Мистер Карвеллис повернулся ко мне:

— Это мой сын Пол.

Мужчина подошел к нам. Он был очень высокий, выше, чем Алексис. Один его глаз был прикрыт черной повязкой. Я вспомнила, что Майк говорил что-то о катастрофе. Рука была подвязана черной шелковой лентой. Это придавало ему драматический, даже театральный вид.

Но не от этого так сильно забилось мое сердце. Тот самый профиль: прямой нос, высокие скулы, четкие черты лица, будто кто-то одним росчерком нарисовал их пером на белом листе бумаги. Эти линии были мне так знакомы, что я могла начертить их пальцем в воздухе. Рот, такой твердый, но в то же время нежный изгиб губ, зеленовато-карие глаза.

Алексис. Мне казалось, что прошло несколько лет, и передо мной стоял повзрослевший Алексис. В этом человеке не было радости и очарования моего мужа, но он был так похож, что я чуть было не назвала его по имени.

— Здравствуйте, — сказал Пол. Его голос, низкий и теплый, отозвался во мне звоном колокольчиков, как эхо. Я его явно где-то уже слышала. Но это не был голос Алексиса. Он всегда говорил быстро и отрывисто.

— Здравствуйте. — Моя рука дрожала, и я с радостью села, чувствуя, что почти теряю сознание.

Пол подошел к Ники, чтобы пожать ему руку, а Леда села рядом со мной.

— Ваш сын очень красивый. Похож на Алексиса, — заявила она.

— Да, — глупо ответила я, пытаясь взять себя в руки.

Пол был копией Алексиса. И это было вполне объяснимо. Они были братьями, хотя и сводными. Но все же я была в шоке.

— Он много болеет. Я надеюсь, что солнце и тепло пойдут ему на пользу. — Я наконец собралась с мыслями.

— Конечно, вы правильно сделали, что привезли его сюда. Вы были раньше в Греции?

— Нет, я была только во Франции.

Я не могла не смотреть на Пола. Конечно, теперь я видела отличия. Он был выше, крепче, старше. Ему было тридцать или даже больше. У него был совсем другой характер.

Ники подошел ко мне и прижался к моим коленям. Так ему было спокойнее среди незнакомых людей. Я поймала на себе взгляд мистера Карвеллиса. Он как будто бы оценивал нас. Увидев, что я на него смотрю, он улыбнулся:

— Может быть, вы хотите освежиться перед обедом? Пол, нажми на кнопку, пожалуйста.

В ту же секунду вошла невысокая женщина, и мистер Карвеллис сказал ей что-то по-гречески. Потом обратился к нам:

— Дидо проводит вас в ваши комнаты. Она уже распаковала ваши чемоданы и вообще навела порядок. Ленч подадут в четверть первого.

Ники крепко держался за мою руку. Мы шли за Дидо по мраморной лестнице. После первого пролета ступеньки расходились на две стороны и поднимались к широкой галерее, опирающейся на мраморные колонны. Миновав галерею, мы подошли к двери, которая вела в огромную спальню в зелено-золотистых тонах. За ней располагалась небольшая комната для Ники и кремово-белая ванная.

Пока Ники мыл руки, я открыла чемодан и выложила расческу и зеркало на туалетный столик, украшенный росписью в тех же золотисто-зеленых тонах. Потом расчесала мягкие темные волосы сына и пошла в душ. А Ники начал обследовать наше новое жилище. Когда я вышла из ванной, он стоял посреди комнаты, такой маленький и растерянный. Мне захотелось опуститься на колени и крепко-крепко обнять его. Я с трудом сдержалась, боясь напугать мальчика. Не по годам взрослый, он все понимал. Мне не хотелось передавать ему чувства незащищенности и страха, которые не покидали меня с тех пор, как умер Алексис. Поэтому я просто подошла к сыну и поцеловала во влажный лоб:

— Правда, здесь здорово?

Вместо ответа он направился к низкой двуспальной кровати, украшенной у изголовья драпировкой из зеленого шелка в форме ракушки.

— Я хочу спать с тобой вот здесь, — заявил он. — Не в той комнате, — уточнил Ники, указывая на соседнюю дверь.

— Хорошо, малыш. Я тебе разрешаю. Хотя я уверена, что тебе понравится жить в своей собственной комнате. Я думаю, что Чарли тоже хотел бы.

Чарли был игрушечной обезьянкой, потрепанной и старой, но это был самый любимый и драгоценный друг Ники.

Он подошел к окну, которое переходило в балкон:

— Там большой сад! Пошли поиграем!

