Взволнованная, Алана встала со своего места. Она должна уйти, пусть всего лишь во двор замка — но уйти отсюда. На ватных ногах двинулась она к двери. Оказавшись на воздухе, она вдохнула полной грудью и попыталась взять себя в руки.

Дождь. Она уже чувствовала его приближение. И хотя сейчас она видела лишь высокие редкие облака, Алана знала, что приближается буря. И очень скоро она начнется, подумала Алана. Буре, что бушевала в душе женщины, стихия отвечала тем же.

Алана направилась к боковой калитке. Ноги сами несли ее туда, но голова была занята совершенно другими мыслями.

О, почему она не уехала отсюда, как только умер Гилберт! Что именно удерживало ее от подобного шага, уж не тот ли страшный секрет, который она поклялась хранить навеки?

Рис ведь говорил, что рискованно ей возвращаться домой. Но она тогда настояла на своем, думая, что только так сможет защитить своих родственников.

Эта земля, столь любезная сердцу Аланы, приносит ей горе, горе, одно только горе. А что касается соплеменников, то на сей раз их души были переполнены скорбью и неудовольствием от предпринятого ею шага. А Пэкстон, если бы только узнал правду о смерти друга, наверняка собственноручно убил бы ее.

Пусть это было малодушие, но никогда прежде Алана так не хотела покинуть замок, как в эту минуту.

О, если бы только она могла…

Алана резко остановилась, уставившись на боковую калитку. Уж не грезится ли ей? Или калитка и в самом деле распахнута настежь?

Она протерла глаза. Нет, все правильно: калитка открыта.

Оглянувшись по сторонам, Алана попыталась увидеть стражника. Вокруг никого не было. Пройдя несколько шагов, она выглянула наружу.

Там, в нескольких ярдах от калитки, стоял охранник. Его спина была обращена сейчас к Алане. Он мочился возле дерева.

Ее душа дрогнула. Ведь за калиткой сразу начиналось дорога к свободе. Будучи более не в состоянии противиться соблазну, Алана стремительно нырнула в лесную чащу.

Лишь одолев половину расстояния до берега реки, Алана почувствовала, что позади шелестят ветки. Затем неожиданно она услышала собственное имя, которое громко выкрикивал мужской голос. И голос этот, без сомнения, принадлежал… Пэкстону!

Алана не останавливаясь бежала по тропинке, не чуя под собой ног. Сердце отчаянно колотилось в самом, казалось, горле. Ужас при мысли, что Пэкстон может сейчас схватить ее, гнал Алану вперед.

— Алана, остановись!

Эти слова ей удалось расслышать, несмотря на оглушительные удары сердца. Пэкстон приближался, но Алана не сбавляла шаг. Она должна, непременно должна уйти от него.

Если поначалу мысли Аланы были бессвязны, сумбурны, то теперь она могла внятно сформулировать: главной причиной, заставившей ее покинуть замок, была уверенность в том, что новое замужество — это опять мышеловка, которая будет очень похожа на прежнюю.

Ведь так же как и Гилберт, Пэкстон совсем не любит ее. У них не может быть ни веселья, ни смеха, ни единства надежд и желаний, как это бывает в счастливых семьях. А вместо этого Алану ожидает молчание, вечная нерасположенность к ней мужа, который будет объявляться лишь тогда, когда ему нужно снять сексуальное напряжение.

Она физически больше не в состоянии выносить подобный ад. И не желает, и не будет!

Наконец Алана добралась до берега. Она даже не оборачивалась, чтобы выяснить, далеко ли Пэкстон. Перепрыгивая с валуна на валун, она стала переправляться через реку. Когда камней не осталось, она бросилась в неглубокую воду и вскоре уже поднималась на противоположный берег. Только тогда Алана оглянулась и увидела, что Пэкстон уже переплывает реку.

Боже праведный! Она не предполагала, что Пэкстон может оказаться так близко.

Подобрав юбки, она устремилась под деревья, надеясь встретить кого-нибудь из дозорных. Он бы проводил ее наикратчайшим путем к Рису.

Внезапно Алана поменяла направление, рассчитывая, что Пэкстон не догонит ее.

Правда, не догнав ее, Пэкстон вполне может собрать своих людей и отправиться к ее родственникам сжигать их дома, захватывать все ценное, что принадлежит тем, кто отважится оказать сопротивление.

