В конце недели Роберт сообщил, что договорился о выставке, и продиктовал Антонии адрес.

— Это будет в какой-то студии или где-то еще? — спросила обрадованная девушка.

— В студии, где выставляются картины, керамика и все такое. Твои рисунки будут выставляться по крайней мере неделю, возможно, даже две, но ты в любое время можешь прийти и посмотреть другие работы. Никогда не знаешь, кого там встретишь.

— Спасибо тебе большое, Роберт. Это так мило с твоей стороны… Я обязательно схожу и посмотрю.

— Завтра утром я еду в Рим, — отозвался Роберт, — надеюсь вернуться дня через три-четыре. — Он мягко рассмеялся. — Чужие планы ничего не значат для Клео и ее матери.

— Счастливо, Роберт. Удачной поездки.

Завтра будет суббота, а значит, благословенная передышка в занятиях до понедельника. Антония сгорала от нетерпения увидеть свои работы, впервые выставленные на всеобщее обозрение. Она отправилась по адресу, который дал Роберт, но, к великому разочарованию, обнаружила, что там только еще разбирают предыдущую экспозицию. Наказание за тщеславие, подумала девушка, выходя на улицу.

Лишенная возможности насладиться собственным триумфом, Антония решила провести остаток выходных, работая над картинами. Она установила мольберт в проеме высокого двустворчатого окна так, чтобы самой поместиться на балконе и еще иметь возможность сделать пару шагов в ту или другую сторону. Заметив очевидные недостатки в первой работе, девушка в сердцах отставила ее в сторону:

— Что за мазня! Неужели я так ничему и не научилась?

В глубине души она надеялась, что даже несколько недель, проведенных в Италии, научат ее более тонко чувствовать истинную красоту.

Когда Антония во второй раз наведалась в студию, то обнаружила, что картины других художников развешаны по стенам в узкой дальней комнате, а ее рисунков нигде не видно.

На своем хромающем итальянском Антония поинтересовалась, что же случилось с ее работами.

— Для них не было места, — объяснил пожилой смотритель. — Свет, вы понимаете?

Конечно, она понимала, что наилучшим образом освещаемые места должны были оставить для работ, выполненных в цвете. Наконец, девушка обнаружила рисунки, размещенные на экране в нише, где их вряд ли кто-нибудь мог увидеть.

Антония вздохнула. Нельзя ожидать чудес от первой же выставки, и, конечно, Роберт сделал все возможное. Она переходила от одной картины к другой, но разочарование мешало ей сконцентрироваться на стиле и технике, особенно учитывая тот факт, что большинство работ были абстрактными.

Она изучала копию полотна Перуджино, фрагмента его «Поклонения волхвов», как вдруг у нее над ухом раздался голос Толбота:

— Buon giorno [3], мисс Мид.

Антония поспешно обернулась:

— Не ожидала встретить вас здесь.

— А я предполагал, что застану вас. Роберт говорил, вы выставили свои рисунки. Где они?

— Их засунули в некое подобие шкафа, — прошептала девушка. — Я покажу вам.

— Мы это исправим, — пообещал Толбот, когда Антония провела его к нише.

Он вызвал владельца студии и на беглом, но неграмотном итальянском заявил, что экран необходимо перенести в более освещенное место.

— Он наверняка снова упрячет их сюда после нашего ухода, — заметила Антония.

— Возможно. Но все же я хотел бы увидеть их, не прибегая к помощи фонаря.

Она замерла в ожидании, пока он рассматривал рисунки.

— Полагаю, вы нарисовали их в Италии, — произнес он наконец. — Они ваши? Я имею в виду, вы не делали копий с художественных альбомов или работ других художников?

— О да, — быстро ответила Антония, слегка возмущенная тем, что он подумал, будто она проделала весь путь в Италию только для того, чтобы писать копии. Будто это нельзя делать в любой хорошей библиотеке.

— Гм-гм, — пробормотал он. — Простите, что вы скажете на то, чтобы пойти куда-нибудь и выпить со мной кофе… если, конечно, вы уже закончили свои дела здесь.

— Да, спасибо. Я увидела все, что могла.

