– Н-да, – наставительно исторгнул Уэймарш из своих ледяных глубин, – не всем же быть из Бостона. Чем же он так любопытен?

– Пожалуй, именно этим! Но, а если серьезно, – всем, – добавил Стрезер. – Да вы и сами увидите, когда познакомитесь!

– Я вовсе не жажду с ним знакомиться, – сердито буркнул Уэймарш. – Почему он не едет домой?

– Наверное, потому, что ему здесь нравится, – помолчав, ответил Стрезер.

Этого Уэймарш, видимо, уже не мог вынести.

– Ему должно быть стыдно за себя! А вы… раз уж признаетесь, что одного с ним мнения, так лучше бы за него не прятались.

И на этот раз Стрезер ответил не сразу.

– Пожалуй, я действительно того же мнения, но пока еще в этом не признаюсь. У меня нет полной уверенности… речь идет о вещах, которые мне надо для себя выяснить. А что до молодого человека, то он мне понравился, а когда люди нравятся… Впрочем, не это имеет значение. – Он словно внутренне собрался. – Да и спору нет, мне и самому нужно, чтобы вы меня пробрали и разбили в пух и прах.

Тут Уэймарш принялся за очередное блюдо, которое оказалось не тем, какое только что у него на глазах поставили на стол двум англичанкам, и это на время заняло его воображение. Однако оно вдруг прорвалось в иную, менее суровую область.

– Ну а квартира сама хороша?

– Восхитительна. Сплошь уставлена прекрасными и ценными вещицами. – И Стрезер мысленно туда вернулся. – Художнику, особенно небольшому…

На дальнейшее у него не хватило слов. Однако его сотрапезник, видимо теперь вновь обретший твердую точку зрения, потребовал продолжения:

– То есть?

– То есть лучше этого жизнь дать не может. К тому же эти вещи оставлены на его попечение.

– Н-да. Значит, он в караульщиках у вашей разлюбезной пары? Неужели лучше этого жизнь предоставить не может? – осведомился Уэймарш. И затем, поскольку Стрезер не отвечал и, видимо, все еще был погружен в воспоминания, продолжал: – А он знает, кто она такая?

– Не знаю. Не спрашивал. Не мог. Это было исключено. Вы тоже не спросили бы. Да мне и не хотелось. И вам бы тоже, – на одном дыхании проговорил Стрезер, оправдываясь. – Здесь вообще не спрашивают, кто что о ком знает.

– В таком случае, зачем вы сюда приехали?

– Ну, чтобы увидеть все самому, не прибегая к их помощи.

– Тогда к чему вам моя?

– О, – засмеялся Стрезер. – Вы не принадлежите к ним! И я знаю, что знаете вы.

Однако под жестким взглядом Уэймарша, вызванным последним утверждением, – а у него были основания усомниться в справедливости подобного вывода, – Стрезер почувствовал шаткость своих оправданий. И был еще более сражен, когда Уэймарш вдруг сказал:

– Послушайте, Стрезер. Бросьте это.

Наш друг улыбнулся собственным сомнениям.

– Вы имеете в виду мой тон?

– Нет. Бог с ним, с вашим тоном. Я имею в виду ваши попытки вмешаться в чужую жизнь. Бросьте это дело. Предоставьте им самим вариться в собственном соку. Вам дали поручение, для которого вы не годитесь. Кто же пользуется частым гребнем, когда надо чистить коня?

– А я – частый гребень? – рассмеялся Стрезер. – Вот уж никогда бы так себя не назвал!

– Тем не менее именно гребень. Правда, вы уже не такой молодой, каким были прежде, но зубы сохранили.

Стрезер отдал должное юмору друга:

– Поостерегитесь, как бы я не вонзил их в вас! Мои друзья из Вулета вам бы понравились, Уэймарш, – заявил он, – непременно понравились бы. И уверен, – это было не совсем кстати, и Стрезер придал своим словам неожиданную и чрезвычайную силу, – вы им тоже понравились бы.

– О, только не надо их напускать на меня, – взмолился Уэймарш.

Стрезер все еще медлил, держа руки в карманах.

– Чэда надо вернуть домой – это совершенно необходимо, как я уже сказал.

– Для кого необходимо? Для вас?

– Да, – вдруг сказал Стрезер.

– Потому что, заполучив его, вы получите миссис Ньюсем?

Стрезер не отвел глаза:

– Да.

