— Топси, это все ради тебя, я сама ничего не хочу. Тебе не стоит шевелиться, просто ляг на спину и позволь мне полюбоваться тобой.

Она расстегнула юбку Топси и осторожным движением стянула ее, одновременно продолжая обсасывать пальцы Топси, попарно беря их в рот и облизывая быстрыми касаниями своего искусного языка. Топси дрожала всем телом, будучи не в силах поверить, что пришла в такое возбуждение лишь от легких прикосновений к ее груди и манипуляций с ее пальцами. Когда Ванесса сказала, что от нее ничего не требуется, Топси расслабилась, поскольку не знала, что ей надо делать самой. Теперь Ванесса, сложив щепоткой пальцы обеих рук, ухватила и нежно сжала соски Топси. Она все делала умело и ласково. Только когда Топси начала громко вздыхать, не в состоянии больше сдерживаться, она накрыла губами один из ее сосков и кончиком языка коснулась его горячей твердой выпуклости, а потом то же самое проделала с другим. Еще несколько томительно долгих минут Ванесса не оставляла этих крупных коричневых сосков, попеременно покусывая и облизывая их языком, пока они не сделались почти болезненно твердыми. Только тогда она опустила руки и освободила Топси от еще остававшегося на ней белья.

Глаза ее подруги оставались плотно зажмуренными. Ванесса отметила это про себя, пока торопливо сбрасывала с себя одежду. Тем лучше, так даже проще, для первого раза. Она подхватила одной рукой голову Топси, заведя ладонь ей под затылок и нежно баюкая, а пальцами свободной руки легко, почти неощутимо, но от того еще более возбуждающе пробежала вниз по телу Топси вплоть до треугольника каштановых волос на лобке. Топси не сделала никакого протестующего движения, и тогда Ванесса со свойственной ей грацией оседлала тело лежавшей женщины, опершись на колени по обе стороны пышных бедер Топси. Она осмелилась пронести пальцами по восхитительно белым бедрам и ногам Топси сверху вниз до розовых ступней, а потом снова потянулась вверх, избегая касаться кудрявившихся на лобке волос. Она заметила, что руки Топси ожили и пришли в движение. Вот одна из них схватила руку Ванессы и потянула ее вниз. Ванесса высвободила руку и прошептала: «Нет-нет, не спеши…» Она принялась ласкать нежную кожу Топси на внутренних поверхностях ее бедер, постепенно продвигая все выше и выше. Топси застонала и раскинула ноги. Ванесса увидела блеск увлажнившегося лона Топси. Сама Ванесса с трудом сдерживала себя, чтобы немедленно не приникнуть к подруге. Вместо того она низко склонилась и нежно подула на густые волосы, росшие на лобке Топси, чтобы обнажить набухший клитор. Выждав немного, она припала к нему губами, попеременно целуя его долгими всасывающими поцелуями и лаская легкими прикосновениями свернутого в трубочку языка.

— Трахни меня, ради бога, трахни, — прохрипела Топси, не в состоянии терпеть дольше.

Прошло много времени, прежде чем Топси, потерявшая ему счет, с кружившейся головой поднялась и села на кровати.

— Через десять минут они все будут здесь, и Хэм, должно быть, уже меня ищет. На что я, должно быть, похожа?

— Ты выглядишь восхитительно, — ответила Ванесса, торопливо натягивая одежду. — У тебя есть поблизости пояс с чулками?

— Да, я когда-то покупала их, чтобы соблазнять Хэма, но они не произвели на него впечатления. А что?

— Не могла бы ты надеть их сейчас, для меня? И ходить без трусиков весь сегодняшний день, вечером и завтра? Я могла бы тогда, взглянув на тебя, мечтать о том, что ласкаю тебя там, под платьем, а ты, посмотрев на меня, видела бы, что я об этом думаю.

—Ох!

— Ты сделаешь это?

— Конечно, господи, конечно!

Пока гости Шортов собирались к аперитиву перед ленчем, Робин Валериан присоединился к жене и, подойдя, обнял ее за плечи.

— Ты хорошо покатался, мой ангел? — спросила Ванесса, подняв к нему лицо с крупным носом и широко распахнутыми восточными глазами.

— Чудесно. Как жаль, что ты вдруг стала бояться лошадей, моя бедная крошка. Прежде ты прекрасно ездила верхом. А как ты поохотилась?

