Что может побудить мужчину убить собственную жену? Ненависть, о чем однажды говорила Алана? Или другая женщина? Последнее казалось Пэкстону гораздо более вероятным.

Каковы могли быть намерения Гилберта? Может, ему хотелось убить Алану именно для того, чтобы жениться на ком-нибудь другом?

Скажем, на Гвенифер?

Насколько ему было известно, между Гвенифер и Гилбертом существовали теплые отношения. В то же время он сомневался, что Гвенифер была девственницей. Возможно ли, что у Гвенифер и Гилберта была связь? И что именно они вознамерились убить Алану? Что ж, это вполне возможно, подумал Пэкстон. Но одно дело предполагать, и совсем другое — доказать это.

Ведь догадка — не аргумент и тем более не доказательство. Если он попытается обвинить Гвенифер, та наверняка будет все отрицать. Без стройных доказательств Пэкстону не удастся показать, что она лжет. А, кроме того, припоминая их спор с Аланой относительно невинности Гвенифер, он мог быть уверен, что Алана займет сторону Гвенифер и будет утверждать, что между кузиной и ее бывшим супругом ничего, кроме дружеских отношений, не существовало.

Так Пэкстон пришел к тому, с чего начал. Глядя сейчас на догоравший костер, Пэкстон чувствовал, как в душе его растет отчаяние. Тут он заметил мужскую фигуру.

Человек явно направлялся к костру. Он остановился, вытащил кожаную фляжку, глотнул вина. Вытерев руказом губы, мужчина зашагал дальше, затем как подкошенный упал возле кострища. Человек вновь приложился и глотнул вика. Отняв флажку от губ, он покачал головой, затем удовлетворенно кивнул.

Вдруг Пэкстон услышал истошный крик. Он вновь посмотрел туда, где горел костер, и, тотчас же вскочив на ноги, ринулся к мужчине, на котором загорелась одежда.

Вместо того чтобы кинуться на землю и начать кататься, старясь таким образом сбить пламя, мужчина вертелся вокруг себя, оглашая окрестности жутким криком.

Многие выскочили из палаток и, поняв, что происходит, вновь скрывались в палатках и выбегали оттуда с одеялами в руках.

К тому времени, когда Пэкстон подбежал к бедолаге, человек превратился в живой факел. Понимая, что именно такую смерть Рис некогда уготовил ему, Пэкстон содрогнулся. Горевшего мужчину окатили водой из ведра, после чего Пэкстон выхватил из чьих-то рук одеяло, свалил беднягу на землю и погасил пламя. Вполне возможно, что уже слишком поздно. Пэкстон чуть не упал в обморок от запаха обожженной плоти. Затаив дыхание, он положил человека на сгашу. Вид обгоревшего был чудовищен. И вдруг Пэкстон сообразил, что знает этого человека. Полумертвые глаза, смотревшие снизу вверх, без сомнения, принадлежали сэру Годцарду. Он был мертв. Ему не придется больше страдать.

Пэкстон с головы до ног укрыл покойного одеялом. Затем поднялся. Хотя он не пожелал бы никому подобной смерти, Пэкстону казалось очевидным, что сэр Годдард получил причитавшееся ему сполна.

Повернувшись, Пэкстон зашагал к своей палатке. Ему так сейчас хотелось найти успокоение в объятиях Аланы!

Был полдень следующего дня. Алана стояла и слушала показания Мэдока, который отвечал на вопросы Генриха. Гвенифер находилась тут же. Отец Джевон и Сэр Грэхам тоже были в палатке. В нескольких футах от палатки находился Пэкстон.

Прошлой ночью, когда он отнес Алану на соломенную постель, у них все получилось бурно и стремительно. Оставив жену, он был уверен, что она заснула. Вернувшись в палатку, он чувствовал себя отвратительно, его била дрожь. До утра он так и не рассказал ей, свидетелем чего довелось ему быть и как именно погиб сэр Годдард.

Весь ужас увиденного Пэкстон держал в себе. Алане же он только сказал, что хочет ее. Теперь он старался быть нежным и внимательным. В ласках Пэкстона, в его горячих поцелуях чувствовалась такая страсть, что лучше всяких слов говорила о том, насколько он желает Алану. И тем не менее он так и не произнес тех слов, которые были столь необходимы Алане. Как ни грустно было ей сознавать, однако она решила, что этих слов она от него так никогда и не дождется.

