Сняв разорванную куртку, Стефани на скорую руку привела себя в порядок и вытерла кровоточащее колено кусочком ткани из кармана. Она провела всей пятерней по волосам и несколько раз глубоко вздохнула, стараясь унять бившую ее дрожь. Ей хотелось, чтобы ее кто-нибудь обнял, хотелось поплакать, уткнувшись кому-нибудь в колени, но рядом никого не было. Теперь я могу полагаться только на себя.

Но Робер ведь поможет мне, мелькнула у нее мысль. Макс сказал, он знает, что делать. У меня есть Робер, который поможет мне во всем. И Леон… ах, Леон, любовь моя, когда я немного окрепну, когда перестану чувствовать себя ребенком, мы с тобой будем вместе.

С того момента, как подъехали автобусы, прошло несколько минут. Она еще дрожала, но уже смогла выпрямиться, сесть и вскинуть голову. Выйдя из-за скрывавшего ее здания, она быстро и решительно направилась к машине Макса, не обращая внимания на автобусы и взгляды посторонних. Ключ был на месте. Она дала задний ход, выехала со стоянки и двинулась вниз.

А вечером, когда на часах было уже десять и сгустились сумерки, они с Робером и Эндрю Фриком добрались до вершины Венту. Когда Стефани вернулась в город после сумасшедшей гонки по улицам Кавайона, то сразу же отправилась к Роберу и все ему рассказала. Обнявшись, они расплакались. Пожалуй, никто никогда еще не проливал слезы из-за Макса. Совсем выбившись из сил, Стефани заснула на диване в квартире Робера, а тот, тщетно стараясь унять слезы и не в силах отделаться от ощущения нереальности всего происходящего, позвонил Эндрю и дал ему указания, о которых еще раньше известил его Макс.

Уверенный в себе Макс, неуязвимый Макс, непревзойденный мастер по части всяких интриг и афер, человек, который всегда выходил сухим из воды… как могло случиться, что он умер? Несмотря на все его темные делишки, на которые Робер волей-неволей закрывал глаза, несмотря на все свойства его натуры, вызывавшие у Робера внутренний протест, — каким бы великим человеком он стал, если бы весь свой талант, всю свою энергию направил на то, чтобы руководить по-настоящему праведными делами! И несмотря на это, он помогал Роберу всякий раз, когда тот в нем нуждался; они были друзьями.

Робер не знал, чем именно занимался Эндрю Фрик, работая на Макса, но его имя и номер телефона были в указаниях, оставленных Максом. Именно Эндрю, плача и проклиная убийцу Макса, вез теперь Робера и Стефани на микроавтобусе на вершину Венту, а небо становилось все темнее и над Альпами все выше поднимался серебристый серп месяца.

— Главное, чтобы полиция ничего не узнала, — сказал он.

— Да, — согласился Робер. Весь день он раздумывал над этим и в конце концов пришел к выводу, что на карту поставлено слишком многое, чтобы подключить полицию к расследованию обстоятельств гибели Макса и выяснению личности его убийцы. Теперь Роберу предстояло позаботиться о Сабрине. Макс раньше говорил ему, что ей, возможно, угрожает опасность. В результате полицейского расследования она оказалась бы на виду, ее фотография могла появиться в газетах, за ней стали бы охотиться. Какими бы делами ни занимался Макс, было очевидно: тщательное полицейское расследование могло выйти Сабрине боком. Нужно было помнить о счете Макса в швейцарском банке — его предстояло оформить на имя Сабрины, о праве собственности на дом и на машины, о бесценных предметах антиквариата — все это ведь теперь принадлежало ей. А вот если в дело вмешается полиция, с правами собственности все будет обстоять не так просто. Может ведь получиться так, что она останется ни с чем.

Итак, дорогой мой друг, мы похороним тебя тайком от всех, и также тайком от всех попрощаемся с тобой. А поскольку ты тоже жил тайком от всех, так нам, пожалуй, и стоит сделать.

— Нужно, чтобы их никто не нашел, — сказал он, обращаясь к Эндрю.

— Правильно. Придется копать могилы и для того и для другого.

На вершине Венту было так темно, что, выключив фары микроавтобуса, они едва различали друг друга. Тела лежали на том самом месте, за грудой камней, где Стефани их оставила. Эндрю подъехал поближе, и втроем они перенесли оба трупа в кузов, под тусклым светом. Потом Эндрю нашел велосипед и шлем Стефани и прикрепил их к багажнику микроавтобуса.

— У этого типа была машина, — сказала Стефани. — Может, там тоже что-нибудь есть?

— Он не сказал, как его зовут? — спросил Робер, обращаясь к Стефани.

Она покачала головой.

— Нет, и откуда приехал — тоже нет. Но Макс знал. Он ничего мне не сказал, но знал, кто его послал. Знал, кто хотел, чтобы он был… мертв.

Обняв за плечи, Эндрю крепко прижал ее к себе, думая, что в жизни ему еще не приходилось видеть более ослепительной женщины, и понимая теперь, почему Макс держал в тайне свои отношения с ней. Старина Макс, ему шестьдесят лет, он сам в этом как-то признался, но, несмотря на свои шестьдесят, сумел удержать подле себя такую красавицу. Черт побери, мелькнула у него мысль, что я теперь буду делать без Макса? Дело не в том, что не удастся найти работу, это как раз не проблема, но благодаря Максу она казалась такой интересной.

Они разыскали машину, которая стояла, не слишком бросаясь в глаза, в углу стоянки. На номерной знак был наклеен ярлык фирмы, занимавшейся прокатом автомобилей. Поискав в салоне, они обнаружили еще один пистолет, три паспорта, выданные на трех разных людей из разных стран, карту Прованса, термос с кофе, недоеденный бутерброд и фотографию Макса из какого-то модного иллюстрированного журнала.

— Но здесь он без бороды! — воскликнул Робер.

— И волосы у него рыжие, я не знала, что у него такие волосы, — добавила Стефани. — Здесь он выглядит гораздо моложе. — Она внезапно загрустила. Выходит, она почти ничего о нем не знала.

— А мне нравилась его борода, — сказал Эндрю. — Знаете, он всегда казался немного странноватым. Жизнь многих людей легко можно угадать по виду, а вот о Максе этого не скажешь.

— Да, таким Макс и был, — тихо ответил Робер. — Он не допускал, чтобы его можно было «вычислить» или отнести к той или иной категории людей по его виду и образу жизни.

— Пойдемте, — нетерпеливо отозвался Эндрю. Забрав все вещи убийцы, кроме термоса и бутерброда, он сунул их в бардачок в салоне микроавтобуса. — Давайте выбираться отсюда.

Спустившись с горы, они въехали в рощу кедров и сосен. Машина Стефани была на месте. Ведь только сегодня утром я была здесь, подумала Стефани, а кажется, будто прошла целая вечность. Заехав вглубь футов на пятьдесят и ориентируясь по свету фонарика Стефани, мужчины вышли из машины, достали лопаты из микроавтобуса и принялись рыть землю.

— Давайте закопаем их подальше друг от друга, — сказал Робер. — Не хочу, чтобы этот человек лежал рядом с Максом.

— Да где угодно! — фыркнул Эндрю. — Главное, чтобы тот сукин сын, который прислал его сюда, не знал, где он похоронен. Это не даст ему покоя, правда же? Его парень как в воду канул, Макса нигде не видно, вообще ничего нет. Он так и не узнает, что же, черт побери, произошло! Пусть это сведет его с ума.

В полночь они опустили оба тела в могилы. Легкий ветерок мягко шелестел над маленькой поляной, овевая взмокших от пота мужчин и заплаканное лицо Сабрины.

— Господь всемогущий, — произнес Робер. Взяв у Сабрины фонарь, он выключил его. Взявшись за руки, они стояли в звенящей тишине. — Ныне преставился Макс Лакоста. Мы хороним его не так, как следовало бы, но с любовью и соблюдением всех обрядов. В своей жизни он далеко отклонился от пути праведного и не мог служить примером для подражания, но осуждать его за это мы не можем. Это был человек сложный, противоречивый, но в то же время заботливый и любящий. Этому человеку приходилось преступать закон, но он заботился об остальных, творил добро и делился с ними деньгами, талантом и энергией. Он мог бы добиться в жизни гораздо большего… или гораздо меньшего. Ему так и не удалось сполна вкусить счастья, хотя он познал счастье в той же мере, что и горе, познал богатство и горечь утраты, любовь и страх. Он был другом мне и многим другим. Если бы он был жив, то смог бы обратить свои недюжинные способности на благо других. Я всегда буду пребывать в убеждении, что, останься он жив, так бы и произошло. Боже праведный, прими душу его. Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь.