От ястреба из сил последних машет.
Ах, силы вкоротке! совсем истощены!
Уж когти хищные над ним распущены; Уж холодом в него с широких крыльев пашет.
Тогда орёл, с небес направя свой полёт, Ударил в ястреба всей силой — И хищник хищнику достался на обед.
Меж тем наш Голубь милой,
Вниз камнем ринувшись, прижался под плетнём.
Но тем ещё не кончилось на нём: Одна беда всегда другую накликает.
Ребёнок, черепком наметя в Голубка, — Сей возраст жалости не знает, — Швырнул и раскроил висок у бедняка.
Тогда-то странник наш, с разбитой головою, С попорченным крылом, с повихнутой ногою, Кляня охоту видеть свет,
Поплёлся кое-как домой без новых бед.
Счастлив ещё: его там дружба ожидает!
К отраде он своей,
Услуги, лекаря и помощь видит в ней; С ней скоро все беды и горе забывает.
О вы, которые объехать свет вокруг Желанием горите!
Вы эту басенку прочтите,
И в дальний путь такой пускайтеся не вдруг.
Что б ни сулило вам воображенье ваше; Но, верьте, той земли не сыщете вы краше, Где ваша милая, иль где живёт ваш друг. [26]
1809
XIX. Червонец
Полезно ль просвещенье?
Полезно, слова нет о том.
Но просвещением зовём
Мы часто роскоши прельщенье
И даже нравов развращенье;
Так надобно гораздо разбирать, Как станешь грубости кору с людей сдирать, Чтоб с ней и добрых свойств у них не растерять, Чтоб не ослабить дух их, не испортить нравы, Не разлучить их с простотой
И, давши только блеск пустой,
Бесславья не навлечь им вместо славы.
Об этой истине святой
Преважных бы речей на целу книгу стало; Да важно говорить не всякому пристало: Так с шуткой пополам
Я басней доказать её намерен вам.
Мужик, простак, каких везде немало, Нашёл червонец на земли.
Червонец был запачкан и в пыли; Однако ж пятаков пригоршни трои Червонца на обмен крестьянину дают.
«Постой же, – думает мужик, – дадут мне вдвое; Придумал кой-что я такое,
Что у меня его с руками оторвут».
Тут, взяв песку, дресвы и мелу И натолокши кирпича,
Мужик мой приступает к делу.
И со всего плеча
Червонец о кирпич он точит,
Дресвой [27] дерёт,
Песком и мелом трёт;
Ну, словом, так, как жар, его поставить хочет, И подлинно, как жар, Червонец заиграл: Да только стало
В нём весу мало,
И цену прежнюю Червонец потерял. [28]
1811
XX. Троеженец
Какой-то греховодник
Женился от живой жены ещё на двух.
Лишь до Царя о том донёсся слух (А Царь был строг и не охотник Таким соблазнам потакать),
Он Многоженца вмиг велел под суд отдать И выдумать ему такое наказанье, Чтоб в страх привесть народ
И покуситься бы никто не мог вперёд На столь большое злодеянье:
«А коль увижу-де, что казнь ему мала, Повешу тут же всех судей вокруг стола».
Судьям худые шутки:
В холодный пот кидает их боязнь.
Судьи толкуют трои сутки,
Какую б выдумать преступнику им казнь.
Их есть и тысячи; но опытами знают, Что всё они людей от зла не отучают.
Однако ж, наконец, их надоумил бог.
Преступник призван в суд для объявленья Судейского решенья,
Которым, с общего сужденья,
Приговорили: жён отдать ему всех трёх.
Народ суду такому изумился
И ждал, что Царь велит повесить всех судей; Но не прошло четы?рех дней,
Как Троеженец удавился;
И этот приговор такой наделал страх, Что с той поры на трёх женах
Никто в том царстве не женился. [29]
1814
XXI. Безбожники
Был в древности народ, к стыду земных племён, Который до того в сердцах ожесточился, Что противу богов вооружился.
Мятежные толпы, за тысячью знамён, Кто с луком, кто с пращой, шумя, несутся в поле.
Зачинщики, из удалых голов,
Чтобы поджечь в народе буйства боле, Кричат, что суд небес и строг и бестолков; Что боги или спят, иль правят безрассудно; Что проучить пора их без чинов; Что, впрочем, с ближних гор каменьями нетрудно На небо дошвырнуть в богов
И заметать Олимп стрелами.
