хорошо заботятся о лошадях...

      - Эй, Лунатик!

       В дверях конюшни стоял Морис де Фрезон по кличке Гвоздь. Он самый старший в первом копье после министра Грэвела и меня, ему двадцать лет. Понятно, что моего истинного возраста он не знает, посему относится ко мне как младшему. Заносчивый, тупой и злобный тип. И весьма крепкий - почти на полголовы выше меня. С Гвоздем было еще четверо кандидатов, его постоянный эскорт.

      - Почему не на работе, Лунатик? - спросил Гвоздь, раскачиваясь с носка на пятку. - Особый ты у нас, что ли? Или думаешь, если ты грамотный шибко, законы тебе не писаны?

       Так, все ясно. Гвоздь умудрился сделать в диссертации сорок грамматических ошибок, за это работа на конюшне на два дня ему обеспечена. Естественно, на меня он зол. Повторяется история в Паи-Ларране?

      - Я был у шевалье де Лагранса, - ответил я. - Сейчас пойду работать, так что не злись.

      - Да мне по хрену, где ты был! - взорвался Гвоздь. - Ты вообще откуда такой взялся? Умник засратый, мать твою! Ненавижу умников!

      - Это видно, - сказал я спокойно. - Если ты все сказал, я пойду.

      - Нет, я не все сказал! - Гвоздь, похоже, вел дело к драке. - Мы от тебя избавимся, Лунатик. Ты появился в моей стране непонятно откуда. Ты колдун, и тебе тут не место. Чертов выродок, выпердыш собачий! Нам не нравится, что ты у нас в отряде. Ты на нас беду какую-нибудь навлечешь.

      - Да успокойся ты, - ответил я, что тон Гвоздя начинает меня злить, и надолго моего терпения не хватит. - Скоро меня в штаб переведут. Отделаетесь от умного, заживете спокойно. Станешь самым умным в копье.

      - Ага, значит, ты теперь писарем станешь? Доппаек будешь получать, и от работы отлынивать? - Гвоздь нашел повод для новой волны праведного гнева. - Слышите, господа, наш умник наверх пошел! Из дерьма выплыл, нелюдь чертова!

      - Ты чего от меня хочешь? - спросил я самым спокойным тоном. - Если драться собрался, не выйдет. Не стану я с тобой драться.

      - Чего, серишь?

      - Нет, мараться не хочу.

      - Чего?! - Рожа Гвоздя начинает на глазах наливаться кровью. - Да ты у меня сейчас в ногах валяться будешь, сука безродная!

      - О чем-то спорите? - Тьерри-Казначей вошел в конюшню и встал по правую руку от меня. - Обсуждаете вчерашнюю диссертацию мэтра Бинона?

      - Не твое дело, - Гвоздь ткнул Казначея пальцем в грудь. - Вали отсюда, слюнявый, а то пожалеешь.

      - И не подумаю, Гвоздь, - неожиданно сказал Тьерри. - И вообще, не стоит со мной ссориться. Я могу сделать так, что ты вылетишь из пансиона с позором, так что не распускай руки.

      - Че? Папаше своему в Рейвенор настучишь, что тебя тут обижают? - Гвоздь презрительно заржал. - Ну, давай, будущий рыцарь. Пиши папочке, как тебя тут бьют ни за что.

      - И не подумаю никуда писать. - Тьерри помолчал. - Просто отец Амори очень не любит, когда нарушают восьмую заповедь. Это где сказано про правую руку, соблазняющую тебя.

      - Чего?!

      - Того. Будешь возникать, расскажу отцу Амори, что ты по ночам дрочишь в туалете.

       За спиной Гвоздя раздались смешки. Верзила тут же обернулся, и смешки смолкли.

      - Да вы, козлы, заодно? - выдавил, наконец, разъяренный Гвоздь. - Ну, устрою я вам, обещаю.

      - Всегда к вашим услугам, добрый сэр, - Тьерри отвесил верзиле издевательский поклон. - Только перед боем руки помойте, а то.... Брезгую я.

       Гвоздь смерил нас ненавидящим взглядом и выбежал из конюшни.

      - Не стоило тебе ввязываться, - сказал я Казначею. - Я бы сам все разрулил.

      - Мне было нетрудно, - Тьерри слегка поклонился мне. - Мне нравится помогать людям, которых я уважаю.

      - Спасибо, - я протянул парню руку. - Буду рад называть тебя своим другом.

      - Взаимно, сэр Эвальд, - Тьерри ответил на мое рукопожатие. - Думаешь, он на самом деле из-за диссертации на тебя зол? Все уже знают в отряде, как ты с вампирами воевал. И про девушку твою в Рейвенорской академии. Гвоздь тоже знает. Поэтому и завидует.

      - Так мне от этого не легче, сэр Тьерри.

      - Тебя только что Грэвел спрашивал. Какое-то срочное дело. Так что поторопись.

      " - Милая моя Домино! Что случилось? Почему ты мне не пишешь? Уже больше двух месяцев я жду от тебя письма, а их все нет и нет. Ты здорова? Или может быть, ты разлюбила меня и не хочешь мне писать?"

       Подумав немного, я зачеркнул последнее предложение и задумался. Очень трудно писать письма, когда тебя все больше и больше охватывает отчаяние.

      " - Прости, что я думаю о тебе плохо, но твое молчание меня очень беспокоит, - продолжил я. - Я и сам страдаю оттого, что не могу быть рядом с тобой. Так-то у меня все отлично. Подготовку я прохожу успешно, и если все будет идти так, как идет сейчас, уже после дня Улле я получу звание послушника и право носить меч. Но меня это не радует, а все потому, что я так давно не получал от тебя писем!

       Домино, я только сейчас понял, как мне одиноко. Нет, у меня в Данкорке много друзей, но говорю я с ними большей частью о наших делах. А вот поговорить по душам, пооткровенничать не с кем. Я бы сейчас отдал все на свете, чтобы увидеться с тобой. У меня часто бывает желание все бросить, сесть на коня и скакать в Рейвенор, а там просить твое начальство позволить мне хотя бы увидеть тебя! Я ужасно тоскую по тебе, маленькая моя. Может быть, настоящая любовь и не боится разлук, но я устал от одиночества. Я безумно хочу увидеться с тобой и сказать, как же сильно я тебя люблю.

       Домино, я прошу тебя об одном - если ты больше не любишь меня, то прямо напиши мне об этом. Конечно, для меня это будет жестоким ударом, но не будет этой тяжелой неопределенности, которая так меня угнетает. Я верю и надеюсь, что все мои дурные мысли - всего лишь глупая мнительность, и на самом деле твое отношение ко мне не изменилось. Но если я все-таки прав, скажи мне об этом. Так в наших отношениях появится ясность..."

      - Не пойдет! - пробормотал я и зачеркнул весь последний абзац. Выругался. Потом, подумав немного, скомкал все письмо и сунул в карман. На душе было смутно и погано - совсем как за окном казармы, где с утра лил, не переставая противный октябрьский дождь.

       Меня все забыли. Домино меня забыла. В чужом мире я остался совсем один, и никому нет до меня дела.

       Если так, остается только повеситься от тоски и горя.

       Или все совсем не так плохо, и это осенняя погода так на меня действует? Обычная осенняя депрессия, взявшая меня за горло?