Вторым соображением, остановившим его, было то, что кто-то другой начал отвечать на вопрос, бесцеремонно перебив Мэншипа.

— Что же, совершенно очевидно, — сказала эта личность, — что эксперимент удался. Затраченные средства и долгие годы исследовательской работы полностью оправданы. Вы сами можете убедиться, советник Гломг: односторонняя телепортация теперь уже доказанный факт.

Мэншип определил, что голоса исходят с правой стороны от него. Более широкий из двух чемоданов, — видимо, «профессор», — к которому был обращен вопрос, разговаривал с более узким; тот отвернул большую часть своих глаз на ножках от Мэншипа, сфокусировав их на собеседнике. Только вот откуда, черт возьми, исходили голоса? Изнутри их тел? Нигде не было никакого признака голосового аппарата.

И с какой стати, пронзило мозг Мэншипа, они говорят по-английски?

— Сам вижу, — признал советник Гломг с грубоватой честностью, которая так ему шла. — Правильно, это доказанный факт, профессор Лирлд. Однако что же именно доказано?

Лирлд поднял тридцать или сорок щупальцев; зачарованно наблюдавший Мэншип догадался, что это означало энергичное и нетерпеливое пожимание плечами.

— Осуществлена телепортация живого организма с астрономического объекта 649-301-3 без помощи передающего аппарата на планете его происхождения.

Советник снова перевел глаза на Мэншипа.

— Вы называете это живым? — с сомнением осведомился он.

— Ах, перестаньте, советник! — запротестовал профессор Лирлд. — Давайте отбросим всякий флефноморфизм. Оно явно способно ощущать, явно способно передвигаться, до известной степени…

Ладно. Оно живое. Готов признать. Но разве оно чувствует? Мне отсюда кажется, что оно даже не пмбффает. А эти жуткие одинокие глаза! Их всего два, и они такие плоские! А сухая кожа без всяких следов слизи?.. Я мог бы признать…

— Ты бы лучше на себя посмотрел, тоже не ахти какой красавец, знаешь ли, — не утерпев, возмущенно бросил ему глубоко уязвленный Мэншип.

— В своей оценке чуждых форм жизни я придерживаюсь принципов флефноморфизма, — продолжал тот, как будто Мэншип ничего не говорил, — Да, я флефноб и горжусь этим. В конце концов, профессор Лирлд, я видел других совершенно невозможных существ с соседних планет, которых привозили сюда мой сын и прочие исследователи. Самые странные из них, самые примитивные, по крайней мере, способны пмбффать! А Это… эта вещь… Ни малейшего, ни ничтожнейшего следа пмбффа я в нем не вижу! Оно жуткое, вот именно — жуткое!

— Отнюдь нет, — запротестовал Лирлд, — всего лишь научная аномалия. Возможно, в окраинных областях Галактики, где часто встречаются животные подобного рода, условия таковы, что пмбффанье необязательно. Подробное исследование очень скоро многое нам объяснит. А пока мы доказали, что жизнь существует не только в заполненном светилами центре Галактики, но и в других областях. И когда настанет время исследовательских полетов к тем мирам, то отважные путешественники, вроде вашего сына, полетят, вооруженные знаниями. Они будут иметь представление, с чем могут столкнуться.

— Эй, послушайте! — в отчаянии закричал Мэншип. — Вы меня слышите или нет?

— Можете отключить энергию, Срин, — отозвался профессор Лирлд. — Нечего ее расходовать впустую. Я считаю, что у нас достаточно этого существа. Если еще какая-то его часть должна материализоваться, то она будет перенесена остаточным лучом.

Флефноб слева от Мэншипа быстро повернул шар, который держал в щупальцах. Низкий шум, наполнявший помещение и почти незаметный раньше, смолк. Срин внимательно уставился на пятна света на поверхности своего инструмента, и Мэншип вдруг догадался, что это — показания приборов. Да, именно показания приборов. «Ну а откуда мне это стало известно?» — с удивлением подумал он.

Разумеется. Существовал лишь один ответ. Если они не слышали его, как бы громко он ни кричал, если они даже не догадывались, что он кричал, и если в то же время они с невероятной легкостью говорили на его родном языке, значит, они были телепатами. Без ушей и ртов.

