— А почему бы вообще не забыть о работе на время? Компания "Метрополитен" очень довольна моей, вернее сказать, твоей работой, заключила новый долгосрочный контракт со мной и повысила жалованье. Так почему бы не воспользоваться этим и не устроить себе продолжительный отпуск? И даже не отправиться на том же "Валлийце" в очередной круиз, но уже под собственным именем?
— Ни за что. Видеть не желаю никого из этих людей! — Джейн налила себе еще чаю. — А что будет с Колином? Его обвинят и в смерти Гоутона?
— Боюсь, мы не сможем его ни в чем уже обвинить, — медленно произнес Том Берри. — теперь за преступления его будет судить суд Божий, а не людской.
И такими зловещими были эти слова, что Джейн поставила чашку на стол.
— Что с ним случилось?
— Я не сказал тебе раньше — боялся, расстроишься… Но Арри сообщил по телефону, — именно поэтому он и звонил, — что когда Уотермена везли в аэропорт, чтобы посадить на следующий за твоим рейс, он открыл дверцу машины и выпрыгнул. Сзади шла другая машина, и, — Том Берри развел руками, ― в одну секунду все было кончено.
Глаза Джейн наполнились слезами.
— А я рада, что ему не придется сидеть на скамье подсудимых, — произнесла она, не вытирая бежавших по щекам слез. — Это было бы ужасно. Знаю, не должна ему сочувствовать, но…
— Ты не сочувствуешь, родная, ты жалеешь, и невозможно тебя порицать. — Отец взял трубку и сунул в рот. — Иди отдыхать, Джейн. Выспись как следует, и выбрось все из головы.
Джейн поднялась.
— Клер будет довольна, что все так кончилось. Судебное разбирательство могло создать вокруг ее имени ненужную шумиху, особенно если бы ее вызвали в качестве свидетеля.
— Вызвали бы непременно, и ей чертовски повезло, если бы не обвинили, как соучастницу. Хотя подобные женщины всегда с легкостью выходят из таких затруднительных положений. Ты назвала бы это удачей.
Выходя из комнаты, Джейн все повторяла последние слова. Неужели удача еще соединит Клер со Стефеном? Об это страшно было даже подумать, со вздохом Джейн сняла платье и надела халатик: просто нейлоновый из магазина готового платья, а не как тогда — из натурального шелка от лучшего кутюрье.
— Но здесь я счастливее, — громко произнесла она. — Куда счастливее!
Джейн решила, что нет смысла сломя голову бросаться к Фрэнку Престону. О ее возвращении он еще ничего не знал, и лучше было подождать, пока улягутся разговоры вокруг смерти Колина Уотермена. Однако главной причиной такого решения было то, что, не признаваясь даже самой себе, она надеялась увидеть или услышать Стефена, и потому при каждом стуке в дверь или телефонном звонке сердце трепетало, как заячий хвостик, и готово было выпрыгнуть вон.
Прошла неделя, Стефен не подавал признаков жизни; как ни горько, но приходилось признать: он, похоже, и не собирался искать с нею встреч.
"Я, конечно, и не надеялась, что он меня по-прежнему любит, — размышляла Джейн как-то воскресным вечером, уже потеряв всякую надежду получить хоть какую-нибудь весточку, — но думала, у него хватит обыкновенной порядочности извиниться за свое поведение и слова, которыми он меня встретил у каюты Колина". — И уронила голову на руки: никогда ей не забыть этих унижающе жестоких поцелуев, грубых прикосновений рук!..
В понедельник с утра Джейн первым делом отправилась к Фрэнку Престону, и наивная надежда, что он, может быть, попытается уговорить ее не увольняться, развеялась, как дым, при первых же словах.
— Ну и нагоняй я получил от Дрейка! Да если б мне хоть на секунду пришла в голову мысль, что он тоже окажется на "Валлийце", ни за что не послал бы туда тебя.
— Я отправилась вовсе не оттого, что меня послали вы, — подчеркнула Джейн намеренно холодным гоном, — а только ради отца. И к вашим угрозам прогнать меня, это не имело никакого отношения.
— Я понял, как только распространились новости об Уотермене. Ты на редкость храбрая девушка.
— Благодарю, — Джейн изобразила улыбку. — Хорошо, что вы не просите рассказать всю историю своими словами.
Он издал угрюмый смешок.
— Лучше не напоминай, какую роскошную сенсацию, какой куш мы упустили. Могу лишь признаться, что намеревался пустить эту информацию на целый разворот и…
— Я ничего не стала бы писать, — поспешно прервала Джейн.
— Стала бы, к тому времени, как я разобрался бы с тобой! — Он крутнулся вместе со стулом. — Но Дрейк так точно о тебе выразился, что я не осмелился упомянуть твое имя в газете.
Джейн облизнула губы.
— Что… что вы хотите сказать?
Престон наклонился вперед.
— Уж не знаю, что между вами произошло, и не хочу знать. Но он недвусмысленно выразился, что не желает больше видеть тебя среди сотрудников "Стар". Потому-то твое желание уйти отсюда, меня и не удивило.
— Понятно. Когда Стефен… мистер Дрейк сообщил вам о своем решении?
— Мы получили телеграмму, когда он был в Афинах.
Удар был так силен, что Джейн замерла, не в силах пошевелиться. Вот так, все вопросы, целую неделю роившиеся в голове, получили ответы, завершившись унизительным и окончательным пониманием: Стефену до нее нет никакого дела, и извиняться, изображая любезность, он даже не собирался.
— Извини, что все так кончилось, — ворвался в мысли голос Фрэнка Престона. — Мне велели выдать тебе чек на полугодовое жалованье и…
— Не нужно, ничего не нужно.
Джейн поднялась и вышла, не говоря больше ни слова.
В тот же день она обратилась в рекламное агентство Фостера, где ей предложили работу агента, и попросила старого знакомого — журналиста свести ее с хозяином, самим Робертом Фостером, очень живым англо-американцем лет тридцати пяти. Похоже, не только ей, но и она ему понравилась с первого же взгляда, поскольку только личной симпатией можно объяснить то, что, невзирая на средние результаты тестирования, работа досталась все-таки ей.
Через неделю, когда Джейн уже освоилась в агентстве, Роберт Фостер позвал ее в кабинет и пригласил поужинать. Растерявшись поначалу, она представила, как придется поддерживать беседу, притворяться веселой, и это оказалось настолько невыносимо, что, даже страшась потерять работу, она все-таки ответила отказом.
Однако же судила о Фостере неправильно, ибо отказ он принял с улыбкой и отношения своего в дальнейшем не изменил. Наоборот, стал еще более дружелюбным и даже несколько раз приглашал участвовать в переговорах с клиентами попроще.
— У вас светлая голова и острый ум, — сказал Фостер как-то. — Единственное, чего не хватает, — так это опыта, но уже через пару месяцев, уверен, вы обгоните своих коллег на целую голову.
— К сожалению, меня это не очень-то волнует, — искренне призналась Джейн. — После журналистики такая работа кажется до жути скучной. Я хочу сказать, существует ведь определенный набор слов и выражений для описания сапожного или, там, бритвенного крема!
— Вы и сами знаете, что не совсем правы, — сухо отозвался Фостер. — Талант в нашем деле как раз и заключается в том, чтобы вовремя заметить разницу и объявить о ней, суметь об одном и том же сказать совершенно по-разному. Кроме того, на вас у меня несколько иные виды, но здесь нужно проявить терпение!
Работы было выше головы, хотя случались и минуты безделья, когда возвращались мучительные мысли о Стефене. Невзирая на все старания выкинуть его из головы, Джейн все-таки не могла не думать, как он там, что делает… И полтора месяца спустя после возвращения в Англию, проходя как-то раз по Флит-стрит мимо возносящихся в небо башен "Морнинг стар", нашла взглядом на шестом этаже угловое окно его офиса.
"Идиотка, — с укором сказала себе, — ведь знаешь же, что он никогда не даст о себе знать. Так чего же еще надеешься?"
Не было никаких вестей и от Джейни Белтон, и, поскольку такое молчание могло означать только желание отделаться от ненужного знакомства, и не желая быть навязчивой, Джейн лишь приложила к ключу от шкатулки с драгоценностями коротенькую записку, в которой выражала надежду, что Динки Говард уже отослала ей эту шкатулку, а также всю одежду, которую она, Джейн, оставила уложенной в чемоданы в каюте. Ответа не последовало, если не считать стандартного уведомления от секретаря Седрика Белтона о том, что письмо вместе с содержимым получено адресатом.
