Взгляд Планкета упал на зеленую обложку мимеографическо-го журнала, лежавшего на кухонном столе. Найдя в который уже раз захватанную пальцами страницу под номером пять и еще раз пробежав глазами знакомую статью, он покачал головой.
— Нет, ты представляешь?! Эти идиоты согласны с правительством в вопросе коэффициента безопасности. Шесть минут! Да какое они имеют право — тем более такая организация, как Клуб Уцелевших, — преподносить это в качестве официального мнения?! С какой стати?
— Они просто смешны, — проворчала Анна, отмывая тарелку.
— Да, у нас есть автоматические детекторы. Но надо же понимать, что возможности радаров не безграничны. Они что, Думают, мы будем нырять под землю всякий раз, когда случится метеоритный дождь?
Он стал прохаживаться вдоль длинного стола, ритмично постукивая кулаком о ладонь.
— Для начала, они в первый момент не будут уверены. Кто захочет взять на себя риск подать общенациональный сигнал бедствия, который ввергнет всех в панику? А наши полигоны — да там такое начнется! А когда наконец они обретут уверенность, то все равно действовать начнут не сразу. А тем временем ракеты уже будут в полете. Как быстро, правда, никто не знает. Люди в ужасе бросятся куда-то бежать, отчаянно пытаясь найти хоть какое-нибудь укрытие. Потом они таки нажмут на кнопку, и лишь тогда прозвучит всеобщий сигнал об опасности.
Планкет обернулся к жене, вытянув натруженные, подрагивающие руки.
— И лишь затем, Анна, только после того, как мы услышим этот сигнал, наступает наш черед действовать, то есть прятаться в погреб. Но кто знает, кто осмелится твердо сказать, каким в этом случае будет реальный запас времени? В общем, раз они установили шестиминутную готовность, то, с учетом задержки на оповещение, для нас остается не более трех минут.
— Ну давай еще ложечку, Дина, — настаивала Анна, — Всего одну! Вот умница.
В сарае у ближайшего курятника Херби с Жозефиной чистили фуражную тележку.
— Все готово, пап, — улыбнулся мальчик отцу. — Яйца тоже собрали. Когда мистер Уайтинг придет за ними?
— В девять часов. Вы накормили кур в последнем курятнике?
— Я же сказал, что все сделано, — с нетерпением в голосе произнес Херби, — Если я говорю, значит, так и есть.
— Ладно. Садитесь немедленно за книжки. Эй, стойте! Образование крайне важная вещь, без него никуда. Правда, никто не знает, что потребуется завтра. Может так выйти, что только мы с матерью и будем вас учить.
— Вот так, слышала? — Херби многозначительно подмигнул Жозефине. — Подумай об этом…
Девочка теребила косичку белокурых волос.
— Мистер Планкет, — учтиво спросила она, — а как насчет моих мамы и папы? Они больше не… не…
— Ты их никогда больше не увидишь! — злорадно выпалил Херби и громко, вызывающе захохотал — грубо и совсем не по-детски. Этот присущий деревенским жителям смех появился у него совсем недавно. — Им не спастись. Они ведь живут в городе, не так ли? От них останутся…
— Херби!
Лишь пузырьки на грибовидном облаке, — закончил мальчик, придя в восторг от собственной метафоры. — Ой, прошу прощения, — вдруг залепетал он, переведя взгляд с задрожавшего личика Жозефины на разгневанного отца. — Но ведь это все равно правда, — продолжал он уже мягче, стараясь подбирать слова. — Потому они и прислали тебя с Лестер сюда. А когда-нибудь я наверняка на тебе женюсь. Так что привыкай называть папой его, у тебя ведь все равно выбора нет.
Жозефина крепко зажмурила глаза, толкнула дверь сарая и выбежала.
— Гадина ты, Херби Планкет, — сквозь рыдания прокричала она. — Ненавижу!
Скривившись, Херби взглянул на отца: женщина — что с нее возьмешь? Ох уж эти женщины! И побежал за девочкой.
— Эй, Жо! Послушай!
Проблема в том, беспокойно размышлял Планкет, относя в погреб запасные лампочки для аварийного освещения гидропонического парника, что из-за постоянных внушений Херби железно усвоил одно: самое главное — выжить, а всякие там удовольствия — это просто удовольствия, и не более того.
