Все время учебы в колледже Дэзи получала письма от Рэма, поскольку все счета за обучение, поездки и покупки пересылались ему для оплаты. Точно так же она была вынуждена обращаться к нему за деньгами. Поэтому Дэзи не могла, как ей того хотелось, рвать и выбрасывать его письма, не читая. К несчастью, денежные дела по-прежнему гарантировали Рэму власть над сводной сестрой, и она с нетерпением ждала того момента, когда закончит учебу и сможет работать, чтобы стать совершенно независимой.

В течение двух лет, в 1967-м и 1968-м, переписка с Рэмом носила официальный характер. Он только подтверждал оплату всевозможных чеков из доходов от ее акций. Однако со временем он начал вставлять в адресованные Дэзи письма фразы более интимного свойства. Первый раз, покончив с деловыми вопросами, он приписал:

Хочу надеяться, что мои поступки в прошлом не настроили тебя против меня до конца наших дней. Я не перестаю упрекать себя за случившееся, считая, что все это было не чем иным, как следствием временного помешательства.

Следующее ежеквартальное письмо от Рэма оказалось еще более взволнованным:

Дэзи, я никогда не прощу себе того, что сделал с тобой. Я не перестаю думать о том, как сильно я любил тебя тогда и продолжаю любить до сих пор. Ты принесешь мне громадное облегчение, если напишешь, что прощаешь меня. Надеюсь, что теперь ты способна понять, как буквально сводила меня с ума.

Это письмо привело Дэзи в смятение. У нее возникло такое впечатление, будто Рэм вошел и дотронулся до нее. Она окинула взглядом комнату и встретилась глазами с Кики, задрожав при мысли о том, что здесь ее единственное надежное убежище, куда Рэм может добраться только благодаря споим письмам.

Распечатывая новое письмо от Рэма, пришедшее в следующем, 1969 году, Дэзи очень надеялась, что, не дождавшись от нее ответа на свои предыдущие два письма, он вернется к прежним, чисто деловым отношениям, но вместо этого прочла:

Я понимаю, что ты еще не готова отвечать мне, Дэзи, но это никак не влияет на мои чувства к тебе или на уверенность в том, что настанет день, когда я получу возможность лично просить у тебя прощения. Что бы ты ни думала обо мне, я остаюсь твоим братом, и ничто на свете не способно отменить этот факт, точно так же, как ничто не может лишить меня воспоминаний. Неужели ты забыла эвкалиптовую рощу? Неужели ты больше не испытываешь никаких чувств к тому, кто так сильно любит тебя ?

Все последующие письма от Рэма Дэзи, не вскрывая, выкидывала в большой мусорный ящик, стоявший в кафе, не желая, чтобы послания сводного брата находились у нее в комнате, пусть даже в корзине для мусора. Каждое новое письмо, доставленное почтальоном в ее жилище, вызывало у Дэзи мысль о свернувшейся в клубок змее. Ее ненависть к Рэму и страх перед ним лишь усиливались из года в год, а каждое его слово, несмотря на все смирение Рэма, казалось, содержит скрытую угрозу.

Долгие часы размышлений убедили Дэзи в том, что ее преждевременно приобретенный сексуальный опыт оказался возможным только потому, что она тогда все еще находилась во власти горя, вызванного смертью отца, повергшей ее в состояние, при котором она словно утратила часть себя и отчаянно цеплялась за Рэма, чтобы вновь обрести цельность. Она непрестанно укоряла его в душе, постоянно убеждая себя в Том, что именно он, а не она, повинен в случившемся. И все же чувство собственной вины, для которого, как она была уверена, нет никаких оснований, не оставляло ее, вынуждая с яростью отвергать любые попытки кого бы то ни было снова вовлечь ее в любовные отношения. Дэзи будто отгородилась высокой стеной от всякого секса, не сулившего ничего, кроме боли, стыда и смущения. Вместо этого она развила столь бурную деятельность, что ее наполненное существование абсолютно поглощало всю ее энергию.

Дэзи с воодушевлением занималась оформлением спектаклей в студенческих театрах Санта-Круса и к последнему курсу стала руководить коллективом театральных художников и декораторов. Дэзи также овладела многими видами сценического ремесла: освещением, разработкой и пошивом костюмов и другими. Она обожала сцену! Дэзи находила удовольствие от самой работы и поиска материалов, ощущая радость от того, что можно сделать на сцене. Дэзи еще не знала, какую работу ей удастся получить в театре, но это стало ее мечтой, и до окончания колледжа она стремилась освоить как можно больше специальностей, которые могли бы пригодиться ей в жизни.

Как-то в начале последнего года учебы, когда Дэзи была занята эскизами костюмов к футуристической постановке шекспировской «Бури», в комнату влетела взволнованная Кики.

— Эй, Дэзи, где ты? Ах, как здорово, что ты тут. Послушай, я только что получила письмо от Зипа Саймона. Он возглавляет отдел рекламы в папиной компании и приезжает сюда на следующей неделе. Мы обе приглашены к нему.

— Что понадобилось столь важной персоне из «Юнайтед моторе» в наших скромных, но милых сердцу пенатах? Кстати, ты оторвала меня от работы. Как считаешь, во что должен быть одет Просперо на борту космического корабля?

— В скафандр, но прервись на минутку. Я тебе много раз говорила, что Зип обещал мне: если они будут снимать рекламный ролик для телевидения где-нибудь поблизости, он позволит нам взглянуть, как это делается. И вот теперь они будут работать в Монтерее на следующей неделе. Они делают рекламу «Скайхока», той самой новой модели, которую держат в таком секрете, сама понимаешь.

— Рекламный ролик для ТВ! О да! Это, конечно, великое действо, — пренебрежительно заметила Дэзи. — Прекрати сходить с ума, Кики!

Среди студентов Санта-Круса считалось хорошим тоном не смотреть телевизионные передачи, кроме самых эксцентричных. Тем более презрительным было их отношение к любым коммерческим передачам.

— Дэзи Валенская! — негодующе воскликнула Кики. — Разве ты не знаешь, что современная реклама — самый подробный и полезный источник информации, изобретенный человечеством, ибо дает наиболее полное представление о повседневной жизни!

— Ты только что сама это придумала!

— Вовсе нет! Я вспомнила об этом потому, что мне надоело слушать, как все тут кругом рассуждают о башнях из слоновой кости и прочей ерунде. Вот подожди, Дэзи, пойдут они все работать, и тогда посмотрим, что они запоют.

— Слышу голос истинной дочери славного города Детройта!

— Элитная свинья!

— Капиталистический поросенок!

— Я первая сказала «свинья», так что победа за мной, — заявила Кики, довольная своим преимуществом в их давней игре в оскорбления.

На следующей неделе обе девушки появились у отгороженного веревкой квартала Кэнери-роу, одной из улиц Монтерея, что находился менее чем в часе езды на машине от Санта-Круса. Там уже толпилась небольшая толпа зевак. Неподалеку стоял громадный фургон с надписью «Кино» и большой грузовик, в кузове которого находился покрытый брезентом новый «Скайхок». Старинный, но в отличном состоянии «Скайхок» стоял посреди улицы. Кики и Дэзи осторожно протиснулись сквозь толпу к веревочному ограждению и осмотрели площадку, где должен был сниматься телевизионный рекламный ролик.

— Ничего пока не происходит, — констатировала Дэзи.

— Странно, — прошептала Кики, разглядывая группы людей, застывших на отгороженном пространстве. Указывая в сторону мужчин, одетых в старомодные костюмы с галстуками темных тонов, она многозначительно заметила: — Эти типы из нашего рекламного агентства, а другие — от клиента, старого приятеля моего папаши.

— А вон те — должно быть, съемочная группа, — сказала Дэзи, кивнув в сторону сбившихся в кружок мужчин и женщин в таких потрепанных джинсах, что в них не стыдно было показаться даже в студенческом городке. Все они пили кофе из пластиковых стаканчиков и непринужденно, словно на пикнике, жевали галеты. Внимание девушек привлекли еще двое, расположившихся поодаль: высокий рыжеволосый мужчина и молоденькая пухленькая, строго одетая женщина. В отличие от остальных, эти обнаруживали какие-то признаки активности.