Когда Алана продиралась через кустарник, у нее было ощущение, что сердце вот-вот выскочит. Она слышала, как продирался сквозь заросли Пэкстон. Он был все ближе и ближе.

Впереди между деревьями Алана увидела небольшой расчищенный участок леса. За этим участком начинался крутой холм. В нем, замаскированный камнями, находился вход в пещеру — узкая щель в толще сланца. Там Алана будет в безопасности, но прежде ей нужно выиграть время.

Алана выбежала на распаханный участок. Она бежала изо всех сил, понимая, что от скорости зависит ее жизнь. За спиной мощно стучали сапоги Пэкстона. Алана даже слышала, как скрипят его кожаные брюки.

— Черт тебя побери, Алана! — крикнул он. — Да остановись же ты наконец!

Она и не подозревала, что он такой проворный. Тем более что была с ним в лесу и обратила внимание на то, как неуверенно Пэкстон передвигался в чаще. Она явно недооценила его ловкость. Расстояние между ними все сокращалось. И вот она вдруг почувствовала, что его рука ухватила ее за платье.

— Не-е-ет!

Она кричала и пыталась вырваться, но Пэкстон сумел остановить ее. Алана упала на траву, усеянную лесными цветами. Пэкстон возвышался над ней.

— Черт бы тебя побрал, женщина! — гаркнул он и рывком перевернул ее на спину, после чего ступнями крепко сжал ее бедра. — Почему ты не остановилась, когда я кричал?

Глаза его метали громы и молнии, отчего Алана испугалась еще сильнее.

— Я не буду! — закричала она. — Не буду!!! Пэкстон нахмурился и одновременно смутился.

— Ты не будешь — что?

Алана сильно зажмурилась, и из глаз ее брызнули слезы. Она едва сдерживала рыдания.

— Я не буду жить, как жила с прежним мужем! Я не хочу опять испытывать все эти унижения! Я не буду, ты можешь это понять?

Он взял в ладони ее лицо, пытаясь несколько успокоить Алану. Затем приказал:

— Да посмотри же на меня, Алана! Она отказывалась подчиняться ему.

— Посмотри же, — настойчиво повторил он. — Ну, пожалуйста!

Именно это последнее слово и мягкий тон, каким оно было произнесено, возымели действие. Она открыла глаза. Его лицо было совсем рядом, и Алана не увидела ни прежнего жесткого выражения, ни злости. Вместо этого лицо Пэкстона выражало сильную озабоченность, беспокойство. Ничего не говоря, она смотрела на него.

— О каких унижениях ты говоришь? — спросил он.

— Не хочу чувствовать себя шлюхой… как если бы единственное, что у меня есть ценного для мужчины, — это мое тело.

— Вот, значит, что ты испытывала, когда была с Гилбертом! — сочувственно сказал он.

— Да. И никто не заставит меня испытать это снова. У Пэкстона заходили желваки.

— Гилберт был идиотом, Алана. Безмозглым и тщеславным идиотом. Я ведь уже говорил тебе, я совсем другой. Почему ты не желаешь поверить мне?

Глаза его излучали отчаяние и призывали к доверию, но Алана все еще колебалась.

— Говоришь, ты не такой, как он, а откуда я знаю? На заданный вопрос мог быть лишь один-единственный ответ. Пэкстон понял это и потому сказал:

— Я докажу тебе правоту своих слов. И уж тогда у тебя не останется никаких сомнений.

— Это все слова.

Пэкстон посмотрел на ее губы, мягкие и такие манящие. Желание ощутить вкус этих губ пришло так внезапно и было таким сильным, что он не мог сопротивляться.

— Да, — прошептал он. — Пока только слова.

И эти слова были произнесены так близко от нее, что Алана даже чувствовала на лице его горячее дыхание. Губы ее так сильно притягивали, что сопротивляться не было больше сил.

— Поцелуй меня, Алана, и ты поймешь.

Не раздумывая больше, Пэкстон стал целовать нервные, такие живые губы женщины. Она попыталась было что-то произнести, но Пэкстон на сей раз решил во что бы то ни стало добиться ответа на свой поцелуй.

Он нежно прикусил ее нижнюю губу, затем прикусил еще и еще, после чего его горячий язык двинулся уже однажды проторенной дорожкой, дразня и околдовывая. Он хотел заставить Алану забыть эгоизм Гилберта и те грустные моменты, которые живы были в ее памяти. Он хотел дать Алане радость, полноту жизни — то есть все то, что и обещал.