- Чо, правдушний, за учителкины юбки прячешься? Ну-ну, давай дальше, прячься. Скоро все девченки в школе узнают, какой ты мужик. Все равно тебе хана.
Сегодня в школе педсовет, и я решился. Дальше это продолжаться не может. Глупо, наверное, но или я убью в себе страх перед Костяном и его отморозками, или этот страх убьет меня. Хватит с меня потных ладоней, вздрагиваний от любого громкого звука, сердцебиения и поганых мыслей...
В рюкзаке у меня вместе с тетрадями и учебниками лежит силикатный кирпич. Не ахти оружие, но если моим рюкзаком как следует въехать по репе, мало не покажется.
Как-нибудь отобьюсь. А не отобьюсь, так хоть одного гада с собой на тот свет прихвачу. Уж на такую мелочь меня станет.
Они появились, едва я вошел во двор двухэтажной "сталинки" на другой стороне улицы. Трое вынырнули из-за гаражей, двое из первого подъезда. Видать, давно меня ждали, терпеливо. Сам Костян появился парой секунд спустя из-за угла дома.
- А, козел пришел! - прошепелявил он. Передние зубы он давно оставил на фронтах войны с подобными себе героическими личностями.
Кольцо вокруг меня сомкнулось. Теперь я стоял, окруженный со всех сторон дружками Костяна. Всех будто одна мама рожала - стриженные под ноль головы, пустые, будто выцветшие глаза, дешевые китайские куртки, треники-"адидаски", грязные ботинки-говнодавы, которыми так удобно пинать и топтать сбитую на землю жертву. Одну всем вместе, жестоко, насмерть.
- Ты у нас герой, да? - ухмыляясь, вопрошает Костян. - Чо молчишь, герой? Или западло поговорить?
- Почему? - отвечаю. - Можно и поговорить.
- Ну, говори.
- Я лучше тебя послушаю.
- Ты, пидор, на меня потянул, ты понял?
- Я не пидор, понял?
- Не, ты пидор, - Костян расплылся в дебильной улыбке. - Имя у тебя пидорское.
- У меня нормальное имя. Если есть, что сказать, говори. Мне идти надо.
- Короче, такое дело, пидор. На первый раз прощу, если пацанам штраф забашляешь. Сто рублей в неделю, пидорок. Расчет по пятницам, до конца учебного года. Добазарились?
- Не, не получится, - отвечаю в тон. - Много.
- На похороны родные и близкие больше потратятся, гыыы.
- Ты что, такой грозный? - отвечаю развязно, хотя внутри у меня все сковывает жуткий холод. - За меня есть, кому вступиться. После моей смерти долго по земле не погуляешь.
- Чо, ментов на нас натравишь?
- Не ментов. Но кое-какие связи есть.
- Короче, базар не получился, - Костян харкает и плюет мне прямо на ботинки. - Твое дело, пидор гнойный.
Я еще успеваю глянуть в глаза Костяна - пустые, мертвые, страшные глаза человекоподобной твари, рожденной на горе остальным, - и понимаю, что сейчас последует удар сзади.
Дальше - не помню. Полная отключка. Вернувшееся сознание имеет лицо нашего обэжиста Александра Федоровича Проценко.
- Живой? - Проценко помогает мне подняться с мокрого асфальта. - Голова как, не кружится? Не тошнит?
- Не, - отвечаю, подношу руку к лицу. Пальцы густо окрашиваются кровью. Губы онемели, левый глаз не видит. - Я голову руками закрывал.
- Молодец. Чуть-чуть я не успел.
- Вы что, шли за мной?
- А ты как думал? Я ведь с этой гопотой мелкопузой давно воюю. Моя воля бы была, своими руками передушил бы. Доброе у нас государство, носится с пьянью, а они в благодарность по подъездам гадят, да таких вот Костянов рожают, тюрьмы да психушки работой обеспечивают... Крысы трусливые. Как меня увидели, сразу кто куда. Против молодца и сам овца. Нигде не болит?
- Проходит уже.
- Разукрасили они тебя, однако. Пойдем, тут водопровод есть, умоешься.
- Ничего, все нормально, - я пытаюсь улыбнуться, но разбитые губы не слушаются меня. - Главное, я не струсил.
- Это точно, - Проценко треплет меня за плечо. - Только не надо так вот на рожон лезть. Здоровье и жизнь дороже.
- Спасибо, Александр Федорович.
- Завтра напишем с тобой заявление, возьмутся за этих гавриков.
- Ничего я не буду писать. Сам разберусь.
- Это, конечно, хорошо, что ты сам хочешь разобраться. Но дело ведь не в благородстве, а в страхе. Эти... они же всю школу запугали. Будем и дальше их терпеть?
- Не буду я писать заявление, - повторяю я, поднимаю свою сумку и делаю несколько шагов вперед. Побитое тело ужасно болит, ноги дрожат, во рту медно от крови. В мою спину впивается тяжелый взгляд обэжиста.
- Ну, дело твое, - слышу его разочарованный голос. - Гляди, в другой раз никого рядом не окажется.
Я хочу ответить, но понимаю, что спорить бесполезно. Проценко прав, а я нет. Я действительно боюсь эту сволочь. Я не хочу, чтобы мама плакала из-за какого-то поганого Костяна.
Делаю шаг и чувствую, как двор, деревья, водопроводная колонка, к которой я направлялся - все расплывается, уходит в густой туман, и я начинаю валиться, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, в бесконечную спиральную трубу, и встревоженный окрик Проценко уже не может остановить этого падения. И тогда я сам начинаю испуганно кричать - а вдруг меня кто-нибудь услышит?
Хоть кто-нибудь...
************
Кошмар сгинул, но рожа надо мной осталась.
Нет, это не Костян, хоть похож. Все ублюдки похожи друг на друга. Морда реально отвратная. Лопоухая голова с сивой щетиной вместо волос, обвязанная грязной черной лентой, приплюснутый боксерский нос, маленькие бесцветные и злые глазки, окруженные темными кругами. Все лицо в резких лиловых морщинах, как у глубокого старика. Слюнявый красный рот полуоткрыт в улыбке так, что видны длинные желтоватые зубы. А потом ладонь в кожаной перчатке крепко зажимает мне рот.
- Лежать! - шипит красный рот, брызгая на меня слюной. - Прибью!
Нет, это все-таки кошмар. Обладатель уголовной рожи говорит со мной явно не по-русски, но я почему-то понимаю каждое слово. И еще - я начинаю задыхаться, потому что урод зажал мне не только рот, но и нос. А во второй руке у него огромный нож, и острие этого ножа раскачивается в сантиметре от моего правого глаза.
- Уууумммумуумммм!
- Лежать, раб!
Полог палатки за спиной урода откидывается, что-то сверкает в воздухе, и раздается глухой стук, будто кто-то ударил молотком по мозговой кости. Мне в лицо летят теплые, пахнущие медью брызги. Душащая меня рука теряет силу, урод утыкается мне носом в грудь, и я вижу огромную рану на его лысом затылке, из которой на меня толчками выплескивается темная кровь.
Все, на что меня хватает - это резко перевернуться набок и выблевать на спальный мешок вчерашние шашлыки. А потом я слышу тихий и сердитый голос Домино.
- Проклятье, еще бы чуть-чуть, и не успела!
- Кх-кх-пх-фуу! - Я пытаюсь встать на четвереньки и отползти подальше от вздрагивающего урода, забрызгавшего кровью всю палатку. - Это... это что за...
- Вставай, быстро! - Домино хватает меня за руку и помогает подняться.
В правой руке у нее клеймор Энбри. Именно им она зарубила гопаря, напавшего на меня. И хоть голова у меня пока совершенно не работает, я начинаю понимать, что это не сон. А если так...
- Надо уходить, - тихо и очень нехорошим тоном говорит Домино. Она очень бледная, и глаза у нее, и без того огромные, расширены и болезненно сверкают. - Они нашли меня. Плохо дело.
- Кто нашел? Зачем ты его... - я икнул, - убила?
- Он убил бы тебя. Энбри они уже прикончили.
- Что?! - Я помертвел. - Михалыча? Как, когда?
- Они выследили меня, Эвальд. Надо уходить быстрее.
