После нескольких больших глотков я прошла к столу, поставила сок и взглянула на отца:
— Я тоже об этом слышала.
Он намеренно громко зашуршал газетой, сложил ее и бросил на стол.
— У тебя неплохие связи.
Хоть его заявление и не совсем соответствовало истине, оно о многом говорило. Может, у отца, как и у дедушки, имеется собственный осведомитель среди вампиров?
— Не совсем так, — ответила я. — Я всего лишь охранник.
— Но охраняешь Дом, а не Салливана.
Проклятие! У него точно есть осведомитель. Ему многое известно. Но зачем ему понадобилось вникать в подробности? Потенциальные возможности для бизнеса? Собирается поразить своих партнеров высоким положением дочери-вампира?
Какими бы ни были причина или источник его сведений, отец разобрался в тонкостях.
— Да, Дом, — подтвердила я, стиснув картонную коробку. — Но я стала вампиром всего пару недель назад, мало чему успела научиться, и в списке доверенных лиц Салливана я, скорее всего, занимаю последнюю строчку. У меня нет никаких связей. — Мне вспомнились слова Этана. — И никакого политического капитала.
Голубые глаза отца, так похожие на мои собственные, надолго задержались на моем лице.
— В скором будущем семейный бизнес возглавит Роберт. Ему пригодится твоя поддержка среди вампиров. Ты по-прежнему осталась Мерит, и теперь ты член Дома Кадогана. Салливан к тебе прислушивается.
Это было для меня новостью.
— Ты неплохо стартовала. И я надеюсь, ты этим воспользуешься. — Он постучал пальцами по газете, словно хотел вбить в мою голову смысл своих слов. — Ты должна помогать своей семье.
Я удержалась от того, чтобы напомнить, как «поддержала» меня семья, когда я обнаружила, что стала вампиром. Мне пригрозили лишением наследства.
— Не уверена, что могу оказаться полезной тебе или Роберту, — ответила я. — Но я не собираюсь торговаться. Я буду выполнять работу стража, буду исполнять свой долг, поскольку поклялась в этом. Я не рада тому, что стала вампиром. Не я выбрала эту жизнь. Но теперь это моя жизнь, и я должна быть ее достойна. Я не намерена рисковать своим будущим и положением — как своим, так и Дома и его мастера — ради ваших мелких проектов.
Отец вспыхнул.
— Думаешь, Этан будет колебаться, чтобы использовать тебя, если представится такая возможность?
Я не чувствовала никакой уверенности в этом вопросе, но и разговаривать с отцом об Этане не собиралась. Я решительно посмотрела на Джошуа Мерита такими же голубыми глазами, как и у него.
— Это все, что ты хотел?
— Ты все еще остаешься Мерит.
«Но не только Мерит», — подумала я и не удержалась от легкой усмешки.
— Это все, что ты хотел? — спокойно повторила я.
У отца на щеке задергалась мышца, но он сдержался. Не говоря больше ни слова, не поздравив свою младшую дочь с днем рождения, он резко развернулся и вышел.
Хлопнула входная дверь, а я все еще стояла на том же месте, в пустой кухне, вцепившись пальцами в край стола. Мне очень хотелось догнать отца и потребовать, чтобы он наконец понял, кем я стала, и любил меня такой, какая я есть.
Я проглотила слезы и разжала пальцы.
То ли от ярости, то ли от горя, но я ощутила жажду крови. Отыскав в холодильнике пакет с кровью нулевой группы и положительного резуса, покачала его в руке и села на пол.
На этот раз не было никаких отрицательных эмоций. Появилось чувство насыщения, глубокого примитивного удовлетворения, так что я почти забыла о том, что вливаю в свое тело человеческую кровь. Не было ни опьянения, ни головокружения. Похоже, мое тело смирилось с тем, что едва начал принимать мой мозг, несмотря на все, что я говорила отцу, Этану и самой себе.
Я стала вампиром Кадогана.
Нет. Просто вампиром. Независимо от принадлежности к Дому, независимо от своего положения, несмотря на то, что я не брожу по ночам среди могил, что не умею летать (по крайней мере, я не думаю, что умею, — не пробовала), что не съеживаюсь при виде распятия, висевшего над зеркалом в ванной комнате. Несмотря на то, что я ем чеснок, отражаюсь в зеркале и могу кое-как пережить день, хотя чувствую себя не слишком бодро.
