Однако греки не бросили свой замысел на произвол судьбы. Тысячи человек собрались на берегу Золотого Рога, демонстрируя враждебность по отношению к пришельцам с Запада. Многие из них сели на оставшиеся лодки и открыли огонь по венецианцам, пытавшимся оттащить пламенеющие суда. [488] Многие из крестоносцев были ранены, и вся ночь прошла в борьбе за спасение драгоценного флота.

В основном лагере не утихала тревога. Часть воинов опасалась, что нападение на море послужит лишь прелюдией к сухопутному наступлению. Крестоносцы начали вооружаться и седлать коней. Шум с Золотого Рога и темнота не дали возможности сформировать четкое боевое построение, а потому на равнину перед лагерем вылилась сравнительно аморфная масса крестоносцев, чтобы отразить угрозу нападения со стороны греков. Когда рассвело, оказалось, что был уничтожен только один пизанский корабль, что можно считать выдающимся достижением венецианских мореходов и доказательством их высокого мастерства. Они прекрасно сознавали важность своих действий. Виллардуэн писал: « Той ночью над всеми нависла ужасная опасность. Если бы наш флот сгорел, мы потеряли бы все, лишившись возможности уйти как по суше, так и по морю». [489]

Неясно, кто из греков предложил идею зажигательных кораблей. Несмотря на холодный прием последних посольств, участие Алексея в столь явно враждебном действии кажется маловероятным. Скорее нападение было разработано партией, склонной к уничтожению крестоносцев, показывая таким образом ослабление авторитета молодого императора. Однако крестоносцам политические нюансы казались малозначительным. С их точки зрения, вся вина лежала на самом Алексее. Виллардуэн насмешливо замечал: «Вот так Алексей решил отплатить за службу, которую мы ему сослужили». [490] Мнение об императоре испортилось, и неприязнь к грекам стала настолько сильной, что прежние теплые отношения казались ушедшими в прошлое.

В начале 1204 года Мурзуфл перешел к действиям против крестоносцев. «Devastatio Constantinopolitana»отмечает, что 7 января из города выехал греческий конный отряд, направившийся к западной армии. Навстречу ему вышел маркграф Монферратский, который разбил отряд наголову, убил или взял в плен нескольких представителей византийской знати, потеряв при этом двух рыцарей и одного оруженосца. Никита Хониат описывает то же происшествие, подчеркивая при этом, что Мурзуфл был единственным представителем византийской знати, дерзнувшим нарушить запрет Алексея на подобные действия. Неудивительно, что его отвага принесла народную популярность — хотя среди битвы лошадь Мурзуфла поскользнулась и пала на колени. Она могла придавить всадника, и, захвати или убей его крестоносцы, византийцы были бы уничтожены полностью. К счастью для Мурзуфла, несколько молодых лучников оценили положение и быстро направились на помощь своему руководителю, дав ему возможность спастись. [491]

Пока всадники бились неподалеку от Влахернского дворца, венецианцы вывели свои корабли и курсировали по Золотому Рогу, грозно проходя мимо стен, выходящих на Мраморное море. Они осматривали береговую линию и захватывали все, что могли. Сухопутные и морские силы крестоносцев снова действовали в тесном сотрудничестве, и греки ничего не могли противопоставить их объединенным усилиям.

Отбив византийцев, в качестве кары за нападение крестоносцы предприняли рейд по окрестностям лагеря, отстоявшим от него на два дня пути. Подобные опустошительные экспедиции были весьма нередким явлением в Западной Европе. Их целью было нанесение максимального ущерба землям противника и захват всевозможных трофеев, будь то пленники, стада или ценности. Отряды не вступали в настоящие сражения — они служили для того, чтобы разрушить экономику и сломить настрой противника, показав злополучным жертвам, что их покровитель не может достойно защитить их. В «Devastatio Constantinopolitana»высказывается предположение, что эти действия послужили последней каплей для тех, кто питал неприязнь к бывшим союзникам Алексея. В городе возникло стремление избавиться от человека, по милости которого стены Константинополя были окружены варварами. [492]

Вряд ли именно опустошительная экспедиция спровоцировала убийство Алексея — но, вероятно, она привела к окончательному неприятию его правления. Никита Хониат пишет, что 25 января 1204 года толпа, «словно кипящий котел, готовый выплеснуть ненависть к императорам», собралась у Святой Софии и заставила синод, собрание епископов и духовенства, избрать нового правителя. С них довольно было смотрящего на Запад Алексея. Поскольку Исаак все больше терял рассудок и не мог служить серьезным претендентом, народ хотел получить императора по своему выбору.

Никита Хониат присутствовал на собрании в качестве видного сановника и признанного оратора и описал проклинающую Алексея толпу, требовавшую назвать имя его преемника. Однако Никита и его товарищи проявили большую дальновидность. Они понимали, что такое действие снова воссоединит Алексея и крестоносцев, и опасались, что уроженцы Запада используют военную силу для защиты своего ставленника. Синод и духовенство долго уходили от решения в надежде, что настойчивость толпы спадет, но их ждало разочарование. Никита прослезился, провидя грядущие бедствия. Из рядов византийской знати выдвигалось одно имя за другим, но ни один не был признан достойным. Наконец после трехдневного обсуждения синод и народ остановились на кандидатуре некого Николая Каннавоса — злополучного молодого человека, который против его воли и был провозглашен императором 27 января. [493]

Алексей пришел в смятение, узнав о появлении еще одного императора. Теперь, когда у оппозиции появился номинальный лидер, он опасался военного переворота и, как и предвидел Никита Хониат, снова обратился к крестоносцам в поисках помощи. Несмотря на неприязнь между греческим населением и крестоносцами, император и уроженцы Запада все еще могли найти точки соприкосновения в противостоянии огромной возбужденной толпе жителей Константинополя, уже ненавидящей и Алексея, и крестоносцев. Алексей просил крестоносцев изгнать Каннавоса. В обмен, как сообщается в написанном в мае 1204 года письме Балдуина Фландрского, он передавал крестоносцам весь Влахернский дворец как гарантию выполнения своих обещаний. Передача императорской резиденции была поразительным жестом, показывающим всю степень отчаяния Алексея. Для попытки умиротворения своих неприятелей он избрал в качестве посланца Мурзуфла, и тот доставил предложение в лагерь крестоносцев. Хотя большинство рыцарей относились к Алексею пренебрежительно, они понимали, что, нуждаясь в них, он будет по-прежнему снабжать армию продовольствием. Кроме того, он мог возместить моральный и финансовый долг крестоносцам с гораздо большей вероятностью, чем любой другой византийский император. По этим причинам, а также из-за уверенности, что напористый антизападный режим может добиться успеха, было решено оказать просимую помощь.

27 января Бонифаций Монферратский направился в город к Алексею, чтобы обсудить дальнейшие действия. По описанию Балдуина Фландрского, император высмеял маркграфа и отказался выполнить собственные обещания. Такой поворот событий кажется маловероятным, учитывая, что предложение исходило от Алексея, который должен был понимать, что выполнение обещаний было необходимым для получения помощи крестоносцев. Балдуин, возможно, намекает на характер Алексея. Никита Хониат дает более реалистическое описание этой важной встречи, в ходе которой было решено, что крестоносцы должны вступить в императорский дворец, чтобы изгнать Каннавоса и избравшую его чернь. [494]