Все эти дела и эти меры порождают мятежи и заговоры. В 1675 году Бордо и долина Дордони восстают против новых налогов. В том же году и по тем же причинам вспыхивает мятеж в Бретани. В «восстании красных колпаков» [103]под предводительством некоего Лe Бальпа, нотариуса из Керглофа, приняли участие 15 тысяч разъяренных жителей. Король хотел сам выехать на место, но ему не позволила это сделать смерть Тюренна. Он посылает туда шесть тысяч человек под командованием капитана своих мушкетеров некого месье де Форбена. Ле Бальп был вскоре убит маркизом де Монгайаром, замок которого он захватил, а «красные колпаки» разбежались кто куда. Мятеж был подавлен, вдоль бретонских дорог выстроилась вереница виселиц, а местные жители получили приказ на зиму взять на постой 11 (некоторые говорят — 12) тысяч солдат, которые, пишет мадам де Севинье, «живут так, словно они всё еще находятся по ту сторону Рейна», и добавляет: «Мы все разорены». Амнистия была объявлена 5 февраля 1676 года.
Теперь о заговорах. В 1674 году гугенот Жан Франсуа де Поль, сеньор де Сардан, подписывает в Гааге с Вильгельмом Оранским договор, согласно которому последний обязался предоставить ему десять тысяч солдат, 60 кораблей и 300 тысяч ливров при условии, что он сам соберет отряд в 12 тысяч человек в Гиени, Лангедоке, Провансе и Дофине, депутатом коего он себя называет. Три месяца спустя Испания обещает ему две тысячи всадников и миллион ливров, чтобы взбунтовать Севенны и Виваре. Историки предполагают, что он был фантазером, наделенным даром убеждения, однако и по сей день не могут утверждать это с полной уверенностью.
В том же 1674 году молодой гасконский дворянин Дю Козе де Назелль сообщает Лувуа о другом заговоре, которым руководит шевалье де Роган. Говорят, что это был один из красивейших мужчин во Франции, обольстительный и донельзя распутный. Он был весьма приближен к королю, неизменно участвовал в его карточной игре, но распутство его было таково, что в конце концов Людовик удалил его от двора и лишил должности главного егермейстера.
У Рогана был сообщник по имени Жюль дю Амель де Лотреамон, бывший кавалерийский полковник и нормандский авантюрист, заклятый враг абсолютизма и заговорщик по призванию. В 1658 году он был организатором мятежа так называемой «войны саботье» [104]в Солони.
И вновь встает вопрос о военных налогах. Чтобы финансировать кампанию этого года, Кольбер извлекает на свет давно забытый лесной налог и требует выплатить недоимки за последние 30 лет, в одночасье разоряя владельцев лесных угодий. Лот- реамон в своей провинции без труда собирает довольно большой отряд недовольных и, как всегда на протяжении уже целого века делают французские заговорщики, обращается к Испании. Связь обеспечивает секретный агент губернатора Нидерландов Франциск ван ден Энден. Это 73-летний голландец из Антверпена, философ и алхимик, бывший учитель Спинозы, который поселился в Пикпюсе, где создал школу, названную «Пристанище муз».
Лотреамон потребовал шесть тысяч солдат, оружие для двадцати тысяч человек, осадные материалы и два миллиона ливров. Он обещает, что испанцам, которые высадятся в Кийбёфе, будет сдан, в зависимости от обстановки, Гавр, Абвиль или Дьеп, дворянство Нормандии потребует созыва Генеральных штатов, а тем временем люди, переодетые лейб- гвардейцами, похитят дофина во время охоты на волков… Эжен Сю использует этот фантастический замысел в качестве сюжета для своего романа «Лотреамон» [105], который будет опубликован в 1837 году.
Рогана арестовали 11 сентября 1674 года в Версале, когда он выходил из церкви по окончании службы; сумевший бежать Лотреамон был смертельно ранен в какой-то руанской гостинице; Ван ден Энден по возвращении из Брюсселя был схвачен в Бурже.
Судебный процесс начался 6 ноября в Арсенале, приговор был оглашен 26-го. Рогану вместе с его любовницей Рене Морис д'О де Вилле и шевалье де Прео отрубили голову, а Ван ден Эндена повесили.
