Глаза ее были закрыты, и слезы бежали по раскрасневшимся щекам, стекая к измятым, припухшим губам. Его словно ударило в грудь. Он не мог дышать. Сознание, что он совершил насилие, что внутри его еще жив и ворочается, свиваясь кольцами, гнев, наполнило его ужасом. Боже всемогущий! Что он наделал?

Он выпустил ее. Воздух с трудом проникал в его легкие, словно горло ему сжимала чья-то мстительная рука.

— Ч-Чарити…

Она сделала один нетвердый шаг назад. Глаза ее были темны и полны неслыханной муки. Он обрушил на нее всю свою страсть и весь свой накипевший гнев, как будто она была виновата в том, что он любит ее и хочет ее, и в том, что она его не любит и не хочет. Он причинил ей боль и обидел ее.

— Я не выйду за тебя, — выговорила она наконец хриплым шепотом, отступая к двери. — Если ты питаешь хоть какое-то уважение к моей бабушке… и ко мне, ты уедешь из Стэндвелла сегодня же… сейчас же.

Он стоял перед ней, раздавленный, опустошенный и одинокий. Она повернулась и бросилась бежать к двери.

Он был не в силах пошевелиться. Ее лицо стояло перед ним, и выражение боли на нем; и боль эта словно прорастала внутрь его души, как до того проникали туда многие другие ее чувства. Он винил только себя. Он не понимал причин, по которым она отказала ему, но он не мог поверить, что она вчера ночью не хотела его и легла в его постель из одного любопытства или даже чувственного влечения. Ее любовь была слишком подлинной. И однако, сегодня она показалась ему совершенно другим человеком.

Он потерял ее… и даже не знал почему.

Все в доме встало вверх дном из-за внезапного отъезда виконта. Мелвин отправил одного из своих внуков в Мортхоу нанять там лошадей и какой-никакой экипаж, затем упаковал разбитый сундук его сиятельства и отволок вниз. Виконт попросил леди Маргарет уделить ему несколько минут и с мрачным видом поблагодарил ее за доброту, приют и медицинскую помощь. Он выписал ей чек на изрядную сумму — слишком большую, как не преминула заметить старая женщина.

Объединенными усилиями они снесли Стивенсона вниз и уложили в экипаж, так как он категорически отказался остаться, если его хозяин уезжает. И вот Рейн, с посеревшим лицом, с которого не сходило страдальческое выражение, уже прощается у подножия лестницы с леди Маргарет, Мелвином, Бернадеттой… Вулфрамом, который скачет вокруг экипажа, находясь в полном восторге от всеобщей суеты… Забираясь в экипаж — двуколку, запряженную парой рабочих лошадей, Рейн приостановился на мгновение, оглянулся и, не сводя с леди Маргарет темного взгляда, попросил бабку Чарити передать наилучшие пожелания внучке. Леди Маргарет нахмурила брови и кивнула. Рейн уселся в двуколку и, шлепнув вожжами по спинам лошадей, погнал их вперед.

А высоко наверху, возле окна той комнаты, в которую Рейна поместили, когда он только появился в Стэндвелле, стояла Чарити и тайком наблюдала за его отъездом. Это был наилучший выход, это была жертва, достойная любви, твердила она себе. Но сколько бы она ни убеждала себя в этом, раздирающая боль в груди становилась только сильнее. Чарити не сводила глаз с двуколки, пока та вовсе не скрылась из виду, затем отвернулась от окна и принялась бесцельно бродить по комнате.

Там много позже и нашла внучку леди Маргарет. Она сидела на кровати без матраса, и вид у нее был такой, будто в ней не осталось ни капельки жизни. Леди Маргарет хмуро глядела на внучку, пытаясь понять, что же произошло.

— Он просил у меня позволения поговорить с тобой… и, полагаю, сделал это, — сообщила старуха, явно озадаченная.

— Мы поговорили. — Чарити даже не подняла глаз, упорно глядя на сцепленные пальцы рук, лежавших на коленях.

— И?.. — В бабушкином голосе послышались нотки раздражения.

— Я отказала ему.

Сообщив это и не прибавив ни слова, Чарити вышла из комнаты.

Но тем же вечером леди Маргарет узнала все. Она нашла Чарити в комнате покойного Аптона. Та стояла у окна и смотрела на бухту, освещенную луной. Когда девушка обернулась, старуха увидела, что на шее у нее висят амулеты, несколько амулетов. И очень сильных.

