— Белла!

Собака замолчала.

Бланк шел напрямик к мужчине.

— Отдайте грибы.

Мужчине было чуть за сорок. Сейчас он казался растерянным.

Бланк протянул руку:

— Рюкзак!

Собака опять принялась лаять.

— Лежать! — скомандовал Бланк.

Она тут же легла.

— Белые грибы не охраняются, — запротестовал охотник, передавая рюкзак.

Бланк открыл его. Оттуда пахло свежими боровиками. Они были завязаны в носовой платок. Бланк вынул узелок и разложил на земле.

— Ваш охотничий билет! — потребовал он повелительным тоном.

Охотник трясущимися пальцами достал билет из куртки и протянул Бланку. Билет был совсем новеньким. Выдан на имя д-ра юридических наук Лоренцо Бруннера.

Бланк вернул испуганному коллеге документ и рюкзак.

— Благодарю, — произнес тот. — И что теперь?

— Следуйте за мной.

Мужчина усердно старался не отставать от Бланка, когда они шли через густой ельник. Белла крутилась вокруг да около.

— Сожалею, если я нарушил что-то по неведению. Я и в самом деле думал, что…

Они дошли до края скалы. Бланк остановился первым. Внизу простиралась долина. По ней были разбросаны деревеньки. Вокруг них возникали новые поселения, сохранявшие стиль старых крестьянских домов.

— Видите? — спросил Бланк.

— Что?

Бланк саданул по рюкзаку. Мужчина сорвался с криком и провалился в тишину.

Снизу донесся треск ломающихся сучьев и шум перекатывающихся камней, которые грузный охотник увлек за собой при падении.

Белла то смотрела вниз и махала хвостом, то поднимала морду в сторону Бланка и тогда лаяла.

— Лежать! — приказал ей Бланк.

Собака повиновалась. Бланк вернулся к тому месту, где он остановил охотника, и поднял с земли платок с грибами.

Добравшись до лагеря, Бланк залез в палатку и стал ждать, когда наступит чувство вины.

Угрызения совести, как всегда, атаковали его в три приема. Началось с того, что он не желал признавать содеянного. Пытался убедить себя в том, что ничего этого просто-напросто не было. Но каждый раз, едва ему удавалось вытеснить из сознания реальность события, оно возвращалось к нему снова и снова. Как дурное наваждение.

Затем наступил черед критического разбора. Он вновь и вновь мучительно проигрывал детали: одежду охотника, которая выглядела так, будто д-р юридических наук Лоренцо Бруннер надел ее впервые, его старание делать все правильно, простодушие, с каким он дошел до самого края, послышавшееся в последнем крике удивление, собака Белла, которая, наверное, все еще ждет хозяина у пропасти.

И наконец, давящая депрессия. Бланк знал, что подлинная причина депрессии в нем самом, и надеялся, что постепенно к нему вернется осознание прежде усвоенной истины: нет ничего реального, кроме него самого.

На этой стадии, находясь в неопределенном состоянии — не то в полусне, не то бодрствуя, — Бланк предпочитал отлеживаться в спальном мешке и время от времени принуждал себя глотать воду и класть в рот кусочек пеммикана, чтобы хоть как-то поддерживать силы.

Как долго он пролежал вот так в этот раз, он и сам не мог сказать. Вдруг поблизости раздался какой-то шелест. Открыв глаза, он увидел орешниковую соню, которая грызла остатки пеммикана. Бланк поднял руку и хлопнул по земле. Мышь заметила движение и бросилась наутек, прямо под ладонь Бланка.

Бланк схватил ее за хвостик большим и указательным пальцами и выбросил из палатки. Но бросок оказался таким слабым, что трупик мышонка не пролетел и двух метров, оставшись лежать у входа.

В следующий раз Бланк открыл глаза, когда стояла ночь. Он тупо смотрел перед собой на потолок палатки.

Постепенно он стал различать в темноте швы. Снова закрыл глаза.

Его разбудил лай собаки. Возможно, искали Лоренцо Бруннера. Если они наткнутся на него, то плохо дело. А может, и к счастью.

