— Ты хоть представляешь, каким должен быть перепад температур, чтобы вызвать такие вихри? — на всякий случай поинтересовалась Ларри. — И почему этот перепад только в пределах дороги действует? Магия, как пить дать, магия. Только вот структуру пока уловить не могу, хотя по мере приближения слабые проблески начинают возникать. То ли ее не сумели полностью укрыть от посторонних глаз, то ли даже не пытались.

— Во всяком случае, мы движемся в сторону эпицентра, — немного не в тему, но уже более оптимистично заявил профессор. — Думаю, скоро все прояснится.

— Угу, — скептически отозвался Дьюин, поглубже надвигая на глаза капюшон плаща. — Как бы только не пожалеть об этой ясности.

Некоторое время наемник помолчал, но затем любопытство, видимо, все же одержало над ним верх, потому что в итоге он снова заговорил:

— А как они там эти холмы проветривают хоть? Окошко, что ли, открывают?

— Нет, — оживился Монметон. — Технология несколько иная. Если верить легендам, каждую ночь холм, под которым обитает малый народец, поднимается на четырех столбах–опорах, являя взгляду скрывающиеся в недрах богатства, а в предрассветный час вновь возвращается в свое изначальное положение.

— Ага, — подтвердила Ларри. — Причем, судя по направлению сквозняков, при возвращении на место холм забирает обратно всю выдутую пыль, чтобы добро не пропадало.

— К дьяволу пыль, — с чувством сказал наемник. — Давайте‑ка лучше про богатства поподробнее. Что там в этих недрах найти‑то можно полезного и легко вывозимого?

— Так ведь никто точно не знает, — включился в разговор Хельстайн. — Поскольку нет никаких задокументированных свидетельств от людей, побывавших в Полых Холмах и вернувшихся из них, все описания их обустройства, увы, следует отнести к области фантазий.

— А из какой же области фантазии тогда вы сами выудили свою карту? — хмуро осведомился Дьюин.

— Ну, то, что никто не бывал в Полых Холмах, еще не означает, что никто до них не доходил, — начал было Монметон и, осекшись, вопросительно покосился на Хельстайна, как бы испрашивая у того разрешения продолжить. Однако светило мерленской науки, видимо, что‑то быстро прикинув в уме, решил продолжить повествование сам.

— Альберт совершенно прав, — кивнул он. — Существует одно свидетельство, которое нам не так давно посчастливилось отыскать. Теперь, вдали от посторонних ушей, думаю, можно говорить о нем более свободно.

— Да уж, самое время, как ни глянь, — хмыкнул Дьюин, однако насторожился. Чем дьявол не шутит — вдруг в рассказе Хельстайна, несмотря на его предосторожности, все же промелькнет что‑нибудь полезное.

— Лис, кончал бы ты уже ходить вокруг да около, — с кислым выражением лица предложила Ларри. — Я так понимаю, ничего конкретного в твоем драгоценном свидетельстве все равно не было, иначе ты давно уже довел бы нас до места с закрытыми глазами.

— Ничего конкретного, полагаешь? — с видом оскорбленной добродетели переспросил Хельстайн. — То есть, воспоминаний самого императора Максимилиана тебе не достаточно, и нужно что‑то более основательное?

— Император Максимилиан? — недоверчиво повторила магичка. — Ну да, теперь вспоминаю, ты что‑то говорил про него в связи с трактом. Только чем нам может помочь какая‑нибудь хвалебная императорская ода самому себе, да еще полутора вековой давности?

— Как ни странно, особой похвальбы там не просматривается, — заявил Хельстайн, задумчиво глядя на огонь. — Складывается впечатление, что император был весьма здравомыслящим человеком, хотя сейчас и принято критиковать период его правления. Поэтому лично я вполне склонен доверять исходящим от него сведениям, в том числе и о походе к Полым Холмам.

— Ладно–ладно, — проворчала Ларри, не склонная спорить с профессором из‑за такой — с ее точки зрения — ерунды. — И что же этот твой правдивый император рассказывал про Полые Холмы?