— Мы обязательно пойдем, но сначала пообедаем и отдохнем. — Я протянула ему руку. — Нам пора идти. Дедушка ждет.

Мы вышли в коридор. Куда идти: направо или налево? Огромное пространство, с одной стороны, давило на меня, с другой — дарило приятную прохладу.

Потом мы спустились на один пролет к широкой лестнице, ведущей в зал. Звуки шагов эхом отражались от стен.

Внезапно я остановилась и резко притянула Ники к себе. Он посмотрел на меня с недоумением.

В центре зала стоял Пол. Он пытался закурить, держа зажигалку в здоровой руке. Зажав наконец зажженную сигарету во рту, он обернулся, услышав звук шагов, и увидел нас.

На какое-то мгновение все замерли. Это напоминало картину, три неподвижные фигуры: Ники, переполненный любопытством, я, печальная и завороженная, и Пол, сосредоточенный и серьезный.

Он учтиво кивнул нам и сказал:

— Мой отец попросил дождаться вас и проводить в столовую.

— Спасибо, — как сквозь сон услышала я собственный голос.

— Сюда, пожалуйста.

В гулкой тишине мы прошли через арку в небольшую прихожую, открытые двери которой вели в столовую. Пол посторонился, и я с облегчением увидела улыбающегося мистера Карвеллиса, направляющегося к нам.

— Надеюсь, вы нашли все, что вам нужно. Садись сюда, Стейси. Леда, ты сядешь с Полом, а Ники со мной. Так нам будет удобно разговаривать.

На круглом столе, покрытом розовой скатертью, стояли розовые венецианские кубки. Огромный кувшин с белыми и алыми розами и пять стульев с изогнутыми спинками завершали композицию. Все было очаровательно, просто и в то же время роскошно. Слуга, который подавал нам раньше напитки, прислуживал и во время обеда, а мальчик в белом пиджаке помогал ему.

— Ты попробуешь нашу знаменитую «Рецину»? — спросил меня мистер Карвеллис. — Ты должна привыкнуть ко вкусу этого вина, если собираешься здесь жить.

Я пробормотала что-то в ответ, и он налил мне немного в бокал.

— Для начала я бы посоветовал тебе разбавить водой. Позволь мне. Ну как, Стейси?

Я попробовала вино, оно отдавало скипидаром, и я поморщилась.

Мистер Карвеллис улыбнулся и сказал:

— Ты привыкнешь. Это вино выдерживается в бочках, запечатанных сосновой смолой, и оно не похоже на другие напитки.

Он поднял свой стакан:

— Твое здоровье, Стейси. И здоровье моего внука Никоса. Мы рады, что вы с нами.

Леда подняла бокал, а Пол сжал свой. Ники улыбался, довольный, что пили за него. Взгляд Пола встретился с моим, и я опять вздрогнула.

Мы с Ники ели мало. Ники не привык к такой жирной и странной пище. Ему не понравилась долма, острое мясо, завернутое в виноградные листья и посыпанное яйцами, приправленными лимонным соусом. Он любил курицу, но я не могла заставить его съесть незнакомое блюдо из цыпленка, фаршированного рисом, мясом и какими-то орехами.

Мистер Карвеллис только качал головой:

— У него плохой аппетит. Неудивительно, что он такой маленький и худенький.

К счастью, Ники понравился десерт: миндально-медовый крем, посыпанный корицей и политый сахарной глазурью. Но это блюдо было очень жирным, и я не разрешила ему взять столько, сколько он хотел.

Что касается меня, то я не могла проглотить и кусочка в присутствии неулыбчивого загорелого человека, наблюдавшего за мной с противоположного конца стола, и была счастлива, Когда обед подошел к концу и подали ароматный кофе по-турецки. Теперь я могла вывести Ники из-за стола. Когда мы шли по коридору, я заметила, что Леда хромает. Она сказала, что слегка ударилась спиной, когда лодка перевернулась.

— Полу не повезло гораздо больше. Я не знаю, как искупить свою вину за причиненную ему боль и неудобства. Что мне сделать, Пол? Ты должен что-то потребовать взамен!

Пол взял ее руку в свою:

— Единственное, что я у тебя прошу, — это не ездить больше на «Тетис» с такой бешеной скоростью. И особенно одной. В следующий раз тебе может и не повезти. — Он неожиданно улыбнулся, блеснув белоснежными зубами, особенно заметными на темном лице. У меня перехватило дыхание. Он взглянул на Леду так же весело и тепло, как когда-то Алексис смотрел на меня.