Когда Бланк почувствовал, что терпеть стало невмочь, он вылез из палатки и на ощупь пробрался к отхожему месту. Забираясь с трудом в спальный мешок, он еще раз бросил взгляд на мертвого мышонка перед входом в палатку.

Закрыв глаза, прислушался к собачьему лаю. Лай приближался.

Полусонное забытье Бланка нарушило непонятное стрекотание, раздававшееся где-то совсем близко. Бланк приподнялся на локте и выглянул наружу. Звук шел от мертвой орешниковой сони. Ее тельце обнаружили два черных жука. Тот, что побольше, был около двух сантиметров в длину. У обоих по крылышкам шли светло-оранжевые полоски. Могильщики.

Жуки делали под мышью подкоп. А в небе в это время кружил вертолет.

Бланк смотрел и смотрел на неподвижное тельце мертвого мышонка и на старательных могильщиков, пока не стемнело. Потом он закрыл глаза и представил себя на месте мышонка, которого зарывают в землю черно-оранжевые жуки. С этими мыслями он и заснул. Утром мышь была уже наполовину в мягкой лесной земле. Бланк выпил немного воды, проглотил пеммикан и продолжил медитировать.

Он мышь. Он чувствует, как под ним возятся жуки. И еще холод от земли.

Он медленно погружался в почву, сквозь слой пахучих сухих хвойных иголок. Сквозь затхлый, пронизанный тонкими грибными корнями верхний слой. Затем сквозь черный перегной. Все глубже и глубже, пока не уткнулся в скалу.

Земля над ним сомкнулась. Он стал частью леса.

Бланк проснулся после полудня. Встал и тут же отметил, что ему полегчало. Тело немного оцепенело, но члены не казались налитыми свинцом.

Ему на ум пришел Лоренцо Бруннер. Сердце Бланка на секунду замерло, но он почувствовал, что самое худшее уже позади. Через несколько дней он совсем поправится. Скоро чувство вины оставит его в покое.

Но когда-нибудь это повторится. Кто-нибудь встанет у него на пути. Кто-нибудь отыщет его в этом убежище. Если, конечно, зима первой не выгонит его из долины, как голодного зверя.

Лес не вернет его в прежнее состояние. Он может лишь помочь ему мириться с тем, каким он стал. Если ему хочется стать прежним Бланком, рассчитывать следует только на себя самого.

Бланк поднялся. Место, где лежала орешниковая соня, было пусто. Кругом воцарилась поразительная тишина. Ни вертолета, ни собачьего лая.

Конец сентября — не лучший сезон для молодежной турбазы в черте города. В зимнем саду виллы, построенной на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий, два финских участника семинара инженеров-электронщиков из Высшей технической школы разыгрывали партию в настольный теннис. Постукивание шарика мешало одинокой, путешествующей дикарем туристке из Канады, которая в общественном помещении пристроилась писать письма. Хозяева турбазы скрылись за дверью с табличкой «Частное владение». Новых гостей сегодня не ожидалось.

Тем не менее около трех часов в дверь позвонили. Зами, хозяин, пошел открывать. На пороге стоял мужчина средних лет. Выглядел он примерно так же, как многие, путешествующие «с рюкзаками». Летом таких здесь немало перебывало: стройный, длинные волосы, едва обозначенная серыми штрихами бородка, изрядно поношенная спортивная одежда, рюкзак. И конечно, как большинство только прибывших, он хотел принять душ.

— У вас есть отдельный номер? — спросил новенький.

— Если тебе не помешают пять пустых кроватей в комнате, — ухмыльнулся Зами.

Мужчина записался под именем Вернера Майера. Зами не настаивал на предъявлении паспорта — к соотечественникам он относился весьма лояльно. Взяв с новенького девятнадцать франков за ночь, Зами выдал ему ключ от номера, ключ от парадной двери и листок с распорядком проживания на турбазе:

— Мне все равно, когда ты будешь возвращаться, лишь бы без скандалов.

Через короткое время он услышал, как Вернер Майер вышел из здания. К вечеру Майер вернулся с набитыми покупками фирменными пакетами дешевого универмага.

Вечером, когда хозяева уже спали, Майер второй раз вышел в город, в новых полуботинках, брюках, рубашке с галстуком и блейзере.