Спускаясь с крутого холма, они зашли в кафе выпить кофе и перекусить. Там Филипп заговорил о Толботе.
— Он действительно настолько увлечен археологией? — спросил он.
Антония ответила не сразу.
— Думаю, да. Он считает это делом своей жизни.
— Ты, похоже, сомневаешься.
— С какой стати? Я же не знаю, что у него на уме.
— Я думал, знаешь. Малышка Клео увлечена им?
— Трудно сказать. Предполагается, что она почти помолвлена с Робертом, хотя это не мешает ей флиртовать со всеми подряд. Ее это забавляет.
— Значит, он приехал во Флоренцию увидеться с Клео. Так?
— Думаю, да.
— Или он последовал за тобой, Антония?
— Я последний человек, за кем он последует. Сейчас Толбот, по всей вероятности, где-то с Клео. Сомневаюсь, что он бродит по душным музеям.
— Ошибаешься. Он не в музее, но и не с Клео. Как раз сейчас он идет сюда.
Толбот помахал рукой, приветствуя их, и одним движением преодолел ступеньки, отделяющие его от маленькой террасы открытого кафе.
— Простите, что так задержался, — просто сказал он.
Антония только безмолвно и осуждающе взирала на крестного. Что за инсценировку он устроил?
Из извинений Толбота было ясно, что они с Филиппом заранее договорились о встрече. Но зачем? Филипп заказал еще кофе и пирожные. Антония вслушалась в разговор мужчин и, к своему удивлению, поняла, что Толбот с Филиппом ведут начатую, видимо, уже давно дискуссию о красотах Флоренции и ценах на недвижимость, необыкновенном вкусе золотых грибов и о том, что молодые женщины и девушки Сиены отличаются белокурыми волосами и утонченными чертами лица.
Наконец, Филипп поднялся.
— Надеюсь, ты простишь меня, Антония, но я обещал друзьям, они живут здесь неподалеку, что, когда окажусь в этих краях, позвоню им и мы вместе поужинаем. Не сомневаюсь, вы с Толботом найдете чем заняться. Можно прогуляться к реке, или, может, Толбот знает где-нибудь поблизости сельскую trattoria, где вы сможете отведать великолепные блюда, наслаждаясь тишиной и покоем.
Ее первым желанием было немедленно вернуться во Флоренцию и во что бы то ни стало избавиться от общества Толбота. Но во взгляде Толбота мелькнуло что-то такое… Казалось, он ждет, что она скажет: «Благодарю вас, но я лучше вернусь во Флоренцию».
Вместо этого Антония неуверенно улыбнулась:
— Похоже, Филипп переложил на вас обязанность развлекать меня, нравится вам это или нет. Но если у вас запланированы другие дела, пожалуйста, не отменяйте их. Я не обижусь.
Он откинулся на спинку стула.
— Ну почему ты такая колючая?
— Не думаю, что это правда, ведь я предоставляю вам отличный способ избежать незапланированного ужина.
— И предполагается, что мне нет нужды столь элегантно выкручиваться из ситуации?
— Ну, может, вас не привлекает перспектива ужинать в одиночестве в отеле, и даже моя компания лучше, чем ничего.
Он рассмеялся и покачал головой:
— Иногда мне кажется, я тебе абсолютно не нравлюсь, а иногда — что ты заставляешь себя терпеть мою особу. Что во мне такого отвратительного?
— Я никогда не говорила и не думала ничего подобного. Но вам бы не понравилось, начни я анализировать ваш характер и раскладывать по полочкам все, что в вас есть плохого и хорошего.
— Хочешь сказать, список моих недостатков получится слишком длинным?
— Нет. Список твоих добродетелей будет настолько коротким, что его не стоит даже упоминать. — Антония решилась перейти на «ты».
— Милосердие не относится к твоим добродетелям, Антония, — заметил Толбот. — А теперь пойдем. Не будем тратить время. По крайней мере, насладимся пейзажем по пути домой.
Пока они шли через густые оливковые рощи и виноградники мимо роскошных вилл, ее обида на Филиппа за его неуклюжую интригу и на Толбота, который отреагировал на нее столь холодно, прошла. Закатное солнце золотым сиянием заливало все вокруг, красно-коричневые крыши ярко вспыхивали в его последних лучах, а темная зелень кипарисов приобрела коричневый оттенок. Далекие горы Валломброзы окрасились в темно-багровый цвет, а долины, серо-зеленые или бледно-голубые, там и тут были словно проткнуты пунктирной линией колоколен или светлыми стенами вилл.