Хельстайн немного помолчал, словно собираясь с мыслями, и заговорил:

— События, о которых пойдет речь, относятся к периоду заключения Максимилианом перемирия с вескурийским шейхом Сулейманом Хромым. Война за веру изжила себя и превратилась в войну за земли еще лет за двадцать до восшествия Максимилиана на престол. А к двести семьдесят третьему году правления династии Гарлингов было уже ясно, что удерживать ранее завоеванные северные вескурийские провинции в составе империи не имеет смысла, поскольку это предвещает лишь дополнительные расходы для и без того опустевшей казны, а чтобы добраться до более южных и богатых областей, у Мерлена не хватит зубов. Поразмыслив, император счел за лучшее отступить, предоставив успевшим закрепиться на чужой территории рыцарским орденам самим выкручиваться из сложившейся ситуации. Решение, несомненно, было здравым, хотя вызвало множественные протесты — в основном среди церковников — и послужило поводом для первого и далеко не последнего предания Максимилиана анафеме.

— Лис, умоляю, не отвлекайся, — Ларри в открытую зевнула. — Если мне случайно понадобится лекция по истории, я, пожалуй, схожу на один из воскресных семинаров в вашей академии, а сейчас давай ближе к делу.

— Я не отвлекаюсь, — возмутился Хельстайн. — Я всего лишь кратко обрисовываю предысторию интересующих нас событий. Или, может, мне лучше будет вообще помолчать?

— Да чего уж там, продолжай, — примирительно сказала магичка, а Гарт согласно хмыкнул.

— Договорились, — подытожил Хельстайн. — Только тогда уж, не обессудьте, я сам буду выбирать способ повествования. Итак, решение Максимилиана о перемирии было, несомненно, мудрым, однако денег в казну не добавляло, и тогда вместо бесперспективного юга взгляд императора обратился на север. Здесь в официальных летописях начинается необъяснимая лакуна продолжительностью около пяти лет, заполненная позднейшими маловразумительными комментариями, однако повествование самого императора проясняет загадку. В то время Полые Холмы были несколько большим, нежели смутное местечковое поверье. Собственно говоря, это название относилось ко всей северо–западной части Вестминского кантона.

— Включая тот клоповник, из которого мы пустились в дорогу? — вдруг уточнил Гарт.

— Именно. Впрочем, полагаю, что никаких клоповников тогда еще не существовало. Несмотря на то, что официально Полые Холмы являлись частью Мерлена, места здесь были не обжитые. Во всяком случае, не обжитые людьми.

— О, а вот это уже интереснее, — тут же среагировала Ларри. — То есть, людей здесь не было, но кто‑то все же обитал? Малый народец?

Хельстайн кивнул.

— Предполагаю, что да, хотя сам Максимилиан их называет сидами, либо народом холмов. Причем никаких уточнений, хотя записи явно рассчитывались на стороннего читателя, не следует — видимо, когда создавался документ, названия эти и без того были у всех на слуху. Как бы то ни было, сочтя обитателей Полых Холмов более легкой добычей, нежели вескурийцев, сразу по возвращении в Мерлен император Максимилиан двинул войска на север. Поначалу казалось, что судьба благоволит его замыслу. Первые отряды сидов, встреченные на границах владений короля Ши, были разбиты наголову практически без потерь со стороны имперцев, однако дальше началось нечто странное. По словам императора, против них восстала сама земля Полых Холмов. Ничто уже не являлось тем, чем казалось на первый взгляд. Деревья оживали, во внезапно сгущающемся тумане бесследно исчезали люди, вместо безобидной полянки, где вечером на твердой земле располагался на ночлег отряд бойцов, к утру вполне могли образоваться непролазные топи. Единственным, что оставалось более–менее постоянным в этом изменчивом месте, была дорога, тракт, уводящий в глубины Полых Холмов. Но даже он не гарантировал безопасности тех, кто шел по нему.

— И все‑таки Максимилиан пошел дальше, верно? — заметила Ларри. — Императоры порой бывают весьма упорны, в особенности когда есть возможность расплачиваться чужими жизнями вместо своей.

— Да, — подтвердил Хельстайн. — Максимилиан, несмотря ни на что, продолжил путь и, в конце концов, достиг долины, в которой располагалось подземное поселение сидов, Далеко не такое большое, как ожидали имперцы. Да и само место оказалось странным — по словам императора, там не было ни ночи, ни дня.