Да, я не такой вампир, каким его представляет Голливуд. Я сильно отличаюсь от этого образа. Я просто сильнее. Быстрее. Проворнее. У меня просто есть аллергия на солнечные лучи. И способность к регенерации. Мне нравится вкус гемоглобина. У меня появилось несколько новых друзей, новая работа, босс, которого я старательно избегаю, а моя кожа стала значительно бледнее. Я научилась держать меч, постигла азы боевых искусств, чудом избежала смерти и открыла для себя совершенно незнакомую сторону Города ветров. Я чувствую магию, ощущаю энергию, протекающую по туннелям, дублирующим речные протоки. Я могу мысленно слышать голос Этана, я видела магические разряды, испускаемые провинившимся волшебником, и, благодаря тому же волшебнику, лишилась своей лучшей подруги и соседки (так же как и жилья).
После всех этих изменений и потрясений что мне оставалось делать? Стать стражем Дома Кадогана, взять в руки оружие и защищать Дом, в верности которому я поклялась.
Я поднялась с пола, выбросила опустевший медицинский пакет, вытерла рукой губы и уставилась в непроглядную темень за кухонным окном.
Сегодня мой двадцать восьмой день рождения.
Я выгляжу на двадцать семь, и ни днем больше.
Намереваясь как следует воспользоваться своим выходным, я приняла душ, переоделась и закрылась в спальне. Там я уселась, в джинсах, поверх одеяла и открыла поэму Алджернона Суинберна «Тристрам из Лайонесса». Это произведение не входило в рамки моей диссертации, поскольку Суинберн написал свою версию «Тристана и Изольды» много позже интересовавшего меня Средневековья, но, несмотря на трагический конец, оно привлекало меня снова и снова. Я читала и перечитывала прелюдию, оду Суинберна, посвященную родству душ известных истории любовников, его оду самой любви:
…И каждый новый акт любви, и новая страсть
Обожествляют красоту и тело,
Зажигают тело духовным светом и огнем,
Который освещает жизнь ярче, чем луна в ночи;
Любовь — мирское воплощение человеческой души
И заключенный в теле дух, сокрытый у источника дыханья;
Любовь дает гармонию двум жизням;
Любовь есть кровь, текущая по венам времени.
Огонь. Свет. Кровь. Вены времени. Никогда еще эти слова не были полны такого глубокого смысла, как сейчас. Контекст определенно имеет огромное значение.
Я сидела и вчитывалась в текст, наслаждаясь метафорами, как вдруг в комнату кто-то постучал. Дверь открылась, и на пороге возникла Линдси.
— Так вот где таинственный страж Кадогана проводит свое свободное время?
Линдси пришла в джинсах и черной футболке, оба запястья обхватывали широкие кожаные напульсники, а светлые волосы были стянуты в конский хвост. Она вошла в комнату и осмотрелась:
— Насколько я понимаю, у кого-то сегодня день рождения.
Я закрыла книгу.
— А разве ты не работаешь этой ночью?
Линдси пожала плечами:
— Я поменялась с Джульеттой. Эта девчонка помешалась на оружии и даже спит с мечом. Она с радостью согласилась подежурить.
Я кивнула. За несколько дней знакомства у меня сложилось о ней такое же впечатление. На первый взгляд она казалась невинной девушкой, но всегда была готова к бою.
— Что привело тебя ко мне?
— Твой день рождения, подружка. Вечеринка ждет.
Я прищурилась:
— Какая вечеринка?
Она поманила меня пальцем и вышла в коридор. Мне стало любопытно. Отложив книгу, я погасила лампу, выбралась из постели и последовала за Линдси. Она бегом спустилась вниз, распахнула дверь гостиной, и я вмиг оказалась в дружеской компании. Меня встретила Мэллори, придерживаемая за талию Катчером. Джефф улыбался во весь рот и вертел в руках обернутую серебристой бумагой коробку.
Мэллори шагнула вперед и протянула ко мне руки:
— С днем рождения, наша маленькая вампирочка!