Толбот предложил пойти в «Маргариту» или в какое-нибудь кафе на Корсо Ваннуччи, и Антония выбрала последнее. Они зашли в маленькое заведение за углом, где тент защищал посетителей от холодного ветра и приглушенного уличного шума.

— Сразу перейду к делу, — начал Толбот, когда официант, приняв заказ, удалился. — Мне могут понадобиться услуги художника. Естественно, в группе есть фотограф. Стефано, который также будет моим заместителем, первоклассный специалист. Но из личного опыта я знаю, что фотографу не всегда удается показать детали, свидетельствующие, что тот или иной экспонат действительно ценная находка.

— Я совершенно не разбираюсь в археологии, — призналась Антония.

— Это не важно, — довольно резко ответил он. — Если я попрошу вас изобразить, скажем, газовую плиту или кресло, вы ведь сможете сделать это достаточно точно?

— Думаю, да.

— Там будет кому оценить археологическую ценность. Вы бы смогли работать под началом Стефано, который бы в каждом отдельном случае решал, что лучше — фотографировать или рисовать.

Антония помолчала, обдумывая неожиданное предложение.

— Как долго вы собираетесь проводить раскопки в этой части Италии? — спросила она наконец.

— Большую часть лета.

— Не уверена, что смогу пробыть здесь так долго.

— Вы уже решили отправиться куда-то еще?

— Пока нет. Я вряд ли бы задержалась так долго в Перудже, если бы Роберт не уговорил меня пойти на курсы итальянского.

— Сколько они еще продлятся?

— Пять недель. Я посещаю подготовительные экспресс-курсы для иностранцев.

Повисла долгая пауза. Затем Толбот произнес:

— Кажется, вас не очень вдохновила идея поработать на раскопках?

— Она вдохновила бы меня гораздо сильнее, если бы я побольше знала о том, чем мне предстоит заниматься. В любом случае сначала я должна написать крестному и сообщить, что собираюсь пробыть здесь еще какое-то время.

— Конечно, — кивнул Толбот. — Вы сделаете это?

— Я подумаю, — улыбнулась она в ответ. — Мне выделено денежное содержание на целый год с тем, чтобы я могла заниматься живописью. Филиппу, моему крестному, может не понравиться, что я кидаюсь исполнять любую свою сиюминутную прихоть — сначала целыми днями учу итальянский, а потом бросаюсь в археологию.

Толбот рассмеялся:

— Впервые дело всей моей жизни назвали сиюминутной прихотью!

— О, я не имела в виду…

— Конечно нет. У каждого должны быть собственные ценности. Вы, наверное, думаете, что раскопки — это что-то вроде мальчишеских игр в песочные замки.

— Я ничего не собираюсь отвечать на это до тех пор, пока своими глазами не увижу, что происходит на площадке.

— Отлично. Мне, впрочем, симпатичны люди, которые не спешат связывать себя обещаниями, даже если это касается, как вы изволили выразиться, сиюминутных прихотей. — И он одарил ее дружелюбной и одновременно ироничной улыбкой.

Они прошли по Корсо до «балкона» в дальнем ее конце. Толбот оказался более знающим, чем она, и называл города, расположившиеся на вершинах окрестных холмов.

— Дерута, Беттона, а там ниже Ассизи. Кажется, что город лежит в долине, но на самом деле он расположен довольно высоко.

— Каждый город на вершине, — отозвалась Антония, — чтобы отражать врагов.

Расставшись с Толботом Друри, она вернулась в гостиницу и нашла там записку от Роберта с сообщением о его возвращении и предложением поужинать вечером в «Маргарите».

Она тщательно продумала свой наряд и решила надеть костюм бледно-желтого цвета, который оттенял ее темные волосы. Затем попробовала по-новому наложить макияж и, весьма довольная результатом, отправилась в «Маргариту».

Когда Роберт представлял Антонию своей тете миссис Норвуд и ее дочери Клео, она с трудом удержалась от возгласа удивления. Ей удалось придать своему лицу подобающее выражение, и она надеялась, что никто не заметил ее изумления. Клео, которую Антония представляла элегантным, утонченным созданием, в действительности оказалась невысокой блондинкой с длинными волосами. Нежно-розовая кожа, светлые волосы и зеленые глаза делали ее похожей на котенка.