Все эти тревожные события не мешают начать, по предложению Лувуа, строительство собора Инвалидов в Париже, равно как и устроить празднество, беспрецедентное, по крайней мере, по своей продолжительности, — «Версальские увеселения», — которое продлилось два месяца, с 4 июля по 31 августа.
1676 год отмечен важным событием — важным не для царствования и не для истории, но для представления короля о самом себе, для его способности трезво оценивать последствия своих решений, затрагивающих судьбы двадцати миллионов человеческих существ, за которых Христианнейший король в ответе перед Всевышним. Событие (или отсутствие оного), побудившее короля задуматься об этом, связано с упущенной возможностью.
В Кёльне и других местах всё еще ведутся переговоры, и война, которая должна была идти не более шести месяцев, а растянулась на четыре года, всё еще продолжается и на суше, и на море. Во Фландрии кампания начинается с захвата Кондесюр-л'Эско и блокадой Бушена 10 мая. В этот момент Вильгельм появляется в Валансьене с пятьюдесятью тысячами солдат. Выступивший ему навстречу Людовик идет, как было указано, к мызе (ферме) Уртебиз.
Позиция великолепная. Сила на стороне Людовика благодаря численному превосходству его войск и расположению их на возвышенности. У него есть всё: артиллерия, испытанная кавалерия и пехота. Победа протягивает ему руки. С ним его гвардия — лейб-гвардейцы, легкая и тяжелая кавалерия, мушкетеры, — такая грозная в своих сверкающих мундирах. У него лучшая кавалерия в мире. А враг ни о чем не догадывается.
А там, внизу, идут ни о чем не подозревающие обреченные на смерть 50 тысяч человек во главе со злейшим врагом Франции. Людовик колеблется. Он собирает военный совет: «Господа, я хочу слышать ваше мнение…»
Тут присутствуют Креки, Шомберг, Ла Фейад и Лорж, но Тюренн, увы, умер, а Конде находится в Шантийи. Из названных первые трое — прежде всего придворные и отнюдь не самые талантливые из маршалов этого времени — считают, что лучше не начинать сражение. Зачем бесцельно подвергать опасности жизнь короля? Времена Ариосто ушли в прошлое, равно как и совсем недавнее, во время осады Турне и Лилля, гарцевание на белом жеребце в подражание Генриху IV. Только Лорж, племянник Тюренна, настаивает на сражении. Но осторожность большинства берет верх.
«Людовик всегда будет сожалеть об этой упущенной возможности», — пишет Жан Кристиан Птифис и добавляет: «Монарх был уязвлен тем, что могли усомниться в его храбрости. Много времени спустя он признается, что он всё еще видит Уртебиз в кошмарных снах». Подобные сожаления никак не назовешь банальными.
Следующий год — военный 1677-й — начинается в марте в Валансьене. Людовик всё чаще делит с солдатами трудности походной жизни. «Вряд ли еще сыщется государь, который бы так весело переносил тяготы войны», — рассказывает мемуарист Карре д'Алиньи. Он первым садится в седло, а спешивается последним. 17 марта мушкетеры овладевают крепостью, и приходит черед Камбре.
Одиннадцатого апреля у Касселя Месье вместе с герцогом Люксембургским [106]обращает в бегство Вильгельма, завладевает его шатром и имуществом, в том числе золотой посудой, а также пятьюдесятью знаменами, которые будут вывешены в соборе Парижской Богоматери. Люксембургский уже давно стяжал себе военную славу, а Филипп Орлеанский, известный главным образом своим пристрастием к духам и украшениям, здесь показал себя настоящим воином. Франция ликует. Повсюду раздаются крики: «Да здравствуют король и Месье, который выиграл сражение!» Но Месье никогда больше не будет командовать армией.
Однако нужно начинать переговоры, и незамедлительно, а также заменить ненадежных союзников. В январе 1676 года турки предложили свои услуги, но были отвергнуты из-за того, что они мусульмане. (Франциск I не был столь щепетилен [107].) Польша Яна Собеского уклоняется от участия, не выполняет своего обязательства атаковать курфюрста Бранденбургского и подписывает с императором договор о нейтралитете. Венгры и провансальцы, пылающие ненавистью к императору, слишком слабы, чтобы играть сколько-нибудь значительную роль. Уставшие от войны с Испанией португальцы заявляют о своем нейтралитете. А регентша Савойи не хочет ни о чем знать.