— Прекрасно. Просто великолепно.

— Я в этом не сомневался. Порой я ненавижу тебя.

Дэзи позавтракала вместе с Синди и ее младшими сестрами в комнате для игр, а потом довольно долго рисовала, делая наброски с восседавшей на своем пони старшей дочери хозяев. Младшие девочки, одна семи, а вторая пяти лет, тоже сидя верхом, внимательно и с неподдельным интересом наблюдали за происходящим. Проработав до тех пор, пока Синди не устала позировать, Дэзи смогла наконец позволить себе насладиться главным удовольствием от своих уик-эндов в домах лошадников: она поехала кататься в одиночестве. Эти часы, когда она скакала на лошади одна, свободная, как ветер, переполненная бездумной радостью, были той роскошью, которую она больше нигде не могла себе позволить, и Дэзи при первой же возможности старалась не упустить верховую прогулку, но, разумеется, не в ущерб работе. С наступлением сумерек она нехотя, шагом подъехала к конюшне, чтобы поставить лошадь и, вернувшись к себе в комнату, принять ванну перед тем, как переодеться к ужину.

Начинается самое противное во всех уик-эндах, подумала Дэзи, снимая и тщательно складывая костюм для верховой езды. Этот обязательный ужин с приглашенными, эти обязательные светские беседы, необходимость разыгрывать роль, входя в обязательный образ княжны, которого ждет от нее хозяйка… да просто требует от нее. Кики часто удивлялась, почему Дэзи так не любит свой титул и пользуется им лишь для того, чтобы ее работы лучше продавались. Мне страшно понравилось бы быть княжной, часто говорила она, с суровым видом кивая в сторону Дэзи, которая никому, даже Кики, не сумела бы объяснить, почему она не в состоянии пересилить себя и признаться, что чувствует себя самозванкой под именем княжны Дэзи Валенской, а сама не имеет никаких прав на этот титул. Несомненно, любые титулы — вещь давно устаревшая в современном мире, если не считать нескольких стран, где еще сохранились монархии, но тем не менее очень многие люди в разных странах без смущения продолжают носить их, не испытывая никаких неудобств подобных тем, от которых страдала Дэзи.

Погрузившись в горячую ванну, Дэзи ощутила знакомый приступ беспричинной грусти, время от времени накатывавшей на нее. В прошлом она безуспешно пыталась сопротивляться ему, не понимая до конца причин своей печали. Бывали у нее и приступы депрессии, приближение которых она всегда угадывала. Когда подобное состояние настигало ее дома, Дэзи натягивала на ноги грубые шерстяные носки, забиралась под ворох одеял, собранных по всему дому, и часами лежала, дрожа всем телом и пытаясь разобраться, почему будущее представляется ей в таком мрачном свете, ища хоть какую-нибудь зацепку, некое событие, ситуацию или местечко, которые помогли бы ей справиться с собой и обрести чувство реальности.

Сколько бы раз Дэзи ни пыталась проанализировать причину этих отчаянных приступов грусти, она неизбежно сталкивалась с уймой неприятных вопросов, на которые никто не был в состоянии дать ей ответы. Например, что было бы с ней, будь у нее, как у большинства людей, живы оба родителя? Как бы сложилась ее жизнь, если бы все они жили вместе? Многие вопросы Дэзи так и остались без ответа — ведь, кроме матери и отца, никто не мог раскрыть ей их тайны.

Дэзи вышла из ванной комнаты и начала одеваться. Расчесывая волосы, она обратила внимание на лежавшие на туалетном столике поддельные изумруды, одолженные ею у Кики. Ожерелье и браслеты прекрасно подойдут к зеленому твидовому жакету с блестками на лацканах, но серьги надо бы замаскировать волосами. Сегодня вечером она решила оставить волосы распущенными. Целый день они были заплетены в косы, а сейчас струились роскошным серебряным водопадом. В зеленом брючном костюме она была похожа на юного Робин Гуда. Покончив с одеванием, Дэзи взглянула на себя в зеркало тем придирчивым взором, которым обычно смотрела на норовистую лошадь, и громко приказала себе: Дэзи Вален-ская, какой смысл думать о том, что могло бы быть, если… как есть, так тому и быть.