— У тебя ледяные ножки, — сказал он вдруг удивительно ласково. — Я погрею их.

Его руки были нежны; он ласково гладил ее ступни, лодыжки, бедра. Неужели он не будет с ней груб? Это было бы хорошо, только все равно скорей бы все кончилось.

Она ощутила напряжение, когда он прижался к ее лодыжкам губами. Он покрывал ее ноги поцелуями, опускаясь все ниже — к кончикам пальцев. Почувствовав, что он ласкает их языком, Мара задрожала от внезапно охватившего ее жара.

Лео поднял голову, любуясь ее обнаженным телом.

— Ах вот ты какая! Настоящая рыжая девчонка.

Он осыпал поцелуями ее ноги, поднимаясь теперь вверх. Он ласкал ее лодыжки, колени, бедра и, наконец, промежность. Мара ощущала, как пылает все ее тело. Но то была не страсть, а скорее стыд. Как могла она испытывать желание по отношению к мужчине, которого так глубоко презирала?

И тут же она застонала от охватившей ее сексуальной жажды; как ни силилась, она никак не могла ее преодолеть. Лео же делал все, чтобы она разгорелась как можно сильнее. Он жадно пожирал губами ее соски, ласкал их кошачьим шершавым языком, и Мара почувствовала, что противостоять желанию уже не в силах.

Наконец он поцеловал ее в губы, и… о, как отличался его поцелуй от поцелуев Йоло! Йоло целовал так, что только больно было губам, он не проникал в нее языком, не двигался вглубь жадно, повторяя каждым движением языка движения полового акта.

Ее кожа стала необыкновенно чувствительной, а тело, пылая, дрожало. Когда его ладонь коснулась нежной плоти между ее бедрами, Мара открылась ему навстречу.

— Ты девственница? — спросил он тихонько. Мара замотала головой, и он добавил: — Ну и хорошо.

Он попробовал пальцами влагу между ее бедрами, безошибочно найдя то тайное место, которое все мужчины так легко умели обнаруживать, — Мара не могла понять, как. Страсть, которой был охвачен Йоло той далекой ночью, была яростной, но это была страсть мальчишки. То же, что делал с ней Лео, было страстью мужчины. Уверенного в себе, опытного, знающего толк в таких делах. И она не остановила его. О Боже, она даже отвечала ему тем же!

Испугавшись вдруг, что он кончит раньше времени и лишит ее удовлетворения, в котором она так нуждалась, Мара слегка отстранилась от него, давая понять, чего ей хочется, и Лео рассмеялся своим резким язвительным смехом.

Когда он склонился над ней, нежно лаская языком и губами, Мара почувствовала, что умирает от сладостного удовольствия. Ощущения, дикие и страстные, охватили ее, и Мара что было сил прижалась к его губам. Поняв, что она готова, Лео вошел в нее. Его глаза были закрыты, рот искривлен в усмешке, лицо влажно от пота…

Медленно-медленно возвращалась Мара с небес на землю. Лео со вздохом упал на диван рядом с ней. Мара постепенно приходила в себя, и наслаждение сменилось стыдом. Как могло произойти, что человек, которого она почти ненавидела, доставил ей столько телесной радости? Неужели все дело в выпитом вине? А может, в ней самой имеется какой-то изъян? Вдруг она и есть та самая шлюха, о которых Мара столько слышала, и Лео был прав, обозвав ее еще в самом начале уличной девкой?

Лео молча лежал рядом, мокрый от пота, с горящими глазами. Мара встряхнула головой, встала. Лео усмехнулся, взглянув на нее:

— Ты тигрица, что ли? — Он коснулся пальцем царапин на шее. Неужели это она сделала? Черт знает что, она и впрямь на несколько минут совершенно потеряла контроль над собой! Мара протянула руку к своим вещам и начала одеваться. Лео не остановил ее. Он молча смотрел, как она быстро одевается, как натягивает чулки, застегивает ботинки.

Когда Мара обулась, Лео поднялся и подошел к ней. При мягком свете лампы его обнаженное тело блестело от пота, и Мара чувствовала, что ее кожа не менее влажна.

— Столько труда, и все понапрасну, — с ехидной улыбкой сказал Лео. — Придется тебе опять раздеваться. Я тебя еще не отпускал.

— Я ухожу, — сказала Мара, рывком направляясь к двери. — Я говорила, что отдамся тебе только один раз, и ты согласился.