Мэншип внимательно слушал, как Срин о чем-то спрашивал своего начальника. Казалось, в ушах у него звучали слова, английские слова, которые произносились ясным, отчетливым голосом. Но при этом что-то было не совсем так. Чего-то не хватало: недоставало жизненности, которой настоящие овощи отличаются от искусственных овощных приправ. Кроме того, за словами Срина слышался какой-то невнятный фон из других слов, беспорядочных обрывков предложений; те иногда становились достаточно «слышными», чтобы уяснить предмет, о котором не упоминалось в «разговоре». Именно так Мэншип догадался, что мерцающие пятна света на шаре были показаниями приборов.

А когда странные существа упоминали то, для чего вообще не существовало эквивалента в английском языке, мозг подсовывал ему бессмысленный слог.

Пока все хорошо. Его выдернул из теплой постели в Каллахан-Холле какой-то телепатический чемодан по имени Лирлд или что-то вроде этого, оснащенный множеством глаз и щупальцев. Его засосало на какую-то планету в совершенно другой системе около центра Галактики, причем одетого только в яблочно-зеленую пижаму.

Он находился в мире телепатов, которые совсем не слышали его, но которых сам он легко мог подслушивать, потому что его мозг, по всей видимости, представлял собой достаточно чувствительную антенну. Вскоре ему предстояло подвергнуться «подробному исследованию» — перспектива отнюдь не радостная, тем более что на него, кажется, смотрели как на экзотическое лабораторное животное. И наконец, о нем были весьма невысокого мнения — главным образом потому, что он совсем не мог пмбффать.

Подведя итог, Клайд Мэншип решил, что, пожалуй, пора дать почувствовать свое присутствие. Дать им понять, что он определенно не какая-нибудь низшая форма жизни, а, так сказать, один из них. Что он и сам член клуба «Разум выше материи» и происходит от длинной череды обладателей высокого коэффициента интеллектуального развития.

Вот только как им дать понять?

Ему смутно припомнились приключенческие романы, которые он читал мальчишкой. Исследователи высаживаются на незнакомом острове. Аборигены, вооруженные острыми копьями, дубинками и небольшими булыжниками, выскакивают из джунглей, чтобы встретить незваных гостей, и радостно гикают, предвкушая нанесение тяжких увечий. Исследователи, слегка струхнув, поскольку не знают языка как раз этого острова, должны действовать быстро. Естественно, они прибегают к… они прибегают к… универсальному языку жестов! Универсальному!

Все еще сидя, Клайд Мэншип поднял обе руки прямо над головой.

— Моя друг, — промолвил он. — Моя приходить с миром.

Мэншип не предполагал, что завяжется диалог, но надеялся, что произнесение этих слов поможет ему психологически и добавит его жестам искренности.

— Можете также выключить записывающую аппаратуру, — давал указания ассистенту профессор Лирлд. — С этого момента все будет фиксироваться в двойной памяти.

Срин снова повертел свой шар.

— Вам не кажется, что нужно уменьшить сырость, сэр? Сухость кожи этого существа, похоже, говорит в пользу климата пустыни.

— Вовсе нет. Я сильно подозреваю, что это одна из тех примитивных форм, которые способны существовать в самых разных окружающих средах. Данный экземпляр, очевидно, отлично себя чувствует. Говорю вам, Срин, до сего момента мы можем быть вполне удовлетворены результатами эксперимента.

— Моя друг! — продолжал отчаянно выкрикивать Мэншип, поднимая и опуская руки. — Моя разумное существо! Моя иметь КИ 140 по шкале Векслера — Бельвю!

— Вы можете быть удовлетворены, — говорил Гломг, в то время как Лирлд слегка подпрыгнул и поплыл вверх, словно огромный одуванчик, к мешанине аппаратуры, — но только не я. Мне все это дело совершенно не нравится.

— Моя друг и разумное суще… — начал Мэншип. И опять чихнул. — Будь проклята эта сырость, — угрюмо пробормотал он.

— Что такое? — строго спросил Гломг.

— Ничего особенного, советник, — успокоил его Срин. — Подопытное существо делало так и раньше. Скорее всего мы наблюдаем периодически происходящую биологическую реакцию низшего порядка, возможно, примитивный метод поглощения глрнка. Совершенно исключено, что это может быть способом общения.