– А если нет, то и ее не получите?

Вопросы были все беспощаднее, но он не стал уклоняться от ответа.

– Думается, это скажется на наших взаимопониманиях. Чэд крайне нужен – или вполне может оказаться крайне нужным – в фирме.

– А фирма крайне нужна мужу его матери?

– Как вам сказать. Я, естественно, хочу того, чего хочет моя будущая жена. А наше дело выиграет, если у нас будет там свой человек.

– Иными словами, если у вас будет там свой человек, вы – вы лично – женитесь на еще больших деньгах. Ведь она, как я вас понял, и без того богата и станет еще богаче, если удастся расширить дело, пустив по путям, которые вы наметили.

– Не я их намечал, – мгновенно возразил Стрезер. – Мистер Ньюсем – а он превосходно знал, как вести производство, – наметил их десять лет назад.

– Вот как! – взмахнул своей шевелюрой Уэймарш, давая понять, что это не имеет значения. – Во всяком случае, вы яростный поборник расширения.

Секунду-другую его приятель молча взвешивал справедливость подобного обвинения.

– По-моему, «яростный» ко мне вряд ли применимо, коль скоро я с такой готовностью клюю на возможность и опасность оказаться под воздействием чувств, противостоящих желаниям миссис Ньюсем.

Уэймарш долго и серьезно мысленно рассматривал этот довод.

– Да, так. Вы и сами боитесь, как бы вас не обработали. Но это ничего не меняет, – добавил он, – вы, Стрезер, ненадежный человек.

– О, – поспешно запротестовал Стрезер.

– Да, ненадежный. Вот вы просите меня о помощи – пробуждаете к себе интерес, а потом пренебрегаете моими советами. Вы говорите, что вам нужно, чтобы вас распушили в пух и прах…

– Не все так просто! Разве вы не видите, – перебил его Стрезер, – в чем, как я уже объяснил, мой интерес. Мой интерес в том, чтобы не дать себя обработать. Если я поддамся – плакала моя женитьба. Если я провалю задание, я и тут провалюсь, а провалюсь тут, провалюсь во всем – останусь на бобах.

Уэймарш с полным вниманием его выслушал.

– Какая вам разница, на чем или с чем вы останетесь, если останетесь замаранным?

– Благодарствуйте, – наконец вымолвил Стрезер. – А вы не думаете, что ее мнение об этом…

– Могло бы меня удовлетворить? Нет.

Они снова смерили друг друга долгим взглядом, и, отводя глаза, Стрезер снова рассмеялся:

– Вы несправедливы к ней. Вы плохо ее знаете. Спокойной ночи.

На следующее утро Стрезер завтракал в обществе мистера Билхема и Уэймарша, который по странной непоследовательности пожелал разделить с ними компанию. В одиннадцатом часу он, к удивлению своего приятеля, вдруг дал знать, что, так уж и быть, готов к нему присоединиться, после чего они отправились вместе, шагая в некотором отдалении друг от друга, что было даже чересчур, на бульвар Мальзерб – пара, посвятившая день знакомству с неотразимыми чарами Парижа и глазеющая на них с неприкрытой откровенностью, как и все пары в ежедневной тысяче позорящих себя таким же образом туристов. Они шли не торопясь, глядели по сторонам, любуясь то тем, то этим, и голова у каждого шла чуть-чуть кругом: уже многие годы Стрезер не знавал такого обилия свободного времени – целый мешок с золотом, из которого он беспрестанно черпал пригоршнями. Он был уверен, что и после их маленького пиршества с Билхемом его ждет еще несколько упоительных часов, которые он использует как пожелает. Ведение дел по спасению Чэда пока еще не требовало спешки, и он только утвердился в этом, когда полчаса спустя сидел в гостиной Чэда, пряча ноги под красным деревом, с мистером Билхемом по одну руку, его приятельницей по другую и Уэимаршем, восседавшим визави; в открытые потокам солнца окна, к которым вчера устремлялись крылья стрезеровского любопытства, вливался – мягко, невнятно, но уже несомненно неся нашему другу сладость, – неумолчный гул Парижа. Охватившие его тогда чувства принесли плоды даже быстрее, чем он успел их отведать, и сейчас Стрезер буквально ощущал, как переламывается его судьба. Вчера, стоя на улице, он никого и ничего не знал. Но разве теперь его взгляд, направленный окрест, не натыкался на преграду?