— Я передумал. — Эти слова точно острый нож вонзились Маре в сердце. Она слишком поздно сообразила, что задела его самолюбие, собравшись уходить так быстро. — Почему бы тебе не допить вино? Может, оно приведет тебя в чувство и ты перестанешь совершать глупости: например, уходить, когда дело не окончено…

Тут Мара, державшаяся до сих пор очень сдержанно, совершенно потеряла над собой контроль. Она шваркнула об пол стакан с вином, крикнула: «Пошел к черту!» — и уже взялась за ручку двери…

Лео набросился на нее. Он кинул ее на диван и навалился сверху всей тяжестью своего мощного тела, заткнув ей рот ладонью, чтобы она не могла кричать. И как Мара ни сопротивлялась, вырваться ей не удавалось.

Если в первый раз он был с ней мягок и нежен, то теперь, казалось, главной его целью было сделать ей больно, унизить ее. Она попыталась впиться ногтями в его щеку, но он с такой силой вывернул ей руку, что Мара чуть не лишилась сознания. Он сорвал с нее одежду, резко раздвинул ей ноги и обрушился на нее.

Когда он взял ее, это было так резко и грубо, что у Мары на глаза навернулись слезы. Она пыталась бороться, сдаваться окончательно ей не позволяла гордость. Сквозь красный туман она увидела что-то — нет, кого-то — возникшего за спиной Лео. Раздался тихий звук, словно кто-то бросил на землю спелый лимон, и Лео беспомощно упал ей на грудь.

Мара хлопала ресницами, силясь понять, что произошло. Перед ней стоял Джоко; он улыбался своей саркастической улыбкой, означавшей «Весь мир сошел с ума — кроме меня». Джоко держал в руке трость с серебряным набалдашником.

— Кажется, я опоздал, — сказал он, глядя на неподвижное голое тело Лео. — Значит, я плохо рассчитал время.

Мара ошарашенно смотрела на него, не понимая, о чем он говорит. Дрожа, она выбралась из-под распростертого тела Лео.

— Он мертв? — испуганно спросила она.

Джоко пощупал пульс на шее Лео.

— Нет, только выведен из строя. Но у него здорово будет трещать башка, когда он очухается. Нам лучше при этом не присутствовать. Давай, собирай свои вещи и идем отсюда.

Мара подобрала с пола одежду. Джоко указал ей на дверь, и они вышли в ночь. В небе светил лишь тусклый юный месяц, но оказалось, Джоко видит в темноте не хуже кошки. Они шли по узенькой тропинке, которая наконец вывела их к маленькому деревянному автоприцепу.

— Это мой личный Уголок клоуна, — объяснил Джоко. — Заходи внутрь и одевайся. Я подожду здесь.

Мара прижимала к себе одежду, сама не понимая, почему она стесняется своей наготы сильнее при Джоко, чем при Лео.

— Моя блузка порвалась. И пуговицы потерялись.

— Об этом я позабочусь, но пока накинь что-нибудь на свое прекрасное тело, а то я умру от расстройства.

Мара зашла в прицеп. Все еще плохо привыкнув к темноте, она завернулась в висевший на стуле плед. У нее подкашивались ноги, и она поспешно села, стараясь не расплакаться. Когда вошел Джоко, она все еще сидела, закутавшись в плед.

— Ты говоришь, одежда порвалась? — спросил он, подбирая с пола юбку и блузку. — Ну-ка посмотрим, чем я могу помочь.

Хотя Джоко говорил очень спокойно, Мара понимала, что они оба в опасности. Она уже знала, какой Лео злобный и мстительный. Что он сделает с Джоко, если поймет, что именно тот его ударил?

— Если ты беспокоишься из-за Лео, то совершенно напрасно, — сказал Джоко. — Я сомневаюсь, чтобы он заметил, кто ему стукнул по кумполу. Даже если он что-то и заподозрит, то не станет ничего предпринимать — иначе ведь все узнают, что какой-то жалкий лилипут одержал над ним победу. Ты сама знаешь, что такое эта чертова цыганская гордость.

Мара удивленно посмотрела на него, не сразу поняв, что он имеет в виду.

— Лео цыган? — пробормотала она. — Не может быть.

— Точно тебе говорю. Причем марамай, насколько мне известно.

Мара вздрогнула. Если Лео цыган, это значит, что она переспала с мужчиной- марамай, и теперь она тоже нечистая…