Хельстайн вежливо улыбнулся.

— Благодарю, конечно, за комплимент, однако, как мне кажется, вы излишне драматизируете ситуацию, Каллаган. Если обстоятельства позволяют, я обычно предпочитаю решать возникающие вопросы без приложения грубой силы.

— Несомненно, — буркнула Ларри, стянув камзол и придирчиво оценивая состояние пострадавшего от хватки наемника воротника. — Но поскольку понятие о позволительности обстоятельств у тебя весьма специфическое, непередаваемые ощущения присутствующим, как правило, гарантированы. Честное слово, Лис, чтобы я еще хоть когда‑нибудь… — она тяжело вздохнула, обреченно махнула рукой и переключила внимание на откровенно ухмыляющегося Дьюина. — Кстати, Каллаган, к вопросу о небесах. Если еще раз попытаешься тягать меня за шкирку, как щенка, отправишься туда прямой дорогой. Это первое и последнее предупреждение. Второго уже не будет.

— Лады, — неожиданно покладисто согласился наемник. — В следующий раз оставлю подыхать на месте. Лучше уж совсем без мага идти, чем с идиотом.

В другое время и при других обстоятельствах Ларри, скорее всего, взбеленилась бы, услышав подобную дерзость, но сейчас на поганое самочувствие магички накладывалось не менее поганое осознание того, что в чем‑то Дьюин прав и что даже без его вмешательства она не успела бы закончить создание первого барьера до нападения твари. Однако не благодарить же Каллагана за спасение… Насупившись, Ларри притворилась, что полностью поглощена сведением брызг грязи с рукава камзола.

***

Убедившись, что продолжать выяснение отношений магичка не намерена, Хельстайн заявил о намерении продолжить путь. Возражений в целом не последовало, только Дьюин предложил для начала попытаться все же отыскать лошадей. Долго, впрочем, искать не пришлось. Следы обезумевших от страха животных вывели к трясине и там затерялись. Все, что удалось обнаружить путешественникам, это два сброшенных, перепачканных в грязи, но уцелевших арчимака с провиантом и окровавленный клок шкуры, шерсть которой лишь местами сохранила изначальный серый цвет. В принадлежности находки трудно было ошибиться.

— Бедняга Рошан… — сдавленно произнесла Ларри, упрямо мотнула головой и продолжила уже окрепшим голосом. — Что ж, значит, дальше все‑таки придется идти пешком.

— Ну, зато хоть что‑то из жратвы осталось, — заметил Дьюин, по зрелом размышлении решив, что коней, конечно, жалко, но могло бы быть и хуже. — Во всяком случае, не придется твоих зайцев в расход пускать.

— Не пришлось бы в любом случае, — тускло ответила магичка. — Преображенные животные несъедобны. Вне зависимости от того, что по этому поводу думают обитатели местных болот.

Следующие несколько часов пути прошли в полном молчании. Вновь возглавившая отряд Ларри с мрачным упорством продиралась через бурелом, ориентируясь на постепенно крепнущую магию путевой вехи — той, что уводила все дальше и дальше от тракта. Местность медленно, но верно шла на подъем и становилась суше. Туман редел, распадаясь на отдельные волокна, все более настырно жмущиеся к земле. Редел и сам лес, хотя — что странно — освещенности окрестностям это никак не прибавляло. Проломившись же через кустарник и выбравшись на заросшую кипреем прогалину, путешественники и вовсе остановились, удивленно глядя ввысь, где на блекло–сапфировом бархате вечернего неба остро мерцали холодные искры звезд.

— А не рановато ли? — озвучила общую мысль Ларри. — Сейчас же часов шесть, не больше.

Монметон порылся в карманах, достал часы–луковицу, отщелкнул крышку и озадаченно подтвердил:

— Четверть седьмого.

— И что это тогда за дьявольщина? — подозрительно поинтересовался Дьюин, для верности ткнув пальцем вверх.

— Вероятно, свидетельство того, что мы приближаемся к цели, — отозвался Хельстайн. — По–моему, нынешний пейзаж вполне подходит под определение места, где не бывает ни дня, ни ночи.

— Полагаешь, нам все‑таки удалось добраться до Полых Холмов? — спросила Ларри, и в ее глазах вместо ожидаемого предвкушения зажегся недобрый огонек.