— О, если бы я только могла передать всю эту красоту! — пробормотала Антония, когда они с Толботом остановились, чтобы понаблюдать, как быстро сияние дня переходит в темно-фиолетовую ночь.
— Ты должна решить, рисовать пейзаж или снимать его на цветную пленку, — мягко заметил Толбот.
— Что за человек! — беззлобно возмутилась девушка. — Как ты можешь говорить это здесь, во Флоренции?
— Если ты в состоянии думать о чем-то земном, как еда, то мы могли бы поужинать в сельской trattoria, как и советовал мистер Кенфорд. Это недалеко.
— Какие вы оба предусмотрительные! Я начинаю думать, что весь сегодняшний вечер вами тщательно спланирован.
— И что в этом плохого?
— Ничего. — Она повернулась к Толботу и рассмеялась.
Наконец опустилась ночь. В темноте виднелись вспыхивающие волшебным огнем светлячки, и лишь мелодичные трели соловьев нарушали тишину.
Они шли по узким улицам, где нависающие карнизы старинных дворцов, казалось, вот-вот соприкоснутся друг с другом, сделав ночь совсем уж непроглядной. Массивные каменные гербы украшали ворота, за которыми слабо светились тускло освещенные внутренние дворики с коваными калитками и огромными железными фонарями.
— Мне кажется, эта часть Флоренции даже больше пропитана духом романтики, чем районы, расположенные на противоположном берегу, — негромко произнесла Антония.
— Южный берег имеет свой колорит, так же как левый берег Сены в Париже.
Антонию поразило, что его тон внезапно стал ледяным. «Это из-за того, что я неосторожно вспомнила о романтике? Надо быть повнимательней, или он вообразит, что я, подобно Клео, пытаюсь флиртовать с ним».
Антония молчала, пытаясь подыскать самую безобидную тему для разговора. Они оказались в тени деревьев, окружавших площадь Микеланджело, и Толбот вдруг схватил ее за руку, повернул к себе и крепко поцеловал в губы. Все произошло так быстро, будто ничего и не было.
— Я давно хотел это сделать, — пробормотал Толбот. — Мне показалось, что ты в романтическом настроении. Но видимо, я ошибся. Прости меня.
Они продолжили свой путь, и Антония попыталась привести в порядок свои чувства. Наконец она смогла выговорить:
— Я просто удивилась, вот и все.
— Бывают моменты, когда я становлюсь почти человеком, несмотря на то что Клео называет меня «зануда Друри». Что ж, давай забудем об этом.
— Конечно, — ответила Антония и тут же поняла, что совсем не хочет забывать.
Голова у нее шла кругом. А тут еще выяснилось, что Клео, оказывается, придумала для Толбота прозвище. Стал ли он занудой Друри из-за того, что не торопился отвечать на ее заигрывания?
Они дошли до Пьяцца Санто-Спирито. Толбот озабоченно посмотрел на нее:
— Ты устала? Хочешь, поедем домой на такси?
Она замялась. «Его гостиница располагается на этом берегу реки. Если Толбот посадит меня в такси, сможет продолжить испорченный было вечер более приятным образом».
— Я лучше прогуляюсь, — ответила Антония, понимая, что он не позволит ей возвращаться в отель одной.
Они зашли выпить кофе в открытое кафе на площади, прямо напротив фонтана, а потом перешли через Арно по мосту Санта-Тринита, прогулялись по улицам, залитым ярким светом, льющимся на мостовую из распахнутых окон, так разительно отличающихся от темных узких улочек на южном берегу. Говорили о том, какое впечатление произвела на каждого Флоренция, сравнивали одну церковь с другой, обсуждали фрески и скульптуры, рынки и галереи, словно простые туристы. Их отношения утратили дружеское тепло и гармонию, и Антония винила в этом себя: «Ну что мне стоило ответить на беспечный поцелуй так же непринужденно? Зачем вести себя так, словно никогда прежде не целовалась?»
Но она прекрасно знала ответ. В какой-то момент для нее стало слишком важно, чтобы Толбот одобрял все, что она делает. Антония не хотела, чтобы ее поцеловали, желая привести в хорошее настроение, лишь бы потом она торопилась на раскопки каждый раз, как он позовет. Девушка понимала, что хочет гораздо большего, но не желала, чтобы в ее душе жила хоть малейшая надежда.
