Не сумев победить души, одолели камни и покойников.

Переговоры возобновляются в марте 1710 года в небольшом городке Гертрёйденберг, но без какого бы то ни было прогресса, так как голландцы упорно требуют, чтобы Людовик XIV лично вступил в войну со своим внуком, и отказываются от денег, предложенных им для финансирования войны против Филиппа V. Последняя уступка короля: он соглашается никоим образом не возмещать своему внуку его отказ от короны Испании. Голландцы с презрением отвергают ее. Людовик прекращает переговоры, предпочитая воевать «со своими врагами, а не со своими детьми».

Но ветер меняется. Англия отходит от сторонников войны до победного конца. В Лондоне королева Анна порвала с Сарой Дженнингс, своей фавориткой и женой герцога Мальборо, такой же воинственной, как и он сам. Ее новая любимица, миссис Абигайль Мешем, склоняется к миру, а вскоре назначается новый первый министр, придерживающийся таких же взглядов. На осенних выборах в парламент подавляющее большинство получают тори, которые считают, что не в интересах Англии сражаться за Габсбургов. Они выступают за прямой договор с Францией и Испанией, который позволит им торговать с Америкой и восстановит торговлю в Европе.

А тем временем финансовый кризис углубляется. Сами финансисты начинают разоряться. Даже великий Самюэль Бернар, которому в 1708 году король оказал неслыханную честь, лично продемонстрировав ему сады Марли в знак благодарности зато, что он спас государство, избегает банкротства своих лионских корреспондентов лишь благодаря «кудеснику» Демаре.

Положение спасает флот. Прибытие в марте в Порт-Луи эскадры, доставившей десять миллионов франков из «Южного моря», то есть из испанских владений, отодвигает катастрофу, позволив Демаре осуществить финансовую реформу, основанную на выведении из оборота 72 миллионов бумажных денег. Дюкасс [150], который в 1710 году приводит в порт Пассаж галеоны с грузом золота на 50 миллионов франков, также выглядит спасителем.

Но эти внешние поступления не могут быть постоянными. Король вводит налог, составляющий десятую часть доходов, по образцу «королевской десятины», в свое время предложенной Вобаном, которую в 1707 году сочли преждевременной…

Вобан хотел сделать ее единственным налогом, а новый налог короля добавляется к талье и капитации [151], введенной в 1695 году, отмененной в 1697-м и восстановленной в 1701 году. С 1 октября 1710 года все французы облагаются этим налогом, требующим от налогоплательщиков в каждом приходе подать декларацию о доходах. Чтобы упростить сбор налогов, Демаре будет взимать десятую часть сразу же при получении французскими подданными жалованья, пенсии или ренты.

Новшество это является столь радикальным (ибо потрясает саму систему сословий, сближая третье сословие и дворянство, не затрагивая, правда, духовенство, которое лишь увеличивает свои «безвозмездные дары»), что, прежде чем принять окончательное решение, Людовик советуется со своим духовником. Может ли он как христианин возлагать такое налоговое бремя на своих подданных? Лете- лье, сам от оного бремени свободный, успокаивает короля, убеждая его в том, что достояние всех французов является полностью его достоянием. И Людовик со спокойной душой соглашается.

А как тем временем обстоят религиозные дела?

Десятого мая 1710 года Фенелон и Летелье наносят решающий удар, чтобы уничтожить янсенизм и в первую очередь кардинала де Ноая, знатного вельможу, приверженца галликанства, любимого духовенством, своим влиянием отодвигавшего их на второй план.

Пастырское послание, подписанное двумя прелатами, епископом Ла-Рошели и епископом Люсона, «ослами в митрах», как их называет Сен-Симон, а по воспоминаниям аббата Лежандра, «известными — как люди кроткие, учтивые, миролюбивые, спокойные, весьма заурядных познаний и талантов, хилого здоровья и избегающие усердных трудов, скорее робкие, чем предприимчивые», появляется на стенах зданий в Париже. В послании осуждается ересь «Размышлений» отца Кенеля, равно как и всех тех, кто их одобряет, и в первую очередь кардинала де Ноая. Кардинал решительно заявляет, что не намерен отказываться от своих взглядов.