— Не хотелось бы делать выводов раньше времени, — честно ответил академик, — но, если брать в расчет то же самое небо, то приметы совпадают. Конечно, для подтверждения версии стоило бы еще денек–другой подождать… Но, если судить по текущему моменту, то я не вижу на небе ни солнца, ни луны, которая, между прочим, должна была сегодня немногим перевалить за половину диска и взойти без четверти семь пополудни — иными словами, еще до наступления сумерек. Никаких признаков заката или восхода светила, кстати, тоже не наблюдается. И… еще одно «кстати». Ларри, ты, помнится, не так давно предполагала, что подобная аномалия может быть вызвана остатками магического купола, развернутого над поселениями. Каким будет твое мнение теперь?

Магичка помедлила пару мгновений, вслушиваясь в собственные ощущения, а затем бросила злой взгляд на небо, где холодные алмазные искорки, словно издеваясь, образовывали чуждые взгляду узоры. Этого просто не могло происходить на северных границах Мерлена, и все же это происходило именно здесь. Ларри еще немного помялась, а затем ответила откровенно, как и рассчитывал Хельстайн:

— Купола нет. Здесь вообще не имеется никакой магии, кроме вехи там, впереди. И — предугадывая следующий вопрос — нет, я не знаю, что в таком случае творится с небом.

Хельстайн кивнул так, словно и не ожидал ничего иного.

— И что будем делать дальше? — поинтересовался Монметон, когда молчание начало затягиваться. — Продолжим путь?

— Не знаю, кто как, — отозвалась Ларри, — а лично я полагаю, что на сегодня острых ощущений уже хватит, и гаргуйлю под хвост раннее время. Место для стоянки тут не самое худшее, так почему бы просто не посидеть у костра и не подождать чего‑нибудь? Например, восхода какого‑нибудь блудного светила.

Несмотря на неприкрытый сарказм магички, предложение было признано здравым, и на ночлег отряд устроился на прогалине, обнесенной барьером еще тщательнее, чем предыдущие стоянки. Впрочем, ночлегом назвать это можно было только с превеликим трудом, поскольку за проведенное на прогалине время небо так и не изменило цвет, ни потемнев, ни посветлев ни на каплю. В итоге в без четверти четыре утра — так, во всяком случае, утверждали часы Монметона — отряд продолжил путь сквозь все тот же начинающий уже вызывать раздражение вечерний сумрак. Впрочем, именно это проклинаемое на все лады ограничение видимости в итоге и поспособствовала очередному открытию.

В тот момент путешественники огибали по краю глубокий овраг с крутыми, а местами и вовсе отвесными склонами и, насколько можно было разобрать с расстояния, заболоченным дном. Место выглядело столь непривлекательно, что наводить с ним более близкое знакомство ни у кого желания не возникло… во всяком случае, до тех пор, пока Монметон, очередной шаг которого оказался весьма неудачным, не исчез из вида, нелепо взмахнув руками и негромко вскрикнув. Раздавшийся вслед за этим треск явно свидетельствовал обо всех этапах неблизкого пути академика. О том, что вместе с Монметоном в не менее дальний путь отправилась и его сумка, в которой до сих пор покоились колбы с гремучим студнем, Дьюин и Ларри, очевидно, вспомнили одновременно — настолько согласованным оказалось их внезапное падение наземь. Впрочем, мгновения шли за мгновениями, но никакого взрыва не было, а затем к краю обрыва подошел Хельстайн и, лишь немного повысив голос, осведомился:

— Альберт, как вы там?

Монметон ответил не сразу, однако, когда он заговорил, в голосе его не было ничего, кроме исследовательского азарта.

— Неплохо, — крикнул он. — И, клянусь, мастер Ренеке, вы должны это видеть!

Поскольку ни на какие дополнительные вопросы первооткрыватель отвечать не спешил, спускаться все‑таки пришлось. Всем.

— Да что он там нашел‑то? — ворчала Ларри, аккуратно съезжая по склону и стараясь при этом поддерживать неустойчивое равновесие.

— Судя по воплю, что‑то значимое, — ответил Дьюин, решив, правда, не добавлять, что, судя по тому, каким тоном сама магичка не так давно звала их к поваленной вехе, значимое бывает для каждого своим.