Смутяся дерзостью безумцев и хулами, К Зевесу весь Олимп с мольбою приступил, Чтобы беду он отвратил;
И даже весь совет богов тех мыслей был, Что, к убеждению бунтующих, не худо Явить хоть небольшое чудо:
Или потоп, иль с трусом [30] гром, Или хоть каменным ударить в них дождём.
«Пождем, —
Юпитер рек, – а если не смирятся И в буйстве прекоснят [31] , бессмертных не боясь, Они от дел своих казнятся».
Тут с шумом в воздухе взвилась Тьма камней, туча стрел от войск богомятежных, Но с тысячью смертей, и злых, и неизбежных, На собственные их обрушились главы.
Плоды неверия ужасны таковы;
И ведайте, народы, вы,
Что мнимых мудрецов кощунства толки смелы, Чем против божества вооружают вас, Погибельный ваш приближают час, И обратятся все в громовые вам стрелы. [32]
XXII. Орёл и Куры
Желая светлым днём вполне налюбоваться, Орёл поднебесью летал
И там гулял,
Где молнии родятся.
Спустившись, наконец, из облачных вышин, Царь-птица отдыхать садится на овин.
Хоть это для Орла насесток незавидный, Но у Царей свои причуды есть:
Быть может, он хотел овину сделать честь, Иль не было вблизи, ему по чину сесть, Ни дуба, ни скалы гранитной;
Не знаю, чтo? за мысль, но только что Орел Немного посидел
И тут же на другой овин перелетел.
Увидя то, хохлатая наседка
Толкует так с своей кумой:
«За чтo? Орлы в чести такой?
Неужли за полёт, голубушка-соседка?
Ну, право, если захочу,
С овина на овин и я перелечу.
Не будем же вперёд такие дуры, Чтоб почитать Орлов знатнее нас.
Не больше нашего у них ни ног, ни глаз; Да ты же видела сейчас,
Что пo?низу они летают так, как куры».
Орёл ответствует, наскуча вздором тем: «Ты права, только не совсем.
Орлам случается и ниже кур спускаться: Но курам никогда до облак не подняться!»
Когда таланты судишь ты, —
Считать их слабости трудов не трать напрасно, Но, чувствуя, что в них и сильно, и прекрасно, Умей различны их постигнуть высоты. [33]
1808
Книга вторая
I. Лягушки, просящие Царя
Лягушкам стало не угодно
Правление народно,
И показалось им совсем не благородно Без службы и на воле жить.
Чтоб горю пособить,
То стали у богов Царя они просить.
Хоть слушать всякий вздор богам бы и не сродно.
На сей, однако ж, раз послушал их Зевес: Дал им Царя. Летит к ним с шумом Царь с небес, И плотно так он треснулся на царство, Что ходенем пошло трясинно государство: Со всех Лягушки ног
В испуге пометались,
Кто как успел, куда кто мог,
И шёпотом Царю по кельям дивовались.
И подлинно, что Царь на диво был им дан: Не суетлив, не вертопрашек,
Степенен, молчалив и важен;
Дородством, ростом великан,
Ну, посмотреть, так это чудо!
Одно в Царе лишь было худо:
Царь этот был осиновый чурбан.
Сначала, чтя его особу превысоку, Не смеет подступить из подданных никто: Со страхом на него глядят они, и то Украдкой, издали, сквозь аир и осоку; Но так как в свете чуда нет,
К которому б не пригляделся свет, То и они сперва от страху отдохнули, Потом к Царю подползть с преданностью дерзнули: Сперва перед Царём ничком;
А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком, Дай попытаться сесть с ним рядом; А там, которые ещё поудалей,
К Царю садятся уж и задом.
Царь терпит всё по милости своей.
Немного погодя, посмотришь, кто захочет, Тот на него и вскочит.
В три дня наскучило с таким Царём житье.
Лягушки новое челобитье,
Чтоб им Юпитер в их болотную державу Дал подлинно Царя на славу!
Молитвам тёплым их внемля,
Послал Юпитер к ним на царство Журавля, Царь этот не чурбан, совсем иного нраву: Не любит баловать народа своего; Он виноватых ест: а на суде его Нет правых никого;