Проходит несколько месяцев; тревожное затишье. Но вот случайно Ноай натыкается на циркуляр, призывающий епископов осудить его.

Он выясняет, что это дело рук Летелье. Он требует от короля правосудия. Летелье затягивает дело. Тогда Ноай запрещает иезуитам как исповедовать, так и читать проповеди в своей епархии. Затем 13 августа 1711 года он пишет королю, что отец Летелье недостоин быть его духовником.

Уязвленный Людовик требует от папы нового осуждения отца Кенеля, но гораздо более сурового и подробного, чем в 1705 году в булле Vineam Domini Sabaoth, чтобы расправиться с Ноаем.

Дело происходит в 1711 году. У папы нет желания начинать всё сначала. Он уже сделал всё, что от него требовали, к тому же у него и так хватает проблем с французской Церковью.

Климент XI будет тянуть с этим делом еще два года, несмотря на давление окружающих его иезуитов. 10 сентября 1713 года он издаст знаменитую буллу Unigenitus Dei Filius. 25-го она будет получена канцелярией короля.

Война продолжается. Виллар сдерживает наступление во Фландрии, но изменить ход событий удается герцогу Вандомскому в Испании. 8 декабря 1710 года он вынуждает капитулировать Стэнхопа [152], а 10-го разбивает австрийца Штаремберга близ Вильявисьосы, чем вызывает восторг всей Франции. С этого дня Филипп V действительно стал королем Испании.

Весной 1711 года из жизни уходят два человека. Кончина одного потрясает двор, смерть другого меняет положение дел в Европе.

Девятого апреля в Мёдоне Великий дофин, проснувшись, чувствует недомогание. Он отменяет охоту на волка и снова ложится в постель. Король приходит к нему на следующий день. 14-го его состояние ухудшается и в четверть первого ночи он умирает. Его тело, почерневшее и стремительно разлагающееся, спешат отвезти в Сен-Дени.

«Я видел в нем друга, которому мог открыть сердце и которому безгранично доверял», — говорит король. Он обращается к Мишелю Ришару Делаланду, своему любимому композитору, две дочери которого также умерли от оспы: «Вы потеряли двух достойнейших дочерей, а я потерял Монсеньора…» — И добавляет, указывая на небо: «Нужно покориться».

Герцог Бургундский, старший сын покойного, святоша, который всего боится, становится отныне дофином. Людовик представляет его Ассамблее духовенства в следующих выражениях: «Вот принц, который скоро займет мое место и который своей добродетелью и своим благочестием сделает Церковь еще более процветающей, королевство — еще более счастливым». Невольно возникает вопрос, не таилась ли в этих словах некоторая ирония.

Семнадцатого апреля приходит черед императора. В возрасте тридцати трех лет, не оставив наследника, умирает Иосиф I. Версаль облачается в траур, вознося благодарственные молитвы. Ибо преемником Иосифа становится эрцгерцог Карл, тот самый, что упорно оспаривал у Филиппа V право на корону Испании. Англия, равно как и Франция, не может допустить восстановления империи Карла V. Став императором, эрцгерцог Карл уже не может быть королем Испании. Всё лето Англия и Франция ведут переговоры.

Предварительные соглашения подписаны в Лондоне 8 октября. Людовик обязуется не допустить объединения французской и испанской корон. Голландцы и имперцы находят уступку слишком незначительной. Они протестуют, но в конце концов уступают, англичане тоже. Мальборо во Фландрии потратил целое состояние на то, чтобы овладеть всего лишь незначительной крепостью Бушен. Тем временем Дюге-Труэн, неожиданно появившись в Рио-де-Жанейро, потопил стоявшие на рейде португальские корабли, сжег 60 торговых судов, а главное, завладел сказочной добычей и беспрепятственно доставил ее в Брест. Так мир мало-помалу прокладывал себе дорогу.