А наверху — в дальней комнате — дедушка Джонс с восхищением разглядывал подарки, которые приготовил для близких. Прекрасный графин для виски, с серебряной филигранью снаружи (и виски внутри) для Джонса и большой никелированный варган для внука.

Поздно ночью загадочное существо или дух по имени Санта-Клаус собрал подарки и разложил их по чулкам.

Будучи подслеповат, разложил он их совсем не тем людям — просто-напросто последовал надписям на этикетках.

Рождественским утром, однако, все устроилось само собой.

К десяти часам Браун и Джонс уже играли в паровозик, миссис Браун и миссис Джонс шили куклам одежки, мальчики курили, девочки дулись в карты.

Наверху — в дальней комнате — дедушка попивал виски и играл на варгане.

Рождество, в общем и целом, удалось, как оно обычно и бывает.

Ну и ну!

Да что же стряслось с городом Нью-Йорком? Неужто он так изменился с тех пор, как я приезжал сюда 1886-м? Похоже на то.

Старый добрый извозчик, обычно ожидавший меня у станционной коновязи в компании своего невероятного одра, краснощекий детина, распространяющий вокруг себя приятный запах ржаного виски, исчез — и, судя по всему, навсегда.

Вместо него теперь… как то бишь его? — такси, а за рулем чисто выбритый головорез. «Полезайте внутрь», — говорит. И все. Даже не предлагает помочь с багажом! Ладно, юноша, будь по вашему.

У него там машинка указывает цену. Ох, мудрят они с ними — парень стукнул по ней, и машинка показала полдоллара, а мы еще и не тронулись! Я своими глазами видел. Ну что ж. На первый раз переживу, но больше им меня не надуть.

Что, уже отель? Ладно, выхожу. Это мойотель? Да что с ним сотворили? Надстроили этажей десять — он чуть не до неба достает! Ну да я этажи считать не стану. Нет, сэр, не сейчас, когда я при саквояже! Подожду, пока не окажусь внутри, в безопасности. Уж там-то все будет в порядке. Меня там знают. Наверняка вспомнят, как я приезжал в восемьдесят шестом. Разве забудешь обед, который я тогда закатил — выложил за девятерых по полтора доллара плюс сигары! Меня- токлерк сразу вспомнит.

Вспомнит? Что-то я начал сомневаться. Как меня может помнить клерк, если больше нет никакого клерка — вместо него образовалось с полдюжины служащих. Вот один за стойкой — жутко величественного вида — машет рукой. Знакомиться с таким — благодарю покорно! Вот второй с огромной книгой — раскладывает в ней карточки; еще один — за стеклом с надписью «Кассир», такой занятой, будто банком командует. Да еще пара с почтой и телеграммами. И всем не до меня!

Дозволено ли мне тихонечко подойти к ним с саквояжем в руке? Я гадаю, заметятли они меня? Способны ли они заметить жалкую личность вроде меня? Я от них в десяти футах и абсолютно уверен, что меня им не увидеть. Я невидимка!

О! Один таки заметил меня! Он поворачивается ко мне… нет, скорее, обращает на меня свой взор со словами: «Да, сэр?» И ничего больше. Ни попыток, как в старые добрые времена, сделать вид, будто он пытается вспомнить мое имя. Ни протянутой для рукопожатия руки. Ни слов: «Добро пожаловать, мистер… э-э…», пока, наконец, написанное в книге приезжих имя не прочитано, и он может обращаться ко мне, как к старому другу. Ни вопросов об урожае пшеницы в наших краях. Как же, пшеница! Да что нынешняя молодежь вообще может знать о пшенице?

Номер? А я его бронировал? Я его что?.. Бронировал? Ах да, понятно, писал ли я из дому с просьбой придержать для меня комнату? Нет, не писал, потому что выезжал неожиданно. Я только неделю, как узнал, что мой свояк… Он не слышит. Он куда-то пошел. Буду стоять и ждать, пока вернется. Я здесь досадная помеха; да и как я посмел тревожить таких важных людей?

О, я могу получить комнату в одиннадцать. Когда ее… как?.. освободят? А, понимаю, когда человек, который в ней живет, соберется и уедет. Я просто не понял слова… но меня уже не слушают.