— Расскажи мне про луну, бабушка, — заговорила девушка печально. — Расскажи мне, какая была луна в ту ночь, когда я родилась.

Леди Маргарет пошатнулась, неверной рукой нашарила стул и тяжело опустилась на него. Итак, катастрофа, которую обещала полная луна и о приближении которой она догадалась, свершилась, но это оказалось совсем не то, чего она ожидала. Все было гораздо хуже. Чарити узнала, что на ней лежит проклятие.

Их немилосердно трясло на разъезженной лондонской дороге, крупные придорожные гостиницы были переполнены, но Рейн почти не замечал всего этого. Его душили гнев и боль, и он никак не мог разобраться в своих чувствах к Чарити, которая неожиданно отвергла его. Кроме того, его тревожило, что по прибытии в Лондон он найдет свои дела в полном беспорядке.

Рейн поехал прямо к своему дому на фешенебельной Сент-Джордж-сквер. И к крыльцу имел несчастье подъехать именно в тот момент, когда гости его соседки, графини Суинфорд, выходили из соседнего дома. Он натянул вожжи, и забрызганная грязью двуколка остановилась возле кованой ограды его дома, выстроенного в палладианском стиле.

Почтенная графиня прожила с ним бок о бок три года. И за все это время царственная дама ни разу не удосужилась нанести ему визит вежливости, равно как и принять его самого, что не мешало ей, впрочем, принимать у себя буквально весь Лондон едва ли не каждое утро. И вот теперь гости неприступной соседки получили возможность вдоволь полюбоваться на его жалкий экипаж и наемных кляч, на его мятый сюртук, весь в зеленых пятнах травы, отросшие волосы и нечищеные сапоги. Когда он выбирался из двуколки, а потом, опираясь на трость, ковылял к крыльцу, ему казалось, что сам воздух гудит от пересудов о нем.

Миновав деревца в кадках и цветочные клумбы, украшавшие маленький садик перед парадной дверью его дома, он поднялся по ступеням элегантного крыльца к колоннам полупортика и остановился на верхней ступени перед белыми входными дверями, ожидая, что они отворятся перед ним.

Но двери не отворились: видимо, и старший лакей, и дворецкий отлучились со своих постов. И вот он на глазах всего высшего света стоял на ступенях собственного крыльца перед закрытой дверью, как незваный гость, как жалкий проситель! Лицо его побагровело, раненая ягодица разболелась. Гнев закипел в нем. Наконец он, умирая от унижения, схватил дверную ручку, открыл дверь сам и влетел внутрь, думая только об одном: ну и устроит он сейчас выволочку кое-кому!

Он захлопнул за собой массивную дверь, в раздражении грохнув ею, и замер. Прямо перед ним высилась гора саквояжей и ящиков. Вся его просторная, с потолком-куполом передняя, с изогнутой лестницей красного дерева и хрустальной люстрой, была забита чьим-то багажом. Ошеломленный, он сделал несколько шагов, едва не споткнулся о небольшой кожаный саквояж, валявшийся на отшибе, и тут услышал громкий, скандальный и стремительно приближающийся голос.

В следующую секунду в переднюю ворвалась коренастая, грозного вида старуха в сером шелковом платье, с красной, как кирпич, физиономией. Старуха немилосердно орала на Эверсби, дворецкого, который бежал с ней ноздря в ноздрю. Брокуэй, старший лакей, и Эдвард, младший лакей, молча таращили глаза из дверей. Рейн набычился.

Леди Кэтрин Остин, вдовствующая виконтесса Оксли, обернулась к внуку, одарила его свирепым взглядом и изволила приказать:

— Вели своему болвану, чтоб немедленно отнес мой багаж наверх. Не целый же день ему в передней валяться!

— Ваше сиятельство! — Эверсби метнулся к хозяину, но замер на полдороге, приметив его расхристанный наряд и трость, служившую подпоркой. — С вами все в порядке, ваше сиятельство? Мы получили ваше письмо и ждали вас не ранее чем через неделю…

— Мое выздоровление пошло быстрее, чем ожидалось. И я решил вернуться домой пораньше. — Рейн рад был нелепому разговору с дворецким: это давало возможность справиться с шоком, в который поверг его неожиданный приезд его царственной бабушки. Непросто было переварить тот факт, что бабушка решила-таки удостоить визитом его скромное жилище.