Уравновешенность и самодостаточность — вот те добродетели, которые Планкет считал непреложными еще со времени жизни в городе, где он служил бухгалтером в одной из контор. Именно такие качества прививал он и своим детям. Тем не менее Херби не следовало так говорить. Элиот покачал головой.
Вдоль длинных курящихся гидропонических парников размещались инкубаторы. Планкет открыл и дотошно осмотрел каждый. На одном подносе яйца уже «дошли» — вот-вот вылупятся цыплята, утром надо не забыть заменить инкубатор новым.
Зайдя в третью комнату, он поглядел на книжные полки.
«Надеюсь, Жозефина натаскает моего сорванца с уроками. Если он провалит следующий экзамен, придется регулярно возить его в город. Напомню ему про выживание, думаю — должно сработать».
Элиот обратил внимание, что давно уже беседует сам с собой, — привычка, с которой он тщетно боролся уже, наверное, в течение месяца.
«К тому же несу какую-то чушь», — подумал он. В такие моменты он ощущал себя трамваем, сошедшим с рельсов.
Наверху зазвонил телефон. Анна степенно и неторопливо пошла снимать трубку. Наверное, эта невозмутимость свойственна всем беременным женщинам.
— Элиот! Нат Медари.
— Скажи, что иду. — Планкет тщательно закрыл за собой массивную сводчатую дверь, посмотрел на нее пару секунд и стал подниматься по высоким каменным ступеням.
— Привет, Нат. Что нового?
— Привет, Планк. Только что получил открытку от Фиц-джеральда. Помнишь его? Ну, серебряная шахта в Монтане. Так вот. Он утверждает, что теперь якобы переходят на литиевые бомбы.
Планкет облокотился локтем на стену. Прижав трубку правым плечом, раскурил сигарету.
— Фиццжеральд тоже иногда ошибается.
— Хм-м. Ну, не знаю. А ты представляешь себе, что это значит?
— Это означает, — Планкет задумался, — что освобожденная цепная реакция взорвет к чертовой матери всю атмосферу… если, конечно, сбросить несколько бомб. Разве что…
— Разве что, разве что… — передразнил Медари. — Ясно одно: в этом случае нам уже ничто не поможет, не уцелеет никто. По-моему, пора плюнуть на все и позволить себе ходить в церковь и кабак, как поступает мой кузен Фред из Чикаго. Я сколько раз пытался его образумить. Но выходит… выходит, я был прав, Планк? Даже тебе не удалось зарыться достаточно глубоко.
— Достаточно! Я все продумал. Если прослойки из свинца и бетона не обеспечат должной защиты и мой бункер расколется, что ж, по крайней мере, остальные, кто не спрятался, гораздо раньше сдохнут от жажды. Я трачу все деньги на покупку мощного оборудования. А тебе, случись непоправимое, придется вручную наполнять баллоны кислородом!
Нат усмехнулся.
— Ты, конечно, прав. Надеюсь, еще встретимся.
— И я надеюсь… — Заслышав шум, Планкет выглянул в окно как раз в тот момент, когда к дому подрулил старый, раздолбанный автомобиль. — Кстати, Нат, знаешь, кто приехал? Чарли Уайтинг! Что это он вдруг в воскресенье?
— Да, он только что от меня. В городе намечается какой-то политический митинг, и он не хочет его пропустить. Честно говоря, в последнее время это спевшееся сборище дипломатов и генералов меня тоже начинает раздражать. Среди наших мыслителей находятся радикалы, готовые задушить их всех собственными руками. Собственно, они и созвали митинг, чтобы поставить все точки над «i».
— Что-то ты разошелся, — улыбнулся Планкет.
— В общем, мы молимся за тебя, Планк. Анне привет.
Повесив трубку, Планкет неторопливо спустился во двор. Чарли тщетно пытался захлопнуть заднюю дверь своей колымаги еле висевшую на одной проржавевшей петле.
— Яйца я уложил, мистер Планкет. Квитанцию подписал, вот здесь. Чек получите в среду.
— Спасибо, Чарли. Эй, дети, ну-ка быстро за уроки. Херби, не слышишь, что ли? У тебя сегодня вечером тесты по английскому. Ну, как дела, Чарли? Цены на яйца все растут?
— Растут, растут — Чарли заполз на скрипучее кожаное сиденье и, проворно захлопнув за собой дверцу, высунул локоть в окно. — Хе-хе. Цены растут, и мне перепадает даже больше, чем вам. Пользуюсь тем, что спасающихся, вроде вас, развелось предостаточно и все боятся везти в город собственный товар.