Ну да ладно, я обожду. В конце концов, с восьми до одиннадцати всего три часа. Я тут послоняюсь, посмотрю на то да на се. Я никому не буду мешать. Ого! Книжки, газеты, журналы! Целая кипа. Прямо как в книжной лавке. Постою здесь, полистаю что-нибудь. А? Что? Желаю ли я что-то купить? Гм… ну… я в общем-то… я просто… ах, понимаю, это все продается. Хорошо-хорошо, дайте мне этот журнал… пятьдесят центов?! Так и быть, давайте… и еще этот и вон тот. Да будет вам, мисс, никакой я не скряга. Хотя дома меня иной раз так и называют… Она уже не слушает.

Ну и пожалуйста. Буду ходить взад-вперед с журналами под мышкой. Все подумают, что я тут живу. Лучше бы, конечно, положить журналы в саквояж, но как это сделать? Нужно ведь остановиться, поставить куда-то саквояж, открыть замки! Не знаю, осмелюсь ли я поставить саквояж на полированный стол… о нет, мне ни за что этого не позволят.

Ничего-ничего, потерплю. В конце концов, уже восемь, и скоро наверняка раздастся гонг к завтраку. Пойду перекушу. Только где же тут столовая? Обычно это всегда указано на дверях. Проклятье, придется спросить у вот этого служащего. Коль уж я собрался потратить свои кровные на завтрак, хватит же у меня духу задать вопрос… нет-нет, только не ему… спрошу кого-то еще… ох, и этот занят, сразу видно… Э-э… простите, ради бога, не будете ли вы так любезны подсказать, где же тут обеденный зал? Гм… что? Какой мне нужен? Тот, что с грилем, или который с пальмами? Послушайте, молодой человек, я просто хочу позавтракать, если это… что? Я желаю что? Шведский что? Нет, я просто хотел… да не важно… подожду гонга здесь… не беспокойтесь.

А это что такое? О чем кричит этот мальчишка с подносом? Сообщение для мистера такого-то — должно быть, случилось что-то серьезное. Сообщения для мистера… для меня? Эй, я здесь! Да-да, я! Ждут у стойки? Бегу, неужто дурные вести из дому? Да, я. Да, именно. Я готов к самому страшному…

Господи, комната! У вас есть для меня комната. На пятнадцатом этаже. Святые угодники! Так высоко! Нет-нет, я беру ее. Не можете обеспечить меня ванной? Ничего-ничего, ванна у меня есть. Дома.

К лифту туда? Лифт это подъемник? Бегу. Спасибо, я понесу сам. Но я не вижу никакого подъемника. Вот эта дверь в стене? Ну и ну… Это подъемник? Как все изменилось. Я помню подъемник, с канатом посредине, и за этот канат надо было тянуть, чтобы со скрипом и клацаньем поднять кабину до пятого этажа… А тут какая-то странная машина… А как вы?.. О, простите, я мешаю закрыть двери… ой, вам неудобно… простите, ради бога, я не хотел доставлять вам хлопоты…

Ух ты… Как быстро! Вы уверены, что сумеете остановить эту штуку? Будьте внимательны, юноша! У нас в городе однажды подъемник… пятнадцатый этаж? Уже? Чудесно.

Как высоко! Боже, жутко высоко. Молодой человек, к окнам лучше не подходить. Тут уж полетишь, так полетишь. Не ждите, я дальше сам справлюсь… ах, да… простите. Надеюсь четвертака достаточно?

Господи, как же хорошо остаться одному! Но как тут высоко. А до чего шумно! Что это за грохот? А-а… напротив строят здоровенный стальной дом… Ну, скажу я вам, у этих парней нервы, что твои канаты. Отсяду-ка подальше от окна.

Я совсем один. В старые времена я позвонил бы в звонок, чтобы принесли что-нибудь выпить, но я же на пятнадцатом этаже! Кто понесет выпивку на пятнадцатый этаж? В старые времена я надел бы шлепанцы и отправился в бар выпить и поболтать с барменом.

Здесь, уж не сомневайтесь, никакого бара наверняка нет и в помине. Можно было бы, конечно, поискать, но как осмелиться у кого-то спросить? Нет уж, посижу и подожду. Рано или поздно кто-нибудь наверняка придет.

Дома я отправился бы в ресторан Эда Клэнси и заказал бы там яичницу с ветчиной или бифштекс с яйцом, или что-нибудь еще — за тридцать пять центов.

Ну так у нас городишко-то крохотный.

Чувство такое, что вот взял бы свой саквояж под мышку, да сиганул с ним с пятнадцатого этажа. Это стало бы для них уроком.