Отбросив воспоминания, Алана услышала, как Генрих спросил у Мэдока:

— Твоя хозяйка и сэр Гилберт, — они ссорились?

— Случалось.

— И кто из них обычно начинал ссоры?

— Сэр Гилберт и начинал. Он по отношению к моей госпоже всегда держался холодно и всякий раз высказывал свое неудовольствие. Как бы она ни пыталась ублажить его, все ему было не так. У каждого человека есть свой предел. В какой-то момент нужно уметь и защищаться.

— Случалось ли тебе видеть, чтобы сэр Гилберт поднимал руку на свою жену?

— Да, однажды я был свидетелем подобного.

— Он что, ударил ее?

— Нет, — вынужден был признать Мэдок. — Он замахнулся было, но опустил руку и пошел прочь.

— Насколько я знаю, у них не было общих детей, так ведь? — спросил Генрих.

— Не было, — ответил Мэдок.

— Ты в курсе, они спали вместе?

— Ну, это очень личный, я бы сказал, вопрос, — нахмурив брови, сказал Мэдок.

— Я всего лишь хочу выяснить, не получалось ли так, что леди Алана отказывала мужу в его супружеских правах, — пояснил Генрих.

— Это касается только ее.

— И все же я хочу услышать ответ, — настаивал Генрих.

— Они спали на разных постелях, однако он очень часто приходил к ней. Много времени они не оставались вместе, но этого было вполне достаточно.

— А скажи мне, Мэдок, каково твое личное мнение о сэре Гилберте? Скажи, ты уважал этого человека?

— Я уважал бы его, если бы он лучше относился к моей госпоже. Однако он вел себя с ней чрезвычайно грубо. Очень трудно уважать человека, который так обращается со своей супругой.

Генрих сложил руки на груди и несколько раз пристукнул каблуками.

— А скажи-ка мне, как вообще ты относишься к нормандцам?

Алана в ужасе затаила дыхание.

— Я стараюсь никогда о них не думать, — ответил Мэдок.

— Ну, а все-таки, если ты думаешь о них, какие мысли возникают у тебя? — продолжал допытываться Генрих.

— В присутствии женщин не принято говорить о своих мыслях, — ответил Мэдок. — И лишь поэтому я воздержусь от этого.

— Ты говоришь как истинный уэльсец.

— Так ведь я и есть истинный уэльсец. И очень этим горжусь.

— Не могу не поверить, — сказал Генрих. — Расскажи-ка мне в таком случае о том дне, когда погиб сэр Гилберт Фитц Уильям.

— Несколько дней подряд лил сильный дождь, а в тот самый день вдруг прекратился. И сэр Гилберт попросил мою госпожу прогуляться с ним. Было еще ранее утро, когда они вышли за пределы замка. И с того момента я не видел мою госпожу вплоть до позднего вечера, когда сна прибежала одна, без мужа.

— Сказала ли она тебе о том, что именно произошло?

— Сказала, что сэр Гилберт столкнул ее в реку.

«Полуправда», — отметила мысленно Алана, помня, что в действительности сказала Мэдоку много больше, чем он счел возможным сейчас рассказать. Мэдок явно старался увильнуть от ответа.

— Она не сказала тебе, что убила его?

— Нет, — искренне ответил Мэдок.

— Кто убирал тело, когда его вытащили из воды?

— Моя госпожа и я сам.

— Стало быть, ты видел следы от ран?

— Да.

— А тогда, не сказала ли она тебе тогда, что убила его? — поинтересовался Генрих.

— Нет.

— А ты ее спрашивал?

— Нет.

— Кажется странным, что ты увидел на теле столько ран и даже не поинтересовался, откуда они взялись.

— Может, для вас это и странно. Моя главная обязанность — служить моей госпоже. А вовсе не расспрашивать ее. Этот подонок получил по заслугам за то, что пытался убить ее. Я помог омыть его тело, одел его и похоронил. Вот, собственно, как все было.

— Может быть и так, — сказал Герних. — А может быть и нет. Ладно, Мэдок, можешь пока отойти в сторону. Алана из Лланголлена, пожалуйста, подойди сюда.

Хотя Алана и старалась не подавать виду, внутри у нее все дрожало. Она подошла и присела в реверансе. После чего смело взглянула в глаза королю.

— О твоем признании я услышал от сэра Пэкстона. Насколько я понимаю, ты признаешься, что убила Гилберта Фитц Уильяма, моего рыцаря и вассала, при самозащите